— Отличная мысль. Что-нибудь нашли?
— Пока нет. Это займет день или два, и, может быть, даже придется послать кого-нибудь в Сан- Франциско. Но если такие связи были, я о них узнаю.
— Может быть, это даст нам ключ, — кивнула Джоанна.
— Может быть. — Он улыбнулся ей. — А теперь — ленч?
— С удовольствием, если ты больше на меня не сердишься.
— Разумеется, я все еще сержусь на тебя, — сказал он, выходя из-за стола и поднимая ее из кресла. — Если ты не перестанешь рисковать своей шкурой, как сегодня утром, я просто посажу тебя в тюрьму для твоей же безопасности. — Он взял в ладони ее лицо и поцеловал.
Когда к Джоанне вернулась способность дышать, она пробормотала:
— А постель здесь где-нибудь есть?
— Ужас! Какой пример мы подадим моим подчиненным? Не искушай меня, ладно?
— Я буду осторожна, обещаю.
— Кажется, наши представления об осторожности несколько не совпадают.
— Давай обсудим это за ленчем, — предложила Джоанна.
Остаток дня она провела с Гриффином в его кабинете, желая загладить свою вину за то, что так расстроила его утром. Занятие ей нашлось. Гриффин дал ей просмотреть дело Батлера и дело Кэролайн, и она удивилась, как много бумаг требуется для официального следствия.
К сожалению, сами бумаги не содержали ничего нового, во всяком случае, для нее. Как и говорил Гриффин, обе смерти были классифицированы как несчастный случай, без каких бы то ни было указаний на другую возможность.
Информация о Роберте Батлере стала приходить к концу дня, но в первой порции не оказалось ничего интересного. Это были обычные архивные сведения: где родился, кто родители, какую школу закончил. И, разумеется, никаких связей с Клиффсайдом. В пять Гриффин закончил работу и предложил Джоанне поехать к нему. Но она заметила, что раз уж они не скрываются, то отель имеет целый ряд преимуществ, например, круглосуточное обслуживание. Они смогут заказать еду в номер. Если, конечно, он чувствует себя в силах пройти через вестибюль с гордо поднятой головой.
— Поехали, — решительно заявил Гриффин.
Гордо поднятая голова оказалась ни к чему, потому что вестибюль был совершенно пуст, если не считать дежурной за конторкой, которая на них даже не взглянула.
— Ничего, значит, эту новость разнесет по городу официант, — рассмеялась Джоанна, когда они уже поднимались в лифте.
— Мне безразлично, — подхватил шутку Гриффин. — Пожалуй, я даже сам открою ему дверь, повязав вокруг бедер полотенце, чтобы сплетня была достаточно пикантна.
— Ты этого не сделаешь, — изумилась Джоанна.
Он это сделал. Он заставил ее остаться в спальне, вне пределов видимости, разделся, и, когда официант привез им ужин, быстро сунул ему чаевые и едва не вытолкал молодого человека из номера, проявляя совершенно неприличное нетерпение.
— Не могу поверить, — смеялась она, выходя в гостиную.
Улыбаясь, он обнял ее за талию и притянул к себе.
— Я же говорю, в последнее время у меня бывают смешные порывы.
Джоанна положила руки ему на грудь, наслаждаясь ощущением твердости его мускулов и непроизвольно поглаживая густую поросль черных волос.
— Но я не могла себе представить, как далеко ты зашел. — Ей не хотелось разбираться в своих чувствах, не хотелось спрашивать о серьезности его намерений; она просто констатировала факт:
— Я начинаю видеть в тебе совсем иное. Удивительно, шериф — любовник.
— Твой любовник, — подчеркнул он, целуя ее.
«Как преступно быстро он превращает меня в клубок трепещущих нервов, в сгусток чистого желания», — подумала Джоанна. И не стала бороться с собой. Приподнявшись на цыпочки, прильнула к нему и призывно приоткрыла губы.
Его руки скользнули по ее спине, он прижал ее к себе еще крепче…
— Ты все еще одета, — прошептал он.
— M-м. Так сделай с этим что-нибудь, — вдруг охрипнув, произнесла она. Потом, оторвавшись от его губ, посмотрела на него долгим взглядом. — Похоже, наш ужин совершенно остынет.
— Ну и черт с ним. Отошлем его назад на кухню разогреть. Я думаю, официант ожидает чего-то в этом роде.
Джоанна засмеялась и не протестовала, когда он поднял ее на руки и отнес в спальню.
— Для умных и взрослых людей мы ведем себя удивительно безрассудно, — сказал Гриффин позже. — Я полагаю, мы оба здоровы, но все же стоило позаботиться о противозачаточных средствах? Прости, Джоанна, я даже не подумал об этом.
Они сидели на диване, оба в гостиничных халатах, смотрели по телевизору новости и ели свой остывший ужин, который не стали отсылать на кухню — они настолько проголодались, что было вкусно и так.
— Я тоже, — ответила она. — Таблетки я не пью, они мне не подходят. Но раз уж так случилось… — Она пожала плечами. — А что касается здоровья, я же знаю, ты мужчина ответственный, вот и не опасалась. А я, когда летом попала в аварию, прошла полное медицинское обследование, в том числе и анализы крови. Так что ты тоже можешь не беспокоиться.
— Я просто подумал, что мы должны поговорить об этом.
— И ты прав. — Она потянулась к нему и коротко поцеловала. — Секс в наше время небезопасен.
Он нежно коснулся ее щеки.
— Для женщины, кажется, безопасного времени не было никогда. Все последствия достаются ей.
Засмеявшись, она чуть отодвинулась.
— Это верно. Но хорошо бы понять, как возник такой перекос. Ты знаешь, некоторые прогрессивные исследования опровергают наши прежние представления о первобытном человеке. Когда люди были охотниками и собирателями и еще не знали одежды, племенами руководили женщины — вот к чему теперь склоняется передовая научная мысль. Потому что многие виды животных — особенно приматов — матриархальны.
Гриффин засмеялся.
— А-а. Так что тогда о способах предохранения должны были заботиться мужчины. Не так ли?
Джоанна серьезно кивнула.
— Не знаю точно, когда и почему все изменилось, но, как только мужчины взяли власть, они перестали об этом думать. Больше того, женщины стали носить вредные и бессмысленные вещи — корсеты, бюстгальтеры, высокие каблуки и, выходя замуж, практически попадали в рабство. А не выходить замуж они не могли, потому что их отцы не оставляли им ни денег, ни имущества. Работающая женщина воспринималась как нонсенс. А теперь, когда положение вещей изменилось к лучшему, что происходит?
— Что? — послушно переспросил он. Джоанна сурово нахмурилась.
— Нас постоянно критикуют. За то, что работаем — или не работаем; за то, что выходим замуж — или не выходим замуж; за то, что заводим детей — или не заводим детей. Женщина оказывается у власти — и все озабочены тем, как она одета. Боже мой, кому интересно, как одет мужчина?
— Мужчина одет в темный костюм. Ужасно скучно, смотреть не на что, — защищался Гриффин.
— M-м… Может быть, все дело в этом? Если бы мы вернулись к первобытным временам и ходили голые…
— При такой-то озоновой дыре? Но это страшно опасно для здоровья!
Она рассмеялась, не в силах больше удерживать серьезную мину.
— Я приношу глубочайшие извинения от имени всего своего пола за то, что когда-то давно мы стали вести себя как гнусные сексисты, — торжественно заявил Гриффин. — Годится?
— Да, но запомни, я буду строго следить, чтобы тебе и в голову не пришло возвращаться на прежние позиции.
Он взял под козырек печеньем, которое держал в руке.
— Так точно, мэм!
