из трехсот, а социал-демократ, «таннеровец» Паасио оказался на третьем месте, с 37 голосами. Такой вот урок дипломатии.

В декабре 1961 года и в Госплане, и в прессе (еще один признак перемен) заговорили о целесообразности прорыть канал из Балтики в Черное море, проложить его по старому Варяжскому пути, сначала по Западной Двине, затем через водораздел, до Днепра и дальше по Днепру в Черное море. Название канала «Балтика — Черное море» завораживало, проект казался сверхграндиозным, но на самом деле, по масштабам того времени, земляных работ требовалось произвести не очень много: углубить Двину да перекопать перешеек между ней и Днепром — бывший варяжский волок. Днепр после строительства плотин уже стал судоходен по всей длине, оставалось только модернизировать под большегрузные суда шлюзы. Выгода же, по прикидкам Госплана, получалась немалая, канал сокращал, и намного, затраты на перевозку грузов из наших балтийских портов в наши же черноморские, они составляли тогда основной грузооборот. Торговля с заграницей еще только зарождалась, блокада Советского Союза слабела, но далеко еще не ослабла. К тому же, с прокладкой канала отпадала необходимость заходить в порты Западной Европы для дозаправки, тратить там дефицитную валюту. В качестве одного из аргументов сторонники строительства ссылались на войну. Она «запрёт» наши корабли в обоих, Черном и Балтийском, морях. Так уже не раз случалось в прошлом. Вот тут канал и пригодится. В общем, масса выгод.

Однако у канала нашлись и противники. Активно возражали железнодорожники. Они считали, что затраты на строительство канала не окупятся, грузы удобнее и дешевле перевозить по рельсам, а средства целесообразнее отдать им на модернизацию. Спор разгорелся нешуточный. Отец пока не вмешивался, хотя обе стороны к нему настойчиво апеллировали. Аргументы и радетелей за канал, и железнодорожников звучали основательно, и он колебался. Решение не приняли ни в 1962 году, ни в 1964-м, хотя сторонники строительства канала наседали все настойчивее. На представительном совещании, происходившем в двадцатых числах марта 1964 года на Пицунде, долго спорили, но договорились до одного — продолжить расчеты, плотнее заняться экономикой, свести приход с расходом и в конце года доложить правительству. Однако в конце 1964 года отчета новый председатель Совета Министров Косыгин не спросил.

1961 год заканчивался, как и начался — ни шатко ни валко. Промышленность работала стабильно, Госплан и совнархозы с делами справлялись. По их данным, в 1961 году производство приросло на 10,1 процента против планировавшихся 8,3 процента, а за последние три года на 33 процента в сравнении с 27 процентами, утвержденными в семилетнем плане.

Цифры, как всегда, разнятся. Другой статистический сборник сообщает о росте валового национального продукта в 1961 году на 6,8 процента и производительности труда на 4,4 процента (в 1960 году 7,7 процента и 5,4 соответственно). Но это данные брежневской поры, в годы отца цифры за уши тянули вверх, потом их же поджимали.

ЦРУ предоставило Белому дому свою оценку среднего ежегодного роста валового национального продукта в СССР за 1958–1961 — 5,8 процента.

Как бы ни колебались цифры, они свидетельствовали, что экономика Советского Союза росла быстрее экономики США, но медленнее, чем записали в Программу КПСС.

Даже в опубликованной в 1987 году во 2-м номере «Нового мира» экономистами Василием Селюниным и Григорием Ханиным «разоблачительной» статье «Лукавые цифры», не оставившей камня на камне от советской государственной статистики, они, тем не менее, написали: «По-настоящему быстро народное хозяйство развивалось в пятидесятые годы. Этот период, по нашим оценкам, выглядит самым успешным для экономики. Темп роста превзошел тогда прежние достижения. Но суть не в одних темпах. Всего важнее то обстоятельство, что впервые рост был достигнут не только за счет увеличения ресурсов, но и благодаря лучшему их использованию. Производительность труда поднялась на 62 процента (это почти 4 процента в год), фондоотдача на 17, материалоемкость снизилась на 5 процентов. Достаточно гармонично развивались все отрасли — не одна тяжелая промышленность, но и производство потребительских товаров, сельское хозяйство, жилищное строительство. Впечатляющие успехи в кредитно-денежной сфере. Была обеспечена товарно-денежная сбалансированность, казавшаяся дотоле недостижимой. Если с 1928 по 1950 год розничные и оптовые цены выросли примерно в 12 раз, то в 1951–1955 годах розничные цены снизились, а оптовые стабилизировались. Во второй половине пятидесятых произошел лишь небольшой рост цен». Вот такая длинная и корявая цитата, но я решил привести ее полностью.

Так что отцу в этом году достались не одни шишки, энтропия отступила, советская экономика хоть немного упорядочилась и стала эффективнее. Единственное, что всерьез настораживало отца в промышленности, — это растущий сепаратизм, самоуправство совнархозов, и он решил укрупнить их, объединить в кусты, завязанные на общие задачи, и тем самым заставить их больше думать о кооперации с соседями. На XXII съезде отец заговорил о скором создании семнадцати конгломератов, взаимно увязанных согласованными планами, поставками по кооперации и многим другим. Я уже писал об этом предложении сторонников централизма. Оставалось утрясти последние детали и подписать постановление.

С позиции сегодняшнего знания, укрепление совнархозов — это шаг назад, назад к централизованной экономике, с точки зрения «наведения бюрократического порядка» — мера логичная. Отец колебался, выбирал куда двигаться: к децентрализованному саморегулирующемуся народному хозяйству или продолжать удерживать все бразды правления в одних руках? От правильности выбора зависело будущее страны, и, пока не приняв решения, отец делал шаг то в одном направлении, то в другом. В науке это называется методом проб и ошибок. Здесь главное не зависнуть, не переборщить с количеством проб и после допустимого количества ошибок выбрать окончательное направление.

Однако вернемся к итогам 1961 года. С жильем дела обстояли неплохо. В 1961 году в Москве построили 3,7 миллиона квадратных метров, в Ленинграде — 1,2 миллиона. Наметившееся было отставание в глубинных районах страны начало выправляться.

А вот сельское хозяйство лихорадило. Помотавшись несколько месяцев по стране, отец тут только чуть разогнал энтропию, расшевелил обкомы, но перелома не добился. Еще в августе ему казалось, что урожай соберем небывалый. «Мы ехали (по Украине. — С. Х.) и, пока не стемнело, смотрели на поля, — писал отец 20 июля 1961 года в очередной записке в Президиум ЦК. — Хлеба уже поспели и радовали глаз. Полным ходом шла косовица, в прекрасном состоянии кукуруза, подсолнечник и другие культуры».

Хорошо дела обстояли и в Воронежской области, «которая в прошлом году показала “новинки” уборки кукурузы рельсом».

Обнадеживала и целина. Правда, в Ставрополье весенние суховеи похоронили надежды на приличный урожай, но «в такой большой стране, как наша, — любил повторять отец, — всегда где-то зальет, а где-то засушит».

Надежды не оправдались, в 1961 году зерна собрали чуть-чуть больше, чем в 1960-м, 130,8 миллионов тонн по сравнению со 125,6 миллионами, что значительно меньше, чем запланировано в семилетке (150 миллионов тонн).

Напомню, что в 1960 году с урожаем тоже вышла неувязка, в основном из-за нераспорядительности. Полетели головы, в обкомы пришли новые люди, и что же? По сути ничего не изменилось. Отец успокаивал себя и других: с 1953 года сбор зерна увеличился на 67 процента, но на сердце кошки скребли.

Население страны увеличивается более чем на 3 миллиона человек в год, доходы людей только за последние три года возросли на 16,8 миллиарда рублей, естественно, растет и потребление. В 1961 году израсходовали 54,2 миллиона тонн зерна по сравнению с 50 миллионами тонн в 1960 году и 42,5 миллионами тонн в 1953-м. И тем не менее производство продуктов питания отставало, отец опасался: вот-вот