Имя сослуживца она не скрывала: товарищ Суханов, помощник Маленкова, а до 1955 года еще и заведующий канцелярией Президиума ЦК. Понятно, что такой человек сам по сберкассам ходить не станет. Милиционеры всполошились и доложили на самый верх. Оттуда последовала команда действовать по закону. Суханова арестовали. Он не отпирался. Состоялся суд. Приговор: «Тюрьма». Отсидев часть срока, Суханов в конце пятидесятых освободился по амнистии. В последующие годы где-то как-то работал, а в перестройку, и особенно после нее, стал охотно давать интервью, многозначительно намекая, что пострадал от Хрущева, сидел, конечно не уточняя, за что.
Вслед за Берией арестовали и некоторых его особо доверенных и, как тогда считали, опасных сотрудников. В их число попал и Судоплатов, человек с репутацией мастера покушений и убийств. Арестовали его превентивно, доказать участие Судоплатова в подготовке физического устранения соперников-соратников Берии по советскому руководству следствие не сумело. Оно и не удивительно, подобного рода поручения, не доверяются бумаге, их отдают устно с глазу на глаз, и только когда придет время. Мы не знаем и никогда не узнаем, получал ли Судоплатов команды от Берии или не успел. Тем не менее, его осудили на пятнадцать лет. Судоплатов отсидел свое от звонка до звонка, а освободившись, написал интересные мемуары, где, естественно, излагает свою версию происходившего и, естественно, трактует прошлое в свою пользу.
Хлебные хлопоты
После смерти Сталина первейшей заботой отца стало сельское хозяйство, проблема, как накормить народ. Непомерные налоги на колхозы и индивидуальные подворья, неоправданно большие и одновременно почти бесплатные поставки государству (я уже писал о них), регламентирование всех и всяческих мелочей задавили колхозы и колхозников. Несмотря на оптимистическое заявление Маленкова ХIХ съезду партии в 1952 году, что зерновая проблема в стране решена (по его словам, зерна в том году произвели более 8 миллиардов пудов, но Маленков умолчал, что в плане стояло 9,2 миллиарда пудов, а статистический отчет зафиксировал валовой урожай в 5,6 миллиарда пудов), за хлебом, даже в Москве, с раннего утра выстраивались очереди. О российской глубинке и говорить нечего. Там в магазинах, кроме соли, спичек да, если повезет, водки вообще купить было нечего. Для страны, где голод обрушивался на ее граждан с завидной регулярностью, три-четыре раза в столетие, ситуация привычная. Вспомним страшный голод девяностых годов ХIХ столетия, еще при царе, голод двадцатых, тридцатых и сороковых годов, уже при советской власти.
Вся социально-политическая жизнь отца, начиная с секретарства в Петрово-Марьинском районе Донбасса в 1920-е годы до самых его последних дней пребывания у власти так или иначе вращалась вокруг проблемы продовольствия.
Согласно распределению обязанностей в новом, послесталинском Президиуме ЦК, отцу досталось сельское хозяйство. Собственно, для него качественно мало что изменилось, только увеличился груз проблем, давивший на плечи, теперь ему предстояло обеспечивать потребности необъятной страны, а не изолированной Московской области или Украины.
Чтобы разрядить обстановку, на первых порах пришлось позаимствовать 6,2 миллиона тонн зерна из неприкосновенного запаса. Иначе в стране мог начаться форменный голод.
Тут возникает неувязка в цифрах: по одним отчетам, государственный резерв зерна сократился на 5,7 миллионов тонн, а по другим — потребление зерна в стране превысило производство на 6,2 миллиона тонн: заготовили 31,1 миллион тонн, а израсходовали 37,3. На 1 июля 1953 года госрезерв составлял 17,8 миллионов тонн, а на 1 июля 1954 года — 13,1, то есть из него изъяли 5,7 миллионов тонн.
Откуда появились дополнительные полмиллиона тонн? Ответ в несовпадении методик подсчета госрезервом закупок и потребления зерна. Закупки зерна и урожай считают по осени. Часть этого зерна той же осенью поступает в госрезерв, но в отчете проставляется его наличие на 1 июля следующего, в нашем случае — 1954 года. Скорее всего, недостающие полмиллиона тонн позаимствовали из резерва и израсходовали до 1 июля 1954 года и в госрезерве не учли.
Испокон века бытует мнение, что статистика, особенно официальная, наука темная. «Ложь, большая ложь и затем статистика», — мрачно пошутил в 1852 году, отчаявшийся разобраться в сонмище цифр только что назначенный министром финансов Британской империи Бенжамин Дизраэли. С тех пор уже более полутора веков его афоризм к месту и не к месту повторяют все кому не лень. К статистическим данным сложилось предубеждение, а уж к советским — особое. Считается, что все они действительности не соответствуют и верить им нельзя.
Попытаемся разобраться, сравним отчет статистиков с абсолютно секретными данными из Особой папки Президиума ЦК. В ежегодно публиковавшихся статистических сборниках приводятся следующие цифры: в 1940 году валовой сбор зерна — 95,6 миллионов тонн, заготовки 36,4 миллиона тонн, в 1945-м соответственно — 47,3 и 20,0 миллионов тонн, в 1946-м — 39,6 и 17,5 миллионов тонн, 1950-м — 81,2 и 32,3 миллиона тонн, в 1953-м — 82,5 и 31,1 миллионов тонн.
А вот цифры заготовок зерна из строго секретных отчетов руководству страны: 1940 год — 36,4 миллиона тонн, 1945 год — 20,0 миллиона тонн, 1946-й — 17,5 миллиона тонн, 1950-й — 32,3 миллиона тонн и 1953-й — 31,1 миллиона тонн. Они один в один совпадают с публикациями ЦСУ СССР. Следовательно, мы можем доверять последним настолько, насколько можно вообще чему-либо верить.
Взятое в 1953 году из резерва зерно обеспечивало краткую передышку, в течение которой новому руководству предстояло решить, как жить дальше. Для этого отец предложил собрать специальный Пленум ЦК по сельскому хозяйству. Пленум наметили на май. К своему первому в новом качестве докладу отец готовился с присущей ему обстоятельностью. Предварительных заготовок, написанных помощниками- речеписцами (спичрайтерами), он не признавал.
Существуют разные методы работы политических лидеров над выступлениями: одни берут за основу кем-то написанную заготовку, иные поступают по-другому.
Тут нет ничего ни предосудительного, ни удивительного. Все зависит от характера человека, от его привычек и жизненного стиля, но главное, от того, насколько он сам владеет материалом. Человеку, понимающему суть проблемы и ориентирующемуся в деталях, всегда хочется высказать собственное мнение, предложить собственные решения. Если лидер «плавает», как двоечник на экзамене, он предпочтет воспользоваться услугами спичрайтеров-помощников. Ведь самому-то ему сказать нечего.
В вопросах, серьезно интересовавших отца, в экономике, промышленности, сельском хозяйстве, обороне он старался разбираться сам и разбираться досконально, не полагаясь на помощников. Для этого он подолгу беседовал, иногда спорил, с учеными, конструкторами, директорами заводов и совхозов, председателями колхозов. В следующий раз происходили новые консультации с новыми людьми. Так отец набирался знаний, учился и в конце концов начинал разбираться в вопросе не хуже профессионалов.
Тем, у кого мои слова вызовут недоверие, а таких найдется немало, ведь об эпохе отца судят главным образом по слухам и анекдотам, посоветую почитать хотя бы его восьмитомник, посвященный проблемам сельского хозяйства (
Отец умел при необходимости сложные проблемы упростить, сделать их понятными непрофессионалу. Обращаясь же к специалистам, он насыщал текст цифрами и терминами, понятными только читателям, владевшим предметом. Собственно, таковы все профессиональные статьи и выступления.
Недавно я обнаружил: президент США Франклин Рузвельт готовился к выступлениям по методе, очень схожей с методой отца.
«Когда он (Рузвельт. —
Эту книгу со своим автографом Элеонора Рузвельт подарила маме в сентябре 1959 года. Тогда они с отцом навестили ее в фамильном родовом поместье Рузвельтов, в Гайд-парке, под Нью-Йорком.
