А. Градский, Т. Гвердцители, Юлиан, Н. Мордюкова, Л. Сенчина, П. Дементьев, М. Боярский, Бисер Киров.

Конечно, для поколения «шестидесятников», детей оттепели, глотнувших воздух свободы, комсомольско-партийная лирика Пахмутовой и Добронравова — это символ «совка», которым партийные идеологи пытались заменить западную музыку. Да, «Битлз» в СССР официально так и не появился, зато песни Пахмутовой и Добронравова звучали всюду — на телевидении, радио, пионерских линейках, правительственных концертах. Но ведь, кроме того, их песни пел народ, а не это ли является показателем любви и признания? А песню «До свиданья, Москва!», прощальный гимн Московской Олимпиады-80, знал весь мир, и не просто знал, а плакал, когда под эту мелодию в московское небо улетал олимпийский Мишка.

Кстати, близость к власти ещё не означает взаимной любви. Александра Пахмутова никогда не была членом партии, хотя звали всегда и очень настойчиво. Почему? «Дело в том, что в любой идеологической системе, помимо её истинных приверженцев, всегда существуют и те, кто на ней откровенно паразитирует, — объясняла Александра Николаевна своё нежелание вступать в партию в интервью еженедельнику „Аргументы и факты“. — В коммунистической идеологии одни кидались за идеи в огонь, мужественно переносили пытки, бесплатно отстраивали страну, другие прятались за их спинами и возводили себе чужими руками роскошные дачи. Как раз те люди, которые относились к коммунистической идеологии крайне цинично, и тащили меня в партию. Я отлично понимала, что, получив от меня заявление, эти псевдокоммунисты сядут в чёрную „Волгу“ и уедут в свои загородные хоромы, а я с этого момента буду обязана на них работать, утопать в новых проблемах… Да, мы писали песни о комсомольцах. Но нашими героями были те святые люди, многие из которых сегодня вынуждены собирать бутылки и рыться в помойках. Обидно, например, что о Зое Космодемьянской теперь иначе как о психопатке не говорят».

Власть награждала Александру Пахмутову званиями и премиями (Александра Николаевна — народная артистка СССР (1984), лауреат премии Ленинского комсомола (1967), лауреат Государственных премий СССР (1975, 1982), Герой Социалистического Труда), но та же власть долго отказывала композитору в получении нормальной квартиры. Бывало, запрещали некоторые песни. Самый хрестоматийный и абсурдный пример — «Песня о Ленине», написанная для хорового исполнения. Недовольство вызвала строчка «…Ильич прощается с Москвой…». На прослушивании Пахмутовой и Добронравову объяснили, что Ильич с Москвой прощаться не может, поскольку он навсегда в ней. «Песню ветеранов Первого Белорусского фронта» запретили из-за того, что упоминались Жуков и Рокоссовский, но не было ни слова о Брежневе, «главном герое Великой Отечественной войны» в застойные времена. В музыке песни «И вновь продолжается бой» усмотрели роковые мотивы, из-за чего у худсовета возникли серьёзные нарекания, и только ценой неимоверных усилий песню удалось отстоять. Всё это, конечно, не доставляло радости, однако Александра Николаевна всегда относилась к подобным вещам философски. «Не сегодня, так значит, завтра выйдет, — говорила она в одном из интервью, — глупо сидеть и копить обиды, когда можно успеть ещё столько всего сочинить. Я ведь и сегодня от невостребованности не страдаю. Нужно стараться жить в ритме молодёжи».

А жить и творить в молодёжном ритме ох как не просто, хотя Александра Пахмутова и привыкла к смене эпох. Начинала она писать музыку ещё при Сталине, затем была оттепель, брежневские времена, перестройка. Настало время перемен, изменились отношения между композиторами, поэтами и артистами, музыкальный мир стал жить по коммерческим правилам. Сейчас никого не удивляет, что за песню, тем более хорошую, нужно платить, и платить много. Но Александра Пахмутова и Николай Добронравов остались верны своим принципам. «Мы никогда не продавали песни и никогда не будем этого делать, — сказала недавно Александра Николаевна в интервью газете „Вечерний Минск“. — Да и как вы себе это представляете? Мы встречаемся с певцом, обсуждаем песню, пробуем так и этак, пьём кофе, разговариваем. А потом я говорю: „Теперь давай плати“? Это невозможно».

Конечно, сейчас песни Александры Пахмутовой и Николая Добронравова всё реже появляются в теле- и радиоэфире, их творчество, как говорят в современной музыкальной «тусовке», перешло в разряд «неформата». Но это не пугает авторов, Александра Николаевна и Николай Николаевич, как всегда, с оптимизмом смотрят в будущее. Их часто спрашивают о творческих планах и о том, чем они занимаются. «Чем же ещё заниматься композитору и поэту? Конечно, пишем песни», — отвечает Александра Пахмутова. А сидящий, как обычно, рядом Николай Добронравов добавляет: «И будем этим заниматься, пока живы…».

«Писать о песенном творчестве Булата Шалвовича Окуджавы — дело трудное. Он всё написал о себе сам. Его творчеству не нужны ни переводчики, ни толмачи, ни толкователи. Шокирующие своей дремучестью предисловия — „…я в этом произведении хотел изобразить…“ — это не для него. Он что хотел, то изобразил. Что намеревался сказать — сказал». Так о Булате Окуджаве сказал Юрий Визбор. Наверное, лучше о поэте и певце не скажешь, лучшей похвалы не придумаешь. «Что хотел — то изобразил». И этим всё сказано…

Однажды известный публицист и критик Юрий Карякин определил понятие «Родина» как «не только та часть земли, на которой человек родился и живёт, но и Время, в которое он живёт». В этом смысле Булат Окуджава — один из символов Родины, символов негромких, но очень мощных по степени влияния на культурную жизнь страны.

Окуджаву нередко называют символом «арбатства» — некоего тихого духовного бунтарства, протеста против всеобщей косности и потакания официозу советской пропаганды. И символичны даже место и день рождения Булата Окуджавы. Он родился 9 мая 1924 года. Через восемнадцать лет вчерашний школьник ушёл добровольцем на фронт. Ещё через три года 9 Мая стал святым днём для каждого советского человека. А местом рождения будущего поэта, его малой родиной стал Арбат. Две этих темы — тема войны и тема Арбата — стали стержнем всего творчества Окуджавы, его вдохновением и болью.

Если рассуждать мерками 20-х годов, то Булату Окуджаве, можно сказать, повезло. Он родился в семье высокопоставленных партийных работников. Его отец, Шалва Степанович, незадолго до рождения сына был призван из Грузии на учёбу в Москву, мама, Ашхен Степановна, работала в аппарате московского горкома партии. В Москве семья поселилась в коммунальной квартире дома № 43 по улице Арбат, в двух комнатах, расположенных в разных концах длинного коридора.

В июле 1924 года Шалва Окуджава возвращается в Грузию. Для маленького Булата начинается кочевой период жизни — то он вместе с мамой живёт в Москве, то на некоторое время семья воссоединяется в Грузии. В начале 1930 года Ашхен Степановна вместе с сыном окончательно переезжает в Тбилиси. Булату пришло время учиться, и он пошёл в первый класс одной из местных школ. «Это был такой странный первый класс, — делился своими детскими впечатлениями Булат Шалвович. — О Пушкине мы не слышали ничего, Пушкин не существовал, Лермонтов не существовал, Толстой не существовал. Все они были помещики».

В 1931 году первым секретарём ЦК Компартии стал Лаврентий Берия. Между ним и Ш. С. Окуджавой возник серьёзный конфликт. Дошло до того, что Шалва Степанович был вынужден обратиться к своему другу Серго Орджоникидзе с просьбой посодействовать о переводе на работу в Россию. В 1932 году Ш. С. Окуджава был назначен первым секретарём Нижнетагильского горкома партии. Некоторое время Булат жил вместе с мамой в Грузии, а затем они переехали на Урал.

В 1937 году Шалва Окуджава был обвинён в «троцкизме» и арестован. Булат вместе с матерью вернулся в Москву. Ашхен Степановну, естественно, исключили из партии и сняли с руководящей должности. Она устроилась на работу кассиром, пыталась добиться освобождения мужа, но безрезультатно. А вскоре и сама была арестована и отправлена в ссылку.

Как воспринял арест родителей Булат? А как мог отреагировать двенадцатилетний ребёнок, который, с одной стороны, безоговорочно верил своим родителям, а с другой, не сомневался в непогрешимости «великого вождя и учителя товарища Сталина»? «Я считал, что это ошибка, — вспоминал Булат Шалвович. — Я был очень политический мальчик. И я знал, что мои родители такие коммунисты, каких не