сугроб, а не так-то просто встать вновь на лыжи. Это повторяется ежеминутно, и чем дальше, тем становится несноснее. Под конец идешь на лыжах, шатаясь от усталости, совсем как пьяный. Особенно устают лодыжки от этой вечной неустойчивости и подвертывания неприкрепленных к ногам лыж на неровном льду. Уже много дней, как они сильно распухли. Но как бы то ни было, мы двигаемся вперед, а это ведь главное, и можно примириться с тем, что ноги так болят и ноют; хуже, что собаки совсем истощены.
Сегодня я вычислил вчерашнее наблюдение и с радостью нашел, что долгота 61°27 (при широте 82°52 ). Нас, следовательно, не относит больше к западу, мы движемся приблизительно на юг, согласно курсу. Постоянная тревога, что нас пронесет мимо земли, оказалась, значит, неосновательной.
Теперь мы можем рассчитывать добраться когда-нибудь до суши. Может статься, мы находимся даже дальше к востоку, чем думаем; во всяком случае, нет оснований опасаться, что зашли западнее, чем предполагаем. Итак, если пройдем еще немного прямо на юг, а затем на юго-запад, то должны встретить землю, притом в самые ближайшие дни. Я считаю, что вчера мы прошли на юг 3 мили; следовательно, теперь находимся под 82°40 северной широты. Еще два дневных перехода, и широта будет вполне удовлетворительная.
Лед с виду легкопроходимый; но, судя по цвету неба, впереди есть полыньи. Нужно только через них перебраться. Не хотелось бы терять время, занимаясь приведением в порядок каяков, до тех пор пока мы не достигнем земли и не почувствуем под ногами твердого припая. Тогда у нас будет время. Как остовы, так и обтяжки обоих каяков нуждаются в основательном ремонте. Пока останется хотя бы одна упряжка собак, я хочу идти вперед, используя ее силы до конца.
Сегодня провели в палатке приятное воскресное утро. Результаты наблюдений привели меня в прекрасное расположение духа, и будущее кажется лучезарно-светлым. Скоро мы понесемся в каяках по чистой воде. О, какое удовольствие будет снова грести и охотиться, вместо этой вечной возни с нартами! Конец тогда и этим бесконечным понуканиям собак, терзающих своим воем слух и нервы».
Сегодня во время завтрака я определил полуденную высоту солнца. Она показала, что мы не ошиблись в своих предположениях, – мы под 82°30 северной широты, а быть может, даже на одну-две минуты южнее. Но тем более странно, что нет никаких признаков земли. Не могу объяснить это иначе, нежели тем, что мы очутились несколькими градусами восточнее, чем принимаем[266]. Я не допускаю возможности, что нас слишком далеко отнесло на запад и мы продрейфовали мимо Земли Петермана и Земли Короля Оскара[267], даже не заметив их. Снова пересмотрел прошлые наблюдения, проверил счисления хода, учел возможные влияния ветров и течения на дрейф льда за время между днем последнего точного наблюдения долготы (8 апреля) и днем, когда мы, согласно счислению, предположили, что находимся под 86° восточной долготы (13 апреля). Немыслимо, чтобы здесь вкралась какая-либо серьезная ошибка. Трудно предположить также особенно сильный дрейф льда в течение этих дней; тем более что счисление во всем прочем удивительно хорошо согласуется с наблюдениями.
Вчера вечером убита Квик. Она, бедняжка, совсем выбилась из сил и почти не тянула нарт. Тяжело было расставаться с нею, но что поделать? Даже если бы у нас было свежее мясо, то и тогда потребовалось бы немало времени, чтобы восстановить ее силы, а к тому сроку она была бы не нужна и все равно пришлось бы ее лишить жизни. Она была из крупных собак, и оставшимся восьми хватило корма на три дня.
Меня не перестает удивлять лед, по которому идем. Ровный, прекрасный, он лишь кое-где усеян небольшими нагромождениями; местами попадаются бугры покрупнее и небольшие торосы. В общем это едва ли старый зимний лед; он не старше годового и, во всяком случае, образовался позже последнего лета. Очень редко наткнешься на небольшую полосу старого льда или даже одиночную старую глыбу, пролежавшую лето и зиму. Старый лед встречается настолько редко, что на последних привалах мы так и не нашли льда, опресненного действием летнего солнца, и должны были довольствоваться для приготовления питьевой воды снегом[268]. Несомненно одно: там, откуда пришли эти ледяные поля, во всяком случае, если судить по тому, что мы много миль прошли по такому ровному льду – вчера целый день и добрую часть предыдущего, не говоря о том, что и раньше вперемешку со старым однолетним льдом встречалось тоже несколько таких мест, – еще прошлым летом или прошлой осенью находилась открытая вода, и притом на больших пространствах.
Маловероятно, чтобы они образовались здесь, по соседству. Скорее они пришли с востока или юго- запада и, быть может, образовались на открытой воде с восточной стороны Земли Вильчека[269]. Я думаю, это указывает на то, что
Теперь наступило время, когда полыньи опять стали хуже худшего. Полыньи и трещины идут вдоль и поперек во всех направлениях. Вот когда начался поистине каторжный труд. Лед повсюду неровный, а поверхность между неровностями рыхлая, изнурительная для пешехода. Если бы посмотреть на этот лед с высоты птичьего полета, полыньи представились бы настоящей сетью из путаных петель. Горе тому, кто запутается в этой сети!»
Сегодня мы видели первую птицу: буревестника (Procellaria glacialis) [272]».
О, чего бы я не дал, чтобы вместо конца мая с температурой чуть ли не выше 0 °C стоял теперь март с его холодами и страданиями. Этой-то последней трети мая я и боялся больше всего. Именно к этому времени во что бы то ни стало нужно было уже быть на суше. К несчастью, мои опасения оказались основательными. Теперь я почти готов был пожелать, чтобы время продвинулось на месяц или на два вперед. Тогда, может статься, лед здесь станет значительно разреженнее, с еще большими пространствами чистой воды и полыней, по которым можно будет пробираться какую-то часть пути в каяках. Да как знать?
Этот тонкий, дряблый молодой лед во всяком случае мало сулит хорошего, а темные пятна на небе – отражение полыней – виднеются во всех направлениях, и всего больше вдали, впереди. Если бы только