В Москву он возвращается на теплоходе, это первая поездка отца по Волге.
На следующий день после прибытия в Москву, 13 августа, он на машине уезжает в Смоленск, в тот же день вручает области орден Ленина, объезжает поля. Отец недоволен. 15 августа 1958 года, информируя своих коллег о поездке, он жалуется, что «болтают много, а дела не видно» и предлагает Секретариату ЦК и Бюро ЦК по РСФСР «подумать, провести серию совещаний к будущему сельскохозяйственному году». В Смоленск к его приезду «нагнали много милиционеров», отец тут же дает поручение: «Пересмотреть штаты милиции, сократить», а заодно перешерстить и охрану КГБ, навести порядок с почетными караулами, которыми местные начальники встречают теперь не только глав иностранных государств, что предусмотрено дипломатическим протоколом, но кого заблагорассудится.
Удручающее впечатление произвела на отца и смоленская гостиница. Немедленно следует поручение о «строительстве гостиниц в областных центрах».
Слова отца возымели действие, штат охраны сократили, почетный караул больше не выставляли, машина его двигалась по улицам в общем потоке, послушно останавливаясь на красный свет светофора.
А вот хороших гостиниц в областных центрах так и не построили. То есть построить построили, но ненамного лучше старых.
В 1958 году на экраны выходит знаменитый новый-старый фильм, вторая серия «Ивана Грозного» Сергея Эйзенштейна, запрещенная Сталиным после войны. Сталину тогда не понравилось, что Иван недостаточно грозный, «какой-то безвольный Гамлет», а его опричники выглядят «последними паршивцами, дегенератами, вроде американского Ку-клукс-клана».
— Не фильм, а какой-то кошмар! Омерзительнейшая штука! — заявил Сталин Эйзенштейну после просмотра в Кремле и приказал переделать фильм.
Но режиссер выполнить приказ не успел, не пережив потрясения, меньше чем через год в ночь с 10 на 11 февраля 1948 года скончался от инфаркта.
Еще до выхода на большой экран «Ивана Грозного» показали на даче. Отец посмотрел фильм, но после просмотра ничего не сказал. Вскоре вторую серию «Ивана Грозного» увидели все. Особого резонанса у обычных зрителей, в том числе у меня, она не вызвала.
В феврале 1958 года крестьяне начали выходить из «крепостной зависимости», им возвращали паспорта, отобранные Постановлением ЦИК от 27 декабря 1932 года. Тогда крестьяне бежали от коллективизации куда глаза глядят, село обезлюдело, и Сталин «решил вопрос» в своей манере, закрепостил их. По сталинскому приказу, крестьянину позволялось покидать свою деревню только с разрешения сельсовета, который выдавал ему соответствующую бумажку-справку. Собственно, он не придумал ничего нового, точно так же Иван Грозный боролся с «текучестью» землепашцев, упраздняя «Юрьев день», в который им испокон веку позволялось переходить от одних хозяев к другим, от одного землевладельца к другому.
Теперь крестьяне повторно после 1861 года получали волю, право на паспорт, право на гражданство. Правда, как и в 1861 году, не обошлось без оговорок. В Постановлении о «паспортизации крестьян» записали, что паспорта эти временные и дают их только «отходникам», выезжающим в другие области, к примеру, на уборку на целину, в город на работу, на учебу или еще по какой надобности. Только закрепившись там, появлялась возможность обменять «крестьянский» паспорт на более надежный городской. Процесс паспортизации завершится 28 августа 1974 года, когда выйдет закон, предоставляющий право на паспорт всем и навсегда — но август 1974 года начинался в феврале 1958-го.
29 сентября к отцу снова приезжает Элеонора Рузвельт. У них сложились теплые, если не сказать дружеские, отношения.
6 октября у отца гостит еще один американец, президент Национальной ассоциации кинопромышленников США Эрик Джонстон. Он заинтересован в «проталкивании» американских фильмов на советский экран. Отец не возражает, но на условиях взаимности: в ответ в США должно появиться советское кино. Джонстон мнется, такое решение вне его компетенции, тут завязаны и интересы кинопроката, и надо еще получить разрешение Госдепартамента.
Тем не менее, они расстаются довольные друг другом. В следующем году Джонстон навестит отца во время его визита в США, подарит ему пару миниатюрных беленьких собачек, неизвестной у нас тогда мексиканской породы чихуа-хуа, которые проживут у моей сестры Рады много лет. Я слышал от собаководов, что от них ведут свою родословную российские чихуа-хуа.
В октябре, возвращаясь на машине из отпуска, отец по пути осматривал поля, инспектировал уборку урожая, проводил в областных центрах совещания. 14 октября он — в Ставропольском крае, 15-го — в Краснодарском. От туда 16-го переезжает в Ростовскую область. 18-го — уже в Курске, по пути заскакивает в свою родную Калиновку. 19 октября отец в Москве. 31 октября он проводит совещание свекловодов. 12 ноября докладывает Пленуму ЦК о плане семилетки 1959–1965 годов и в тот же день принимает знаменитого английского физика Джона Кокрофта, лауреата Нобелевской премии, создателя первого английского ускорителя протонов, во время войны руководителя разработки английских радаров. С 1946 года Кокрофт директор Центра по атомной энергии в Харуэлле. Там они познакомились во время поездки отца в Великобританию в 1956 году.
14 ноября отец выступает на приеме в Кремле в честь выпуска военных академий.
15 ноября газеты сообщают об окончании работы Пленума ЦК. На своем последнем заседании члены ЦК, как обычно, решали организационные вопросы, освободили товарища Н. И. Беляева от обязанностей секретаря ЦК КПСС в связи с «необходимостью сосредоточиться на проблемах Казахстана». На самом деле Игнатов добился своего, выжил конкурента-сельскохозяйственника со Старой площади. Позиции его усилились, что не устраивало ни Козлова, ни Кириченко, ни Микояна.
4 декабря 1958 года на Балтийском заводе, где раньше строили крейсера, спущен на воду крупнейший в стране танкер «Пекин» водоизмещением 40 тысяч тонн.
7 декабря отец на открытии I съезда писателей Российской Федерации.
18 декабря принимает делегацию муниципалитета Парижа.
20 декабря присутствует на открытии памятника Феликсу Дзержинскому на Лубянской площади.
Кириченко, Микоян, Игнатов и перемены в КГБ
Конец года, казалось, не предвещал неожиданностей, и тут гром среди ясного неба: по радио объявили, что 8 декабря 1958 года генерал армии Серов освобожден от должности председателя в КГБ в связи с переходом на другую работу. Серова сняли! За что? Почему? Серов — был человеком близким отцу. Я тогда сидел на полигоне и не мог прибежать к отцу с вопросами. Через пару дней, тоже из сообщения по радио мы узнали, что председателем КГБ назначили Шелепина, недавнего комсомольца, с апреля этого года заведующего Отделом партийных органов в ЦК. Я удивился ещё больше: органы ловят шпионов, засылают к врагам разведчиков, там нужны люди особой квалификации, а Шелепин, в моем понимании, для подобных дел не подходил. Я его знал относительно хорошо. Они дружили с Аджубеем и моей сестрой Радой. Меня Шелепин не впечатлил, но и не оттолкнул, человек как человек. Только очень прилипчивый. «Железным», как его прозвали, он мне отнюдь не показался. Перед Аджубеем он лебезил, а вскоре после знакомства начал названивать и мне, поздравлял с днем рождения. Его звонки заставляли меня как-то поеживаться: с чего это он мне звонит? С другой стороны, они мне отчасти льстили, я, мальчишка-инженер, а он — член ЦК. Из людей такого ранга мне до того никто не звонил, тем более с поздравлениями. Однако дальше этих звонков наши отношения не пошли. Я дружил со своими сверстниками, коллегами по работе. Шелепин в нашу компанию явно не вписывался.
Естественно, что, возвратившись в Москву, я сразу бросился к отцу с вопросами. Несмотря на табу, наложенное на обсуждение скользких кадровых тем, тут я не выдержал, речь шла не просто о Председателе КГБ Серове, а о Иване Александровиче, Светланином отце, нашем хорошем знакомом. Отец от разговора не уклонился, не шуганул меня привычным в таких случаях: «не приставай», но и на вопросы отвечал без охоты, односложно. Он объяснил, что они в Президиуме ЦК решили усилить партийный контроль над КГБ,