Хитров уцелел, в кресле секретаря Воронежского обкома пересидел самого Хрущева. Потом, в 1967 году, после косыгинской реформы и восстановления министерств стал министром сельского строительства. В 1982 году вышел на пенсию.

12 февраля отец возвращается из Воронежа в Москву. 16 февраля 1961 года на заседании Президиума ЦК он, по горячим следам, делится впечатлениями. Начинает с успехов, но очень быстро скатывается к тому, что его по-настоящему волнует: к управлению регионами, к обкомам, к их первым секретарям. От них зависит будущий успех или неуспех. Впечатления у отца нерадужные. Пересказывая историю с рельсом, отец бросает упрек Полянскому — это он протолкнул Хитрова на обком.

— Просто гоголевские времена! — восклицает отец.

Действительно, за прошедшие сто лет в российской глубинке мало что изменилось. Рассыпалась в прах монархия, прогремела революция. И что же? Место городничего занял секретарь обкома. Начальник милиции вместо полицмейстера выслеживает «бумагомараку» — столичного журналиста, чтобы тот не «разнес по всему свету историю». Вот только ревизор — отец, на сей раз оказался настоящий. И таков не один Хитров.

— Очень слабое произвел на меня впечатление ростовский секретарь Басов, — продолжает делиться впечатлениями отец. — По-моему, он недостаточно хорошо знает дело, фразер. Выступал по бумажке. Что ему написали, то и прочел. У Петра I был указ, запрещавший боярам выступать по писанным речам, дабы глупость оного видна была. Правда, у меня о нем очень «беглое представление», — отец как бы извиняется.

И зря, представление у него сложилось самое правильное. Через год, в июне 1962 года в Новочеркасске, Басов покажет, чего он стоит.

— Мне жаловались на Кубани, что там обманули рабочих совхозов, что у них коров отобрали, а молоко не продают, — не может успокоиться отец. — Надо привлечь к ответственности партийного секретаря Краснодарского крайисполкома Матюшкина, он 100 тысяч коров отобрал у рабочих совхозов и всех зарезал, план по сдаче мяса перевыполнял. Теперь его послали секретарствовать в Калугу.[65] Что, он там лучше станет? Человек провалился, и опять его шлют на партийную работу. А вообще-то, куда его пошлешь? Так он хоть языком болтать будет, а иначе ни на что он не годен.

— Пензенский секретарь обкома Бутусов тоже примитивен, — продолжает отец. — Прямо в зале отобрал у свинаря билет на совещание за то, что он мне передал письмо.

Отец это заметил, стал стыдить Бутусова, тот оправдывался, что «случайно сунул чужой билет в карман» и, уже после вмешательства отца, столь же случайно «обнаружил этот билет у себя в кармане».

— А вот Тамбовский секретарь обкома Золотухин все просил, чтобы его выпороли, сняли штаны — и выпороли (в понимании отца он — еще один гоголевский персонаж, вроде «унтер-офицерской вдовы»). Все виноватым себя признавал и приговаривал: «Да, товарищ Хрущев, надо штаны снять и выпороть». Он это три раза повторил.

Я не утерпел и ответил: «Что вы все штаны норовите снять и зад нам показать? И это секретарь обкома?!»

Правда, не все такие, как Хитров с Золотухиным. На отца лучшее впечатление произвел Орловский секретарь Николай Федорович Игнатов и Белгородский Александр Власович Коваленко, последний — «человек понимающий, уверенный в своих силах, вызывающий доверие». Горьковский секретарь Леонид Николаевич Ефремов — «человек энергичный, беспокойный». Хорошее впечатление осталось и от Дагестанского секретаря обкома Абдурахмана Данияловича Даниялова, Кабардино-Балкарского — Тимбора Кубатиевича Мальбахова, первых секретарей Азербайджанского ЦК — Вели Юслуфовича Ахундова и Армянского ЦК — Якова Никитича Заробяна. В Адыгейской автономной республике тоже, по мнению отца, «дела идут неплохо».

Но общее впечатление у него мрачное, секретари обкомов «постарели, одряхлели, истрепались. Не здоровьем истрепались, а языком. Дали ему вотчину, а он там и правит, пока не провалится. Тогда надо просто сказать: мы банкроты. Какой это коммунизм, когда жрать нечего? Надо менять людей, другого выхода нет. Другой выход — это провал».

Внутренне отец понимает, что «смена людей» — не более чем полумера, но ничего иного он пока предложить не может. В 1960 и 1961 годах из ста одного секретаря обкомов заменят пятьдесят семь, но и после смены руководства дела в регионах кардинально не улучшатся. Новые оказались не лучше старых. Заменить обкомы совнархозами, а секретарей обкомов — их председателями? Отец было заикнулся о подобном варианте, но наткнулся на сопротивление всех своих ближайших коллег; обкомы — становой хребет власти, не только партийной, а всей системы власти государства. Следовательно, надо подойти с другого конца — профессионализировать обкомы. Легко сказать, а как сделать? Да и вообще, это только часть задачи, требуется не только реорганизовать верхи, но и сделать так, чтобы низы, колхозы и совхозы, работали без погонялки. Эти вопросы неотступно преследовали отца, пока вопросы без ответов.

Тем временем, 23 февраля 1961 года отец проводит в Кремле предпосевное совещание представителей Нечерноземья и улетает на восток. 1 марта он в Свердловске, 4 — в Кургане, 8 — в Новосибирске, 14 марта — в Акмолинске (в Казахстане). Везде проводит совещания, внимательно выслушивает доклады и выступления, вникает, разбирается в местной специфике.

В Акмолинске, отец предложил переименовать этот город, к примеру, в Целиноград. Акмолинск» по- казахски означает «Белая могила», что, наверное, соответствовало месту в давние времена кочевников- овцеводов, аргументировал отец, но теперь это столица богатейшей житницы и название ей надо дать соответствующее.

Одновременно он порекомендовал казахам перенести столицу республики из Алма-Аты сюда, в гущу жизни, в центр Целинного края.

Акмолинск уже 20 марта переименован в Целиноград, а вот переезжать из райских предгорий Алатау в степь с ее нестерпимым летним жаром и лютыми морозами казахи не торопились. Отец не настаивал.

В конце XX века Целиноград, переименованный в Астану, стал столицей независимой Реcпублики Казахстан.

Из Целинограда отец перелетел в Алма-Ату, там он занимался проблемами хлопка, ирригацией Ферганской долины и Голодной степи.

24 марта, после почти двухмесячной поездки, отец возвратился в Москву.

31 марта 1961 года он отправляет в Президиум ЦК сорокастраничную записку со своими впечатлениями. И тут он начинает с кадров, сравнивает выступления участников совещаний, проходивших несколько лет тому назад, с нынешними. «Видишь, как выросли люди в колхозах и совхозах»… и одновременно «…не перевелись среди первых секретарей обкомов партии такие, кто плохо знает сельскохозяйственное производство, не взялись по-настоящему за изучение экономики…» Кадры — головная боль отца, но далеко идущих выводов он в этой записке не делает.

Отец отмечает, что после распашки целины в Казахстане остается до 90 (девяноста) миллионов гектаров пастбищ, есть где развивать животноводство.

Беспокоит его отставание со строительством жилья на целине. За прошедшие два года недодали 7,7 миллионов квадратных метров, и, что хуже всего, недостача идет по нарастающей: в 1959 году — 1,9 миллиона, а в 1960-м уже 5,8 миллионов. Виной тому сокращение капиталовложений, игнорирование современных индустриальных строительных технологий.

«Мы не можем рассчитывать на энтузиазм людей, — пишет отец. — Дома имеют плохой вид, мало современных зданий, построенных с применением новых материалов. Много бараков. Строительство школ, детских садов, яслей ведется с нарушениями типовых проектов. Заводские поселки производят неприятное впечатление, постройки одноэтажные, растянуты на несколько километров. Вношу предложение принять Постановление об организации строительства в целинных районах».

Постановление приняли, дела немного поправились. В общем, как говорится, — лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Отец заключает записку экономикой, говорит о комплексных бригадах на хозрасчете. Ему они представляются некими почти независимыми ячейками, самостоятельно производящими продукцию и имеющими заработанные средства в своем распоряжении. Однако с выводами он и тут не спешит,