Хан Хуа, облокотившись о высокую скалу, прощально любовался многоцветием зеленоватых бликов на неспокойных волнах большого океана.

Эта водная стихия близко напоминала ему далекий Китай. Райское благоухание предвечерней поры пьянящей бодростью опускалось на землю.

Легкий солоноватый ветерок еще продолжал настойчиво дуть с моря. Но скоро он сменится на ночной бриз, и уже сухой воздух материка будет поддерживать температурный режим земли. Хуа стоял на страже стоянки лагеря вместе с Сином и Ши. От земной идиллии и спокойствия, но более от окончания напряжения последних недель Хуа примлел, вспоминая родные горы. Син находился впереди шагов на сто, Ши еще немного дальше.

Син, двадцатипятилетний парень, не менее романтично любовался ласкающей гармонией вечерней зари. Отвесный живописный обрыв, у которого он, облокотившись стоял, был скалист, но не высок. Мелкие волны грузно дышащего океана неторопливо плескались о прибрежную гальку. Искрящаяся поверхность моря с бесчисленным количеством мерцающих звездочек начинала бледнеть и медленно сливаться с темнеющей синевой неба.

Неожиданно появившийся невдалеке силуэт в старинном самурайском облачении резко нарушил гармонию вселенского спокойствия в душе Сина.

Но, он остался стоять неподвижно, прислонившись плечом к скале. Его глаза начали настороженно ощупывать местность вокруг. Руки автоматически взвели затвор автомата. Вторая фигура следом также беззвучно приземлилась недалеко от первой. Третий силуэт, мощно вдавившийся в землю на широко расставленные ноги, заставил монаха выпустить бесшумную короткую очередь в песок перед застывшими фигурами. Они присели. Не могли видеть стрелявшего, который был скрыт от них небольшой складкой скалы.

Еще несколько фигур, похожих на первых, почти одновременно шлепнулись на широко расставленные ноги. Разошлись в стороны. Син по маленькой рации передал попискивающие сигналы Хуа и в лагерь. Он уже видел за приземлившимися фигурами Ши, который тоже стоял с автоматом, готовый стрелять в любую минуту. Син вышел из укрытия, показывая, что при первой же опасности может открыть огонь. Одна из фигур в старинном облачении самурая подняла руку. Прыгуны построились в ряд, поклонились. Та же фигура показала японский боевой меч «катана» и готовность сражаться на мечах. Син взял один патрон бросил к ногам пришельцев, показывая, что иного оружия не имеет. Самураи воткнули мечи в землю, показали на него. Син махнул рукой и показал, что выпускать оружие из рук не намерен.

Сзади подошел Хан Хуа. Хуа знал японский язык и довольно небрежно попросил японцев удалиться восвояси.

— Ты монах? — степенно, с вызовом в голосе спросил старший из самураев. — Ты должен принять наш вызов и сражаться на мечах.

— Я не мирянин. К самураям у меня нет никаких дел, — так же гордо и пренебрежительно ответил Хуа. — Если вы не можете найти себе достойное применение, идите с богом. Он направит ваши стопы в нужную сторону.

Здесь территория, запрещенная для посторонних, и вам, господа, желательно с миром удалиться.

Старший боевой походкой сегуна прошелся перед строем своих товарищей. Широко распахивая полы средневекового одеяния, развернулся к монахам.

— А вот меня убедительно уверяли, что монахи Поднебесной не уходят от вызова. Оказывается, что это совсем не так. Вы никогда не обладали мастерством кендо. Уцепились за огнестрельное оружие, как бандиты за нож.

Самурай стоял в широкой стойке, будто охранял вход в свое жилище.

Но голос Хуа был жестче голоса самурая.

— Какое право вы имеете бросать нам вызов, если ни вы нас, ни мы вас никогда в глаза не видели. У вас должны быть свои дела в своих поместьях.

— Не учите нас, молодой человек. Рано вас еще. Вы подняли руку на наших братьев в Гонконге.

— Я не знаю, кто на кого что поднял: вы не суд и не полиция, чтобы предъявлять обвинение, — стараясь говорить примирительным тоном, посоветовал Хуа.

— Как же? Разве вы оставляете свидетелей?

— А разве ты знаешь, чем мы занимаемся?

— Поэтому мы и вызываем вас на честный поединок. Пусть Всевышний рассудит и восстановит истину.

— Тот, кто имеет наследственный меч, не должен бегать за моря, искать необоснованные приключения для своего оружия. — Хуа, полный неотразимого достоинства, с почтением показал на восток.

— Ты ошибаешься, несносный говорун. Меч всегда там, где его хозяин.

— Значит хозяин не там, где он должен находиться согласно своему сану и традициям вашей страны.

Хан Хуа сделал шаг назад и стал боком к самураям, лицом к морю. Ши стал лицом к скалам. Син немного сзади лицом к самураям.

— Ты нагл и дерзок на слово. Но душа твоя, как душа шута, только злословить и может. Кто твои наставники, которые кроме словесной язвы ничего полезного для жизни тебе не внушили?

— У тебя седые волосы, но годы не прибавили тебе старческого спокойствия и мудрости.

Хуа подал знак ребятам, чтобы они были настороже. Но японцы не показывали стремление к какой- нибудь военной уловке. Они стояли полукругом, каждый держал правую руку на эфесе своего меча.

— Возьми меч, если ты воин и чтишь законы чести. Проверь себя.

Тогда твои волосы не покроются блеском бесчестия.