промышленные, то в 70-х везли всё, и прежде всего продукты. Причём отовариться гость столицы должен был «и за себя, и за того парня» — сослуживцы писали большие списки необходимых товаров, а в отделе кадров специально продлевали командировку на день-другой, чтобы человек мог спокойно обойти нужные магазины и отстоять в очередях.

В 70-х годах возникло ещё одно очень характерное и символичное явление советской жизни. В самой читающей стране мира не хватало не только пищи материальной, но и духовной, дефицитным товаром были и книги. Причина была весьма банальной — книги печатаются на бумаге, а бумага делается из древесины. Качественный лес из Советского Союза уважали на Западе и исправно платили за него валютой, и потому-то для внутренних потребностей леса и, как следствие, бумаги не хватало. К тому же книги стоили дёшево (нужно ведь было поддерживать имидж самой читающей страны в мире) и затрат на производство не оправдывали. Бумагу, по крайней мере низкого качества, можно было производить и ещё одним путём — переработкой макулатуры. В 1974 году в стране был проведён «эксперимент по продаже книг повышенного спроса в обмен на сданную макулатуру». Эксперимент был признан удачным, и вскоре в городах появились заготовительные пункты по обмену макулатуры на книги, а точнее, на специальные талоны, которые затем нужно было «отоварить» в книжных магазинах. Первыми «макулатурными книгами» стали произведения Ильфа и Петрова, Алексея Толстого, Конан Дойля, Войнич, Дюма, сказки Андерсена. «Сдавайте макулатуру в заготовительные пункты! Сдача макулатуры — дело государственной важности!» — такие лозунги печатались на последних страницах книг, издававшихся специально под программу по приёму макулатуры. Но призывы эти, по большому счёту, были не очень-то и нужны. Интеллигентные люди с тюками макулатуры выстраивались в очереди возле заготовительных пунктов, а талончики на получение дефицитных книг стали своеобразной валютой у книголюбов.

В 90-х годах в нашу жизнь пришёл капитализм, который часто называли «диким». И те самые пресловутые «40 сортов» колбасы, шокировавшие советских граждан в западных магазинах, стали вполне обыденной реальностью. Очередь из десятка человек воспринимается нами сегодня как нечто ненормальное, мы начинаем нервничать, требуем вызвать менеджера и уволить нерасторопного продавца. Очереди и дефицит как явления исчезли из нашей повседневной жизни, и даже среди тех, кому советская система по-прежнему кажется «раем», вряд ли найдутся люди, мечтающие об их возвращении…

Неизвестно, знали ли американские специалисты, работавшие на строительстве ДнепроГЭСа, эти строчки Александра Блока, но шутили они примерно в том же духе. «Поистине русские — это скифы, — говорили „спецы“. — Они сооружают свой ДнепроГЭС так, как 2000 лет назад скифы строили свои курганы — вручную…».

Днепр как источник дешёвой и неограниченной энергии давно привлекал энергетиков. Ещё в начале XX века специалисты начали разработку проекта энергетического использования порожистого участка Днепра между Александровском и Екатеринославом (то есть между современными Запорожьем и Днепропетровском). До 1917 года было составлено полтора десятка проектов. Предусматривалось сооружение от двух до четырёх плотин, при этом планируемая суммарная мощность гидроэлектростанций не превышала 160 тыс. кВт. Однако эти планы так и остались планами. Днепр по-прежнему спокойно катил свои воды, не обращая внимания на все происходившие вокруг перемены.

В принятом в 1920 году плане ГОЭЛРО строительство мощной гидроэлектростанции на Днепре было определено как одна из самых главных задач электрификации. Сооружение этой станции позволило бы не только обеспечить дешёвой электроэнергией строящиеся в Донбассе шахты и металлургические предприятия, но и решить целый ряд других проблем. Затопление девяти порогов на участке от Запорожья до Днепропетровска давало возможность открыть судоходное сообщение на всём протяжении Днепра, обеспечить электроэнергией железную дорогу и решить задачу орошения засушливых земель.

Проектирование днепровской станции было поручено талантливому энергетику и гидротехнику Ивану Гавриловичу Александрову. Представленный Александровым одноплотинный вариант впечатлял своей грандиозностью — специалист предлагал построить в районе острова Хортица гигантскую плотину длиной 750 метров, при этом уровень Днепра поднимался более чем на 35 метров, сразу перекрывая все пороги. Конечно, у столь дерзкого проекта нашлось немало противников, однако руководство партии и лично Ленин одобрили грандиозный план.

В январе 1921 года постановлением ВСНХ была создана проектно-изыскательская организация «Днепрострой», проводившая топографические, геологические и гидрологические исследования на месте строительства станции, а также детальную разработку проекта самого ДнепроГЭСа и других вспомогательных сооружений. Эта гигантская работа потребовала без малого шесть лет, только девятый вариант проекта был признан оптимальным и удовлетворяющим условиям технического задания.

Окончательно вопрос о строительстве ДнепроГЭСа решался на совещании в Кремле, проходившем в декабре 1926 года. И здесь не обошлось без споров и сомнений в возможности постройки колоссальной электростанции. «Зимним днём созвали десятка два спецов в Кремль. Идёт вопрос о постройке Днепровской гидростанции. „Не можем рекомендовать строить самим. Дело слишком большое, опыта нет у нас в этих делах“, — так высказывается большинство. Трое высказались против, в том числе совершенно безоговорочно и я: „Если будет дано нужное оборудование — сами сделаем“. Решение принято: нас троих и назначить на работу». Этими троими были энергостроитель Б. Е. Веденеев, руководивший постройкой первой в Союзе Волховской гидроэлектростанции, П. П. Роттерт, известный украинский строитель, под руководством которого строились харьковский Дом Госпромышленности и московский метрополитен, и автор приведённых выше строк А. В. Винтер, впоследствии назначенный начальником строительства ДнепроГЭСа.

15 марта 1927 года на берегу Днепра, на скале под названием «Любовь», был поднят красный флаг с надписью «Днепрострой начат!». 60 тысяч человек приехали на берега Днепра, чтобы воплотить в жизнь «честолюбивую задумку» (так называли строительство ДнепроГЭСа иностранные журналисты). Впрочем, многие приехали не по своей воле — на ДнепроГЭСе, как и на других советских «стройках века», широко использовался труд заключённых. Что, в общем-то, неудивительно. При строительстве ДнепроГЭСа было перемещено 8 миллионов кубометров грунта, уложено 1200 тысяч кубометров бетона. И всё это вручную, с использованием только кирок и лопат. Особенно тяжёлыми были бетоноукладочные работы. Даже сейчас, с использованием современной техники, объём уложенного в тело плотины ДнепроГЭСа бетона кажется невероятным. А ведь в конце 20-х годов советские строители могли только мечтать о бетономешалках и вибраторах для укладки бетона. Главным инструментом были… ноги. «Бадью открывали вручную и месили в сапогах резиновых, брезентовые брюки надевали», — рассказывала в интервью каналу «Интер» бетонщица с ДнепроГЭСа Мария Сафроновна Греченко. И такая «пляска» продолжалась день и ночь. Естественно, что добровольцев, при всём комсомольском энтузиазме, на такую каторжную работу не хватало…

1 мая 1932 года в 6 часов 30 минут ДнепроГЭС выдал первые киловатты электроэнергии. В этот момент был запущен гидрогенератор ДнепроГЭСа. Первая очередь станции, состоявшая из пяти энергоблоков, была сдана в эксплуатацию 27 сентября 1932 года. Открытие станции намечалось на 1