Капитан корабля, солидный седовласый мужчина, с мужественными чертами лица, вначале долго и терпеливо слушал не совсем логичный, ужасный пересказ комиссара, сдобренный многочисленными профессиональными вкраплениями, будто речь шла о последней главе захватывающего детективного романа. Потом долго стоял, удивленно моргая и усиленно размышляя, собираясь с мыслями. И, наконец, придя в себя, зашелся бесконечно долгой боцманской бранью, каковой славятся все первые лица на кораблях.

— Вы мне, уважаемый сеньор комиссар, обещали от имени правительства спокойствие и порядок на вверенном мне судне. Держать события под контролем. А что получилось? Побоище. Стрельба.

Многочисленные жертвы. Вы; представляете себе лица знатных дам, господ. Пассажиры запросятся на берег немедленно. Ведь это международный скандал для нашей фирмы: прямые убытки, исчисляемые миллионами. А меня на берег и под суд.

Но, профессионально холодный месье Боднар, никак не вникал в личные страхи капитана. Как можно спокойнее и убедительнее пояснял первому лицу.

— Сеньор капитан, искоренение террористических актов подобно этому не в компетенции служб корабля или отдельных ведомств, поэтому вы вне ответственности происшествия. Второе: развязка произошла ночью, в ресторане, во время шторма. Сами пассажиры ничего не видели и не слышали. Во время качки все находились в каютах. Трупы уже складированы в морге: описаны и приняты главврачом. Ресторан закрыт, приводится в порядок рабочей бригадой. Даже они не подозревают, что произошло в зале. Столы, стулья, пробитая обшивка помещения все меняется.

— Но, — опешил капитан, — вы же сказали, что это произошло только что.

— Правильно, — подтвердил и хитро улыбнулся француз, — я распорядился: и к пяти утра все будет в первоначальном порядке. Пассажиры останутся в неведении. Но, — здесь месье снова состроил задумчивое лицо, — разборки крупных банд никогда не были на совести капитанов океанских посудин.

Тем более, если крупномасштабную акцию проводят полицейские формирования. Они обязаны были проинформировать руководство вашей фирмы о готовящихся операциях. Но власти не удосужились сделать это.

Следовательно все лежит на совести полиции. О чем мы с вами напишем соответствующий рапорт.

— О-о, дорогой сеньор комиссар, если бы все так было, как вы толкуете сейчас. Поверьте мне и судьбам прочих капитанов. Тогда бы мы, капитаны больших и малых кораблей, доживали бы до пенсии, работая на суднах. А так: больше половины вынуждены сходить на берег именно из-за того, что все, при ком власть, все валят на добродушных и зависимых от всяких превратностей судьбы, капитанов. Шторм- капитан недостаточно компетентен. Баба рожает-капитан не тех врачей нанял и сам не прошел курсы акушерок. Отравление-капитан не обедает с пассажирами. Отвалился винт-где был растяпа капитан. Мыши, крысы, обезьяны, змеи, собаки — все на совести крайних капитанов. И все только из-за того, что какая-то часть людей любит море, рискует жизнью ради других. А другая, очень незначительная часть, ничего, никого не любит, не уважает и понимать не хочет-а наказать дай. Посадить за решетку-дай. Вплоть до расстрела требуют. А, если на судне убийства, да еще массовые, да еще какие-то мафиозные разборки-где находился капитан. Никак он содействовал организации всех этих противозаконных действий. Почему он не бегал с палкой, не разнимал зарвавшихся юнцов. Он же представитель не только фирмы, но и власти: он должен отвечать за судьбы людей. — Судьбы людей охранены и сохранены, сеньор капитан. Никто жаловаться не додумается.

И я думаю, — месье умело коснулся юридической стороны, — на этот раз и стрелы правосудия, и гнев фирмы обойдут вас. Я знаю, что и как отписать в министерство.

Капитан сокрушенно покачал головой.

— Сеньор комиссар, да меня снимут с корабля просто за невезение. И все. Мне укажут, что меня преследует злой рок. А рисковать во вред пассажирам фирма не имеет право.

— Сеньор капитан, пока еще ни одна посторонняя душа не знает о случившемся. Шторм еще продолжается. Вы прекрасно знаете, с утра и весь день основная масса пассажиров будет себя неважно чувствовать.

Даже приблизительные слухи могут просочиться только через сутки. В чем я абсолютно неуверен. А еще через несколько часов мы увидим маяк кейптаунского порта. Не правда ли?

— Что правда, то правда, сеньор комиссар. Мне нечего сказать, как только уповать на милость Всевышнего.

— Ну мы и сами ему поможем.

— А газеты? Туда ничего не проникнет? — в животном страхе интересовался капитан, видя в комиссаре довольно влиятельную фигуру представителя Всевышнего.

— Нет, нет, — успокоил твердо француз, — эти вещи проходят только через меня. Но никто ничего не видел и не слышал. Откуда быть досужим слухам. Мои сотрудники- кадровые офицеры. Ваши, думаю, тоже на вашей стороне. Никто же из них не желает лишиться работы. Я им это еще до вас довольно доходчиво объяснил.

— И то верно, — набожно скулил капитан.

— А мы в свою очередь, — теперь уже бодро итожил Боднар, — потихонечку запустим другие слухи: что мол происходили съемки, много дублировали. Здесь поле дезинформации очень обширно.

— Но фирма потребует счет за аренду.

— Не волнуйтесь. Есть один очень хороший и влиятельный человек. Он охотно заплатит.

— Это уже будет более похоже на правду, — успокоился, во всяком случае внешне, капитан. — Премного благодарен вам, сеньор комиссар.

— Нет, нет. Это вы меня извините. Все так неожиданно и ново. Я тоже первые минуты был ошарашен и пребывал в оцепенении. Но все уже в прошлом. У меня к вам другая, более бытовая просьба: у вас имеются резервные каюты. Получил ранение мой сотрудник. Я хотел бы поместить его так, чтобы об этом не знали посторонние глаза. И с корабля его вывезти на берег так, чтобы не дознались любопытные. Мне тогда сподручнее и свое министерство дезинформировать.

— О, комиссар, какие вопросы? Мой старпом выполнит все ваши пожелания. А насчет выгрузки я позабочусь лично. Поверьте мне, я знаю свой корабль и знаю, как контрабандисты пользуются выгрузкой. Ни одна таможня не пронюхает.

Шли последние сутки плавания. Все оставалось до странности спокойно, ненормально буднично. Рус про себя удивлялся: такая перестрелка, столько крови, разбитой мебели, а ресторан, когда он вошел, немного лишь изменил облик драпировки и зеркальности. Но оставался таким же уютным, чистым, как и был. Удивительно. Даже капитан ничем не проявлял свою озабоченность. Монах спустился на свою палубу, прошелся к пустой каюте, в которой раньше находился Сен.

Сейчас там пребывали двое сотрудников месье Боднара: присматривали за возможными изменениями на палубе. Последние события увели нить логики, Рус даже не представлял, что может плохого или хорошего произойти в ближайшие часы. Оставались опасными двое полицейских из «эскадрона» и еще несколько наци с наемниками плантаторов. Это все держало на взводе. Понесшие большие потери враги могли выкинуть любой подвох, нанести неожиданный удар. Обреченный зверь уже не думает о собственной жизни. И, когда в коридоре, очень роскошно одетая дама, сопровождаемая не менее респектабельным джентльменом, игриво помахала пальчиками, эти действия Рус принял с настороженностью и постарался учтиво откланяться, чтобы не провоцировать возможного противника. Но дородному джентльмену и сие не понравилось. Разнесся щедрый перегар из пьяной глотки. Наклонился к Русу и рявкнул: — Не сметь! Потом своей даме.

— Я тебе плачу и не флиртуй с кем попало! Повернулся к монаху с намерением продолжить нравоучительную тираду о взаимоотношениях полов, но судно накренилось, клиент пошатнулся, и Рус резким движением подправил ревнителя патриарших устоев по инерции дальше. А дальше оказалось очень далеко. Дама задорно засмеялась. Воздействие на тело партнера оказалось таким динамичным, что мужик пролетел до самого конца коридора. Растянулся во всю длину своего неуклюжего долговязого тела. Женщина мило всплеснула руками:

— А ты ничего. А он так мне надоел. Такой накрахмаленный. Совсем не мужчина: как баба. Заходи ко мне в каюту дорогой, я научу тебя всем прелестям красивой жизни.