выезде) хоть выжимай.

Судите сами, насколько я приблизился к профессиональному уровню: один или двое из первой команды, игравшей за «синих», команды, в которую входили сильнейшие футболисты университета, пошли в профессиональный спорт (а я, и то только в последний год учебы, был всего лишь в третьем составе). Самый лучший – наш университетский бог – светловолосый нападающий, блиставший талантом, словно настоящая звезда, несколько раз выходил запасным в четвертом дивизионе за «Торки Юнайтед» и даже умудрился забить гол. Другой играл защитником за «Кембридж Сити» – Сити, а не Юнайтед, команду Квентина Криспа, с хилым рейтингом в «Матче дня» и двумя сотнями зрителей. Мы ходили на него смотреть, но он был не в форме.

Вот так: если бы я был в университете первым, а не двадцать пятым или тридцатым, то при диком везении мог бы попасть в третьеразрядную полупрофессиональную команду, где бы совсем некудышно смотрелся. Спорт не та область, в которой можно размечтаться кем-то стать, как, например, писателем, актером или начальником средней руки. В одиннадцать лет я прекрасно сознавал, что никогда не буду играть за «Арсенал». Слишком юный возраст для такого ужасного знания.

К счастью, даже человек обделенный физическими данными, статью и талантом, может быть профессиональным футболистом, хотя и не будет играть в Лиге. Те же гримасы и жесты: потухшие глаза и опущенные плечи после нереализованного хорошего паса, безумные объятия, если мяч угодил в ворота, сжатый кулак и похлопывание по плечу, если нужно подбодрить товарища, поднятые руки и раскрытые ладони, чтобы показать, что ты в лучшей позиции, чем жмотничающий отдать мяч игрок, демонстрация пальцем того места, куда бы ты хотел, чтобы тебе отдали передачу, а когда тебе точно пасанули, но ты облажался, поднятая вверх рука, что означает признание и того и другого факта. А иногда, принимая мяч спиной к воротам, коротко бьешь и понимаешь, что все сделал как надо. Если бы не брюшко (хотя посмотрите на Молби), и не отсутсвие волос (вспомните Уилкинса и этого из «Сампдории», как его, кажется, Ломбарде?), и не маленький рост (а как же Хиллиер и Лимпар?), если бы не все эти мелочи, ты был бы точно как Алан Смит.

Когда я писал эту книгу, мне приходилось преодолевать какое-то внутреннее сопротивление, словно я боялся выплеснуть все это на бумагу, как боялся объяснять, что к чему, психотерапевту: а вдруг все разом исчезнет и от футбола останется только огромная дыра? Ничего подобного не случилось, по крайней мере, до сих пор. Но произошло нечто более пугающее: я начал получать удовольствие от футбольных страданий. Предвкушал новые чемпионаты, поездки на «Уэмбли», победы на последней минуте над «Тоттенхэмом» на «Уайт-Харт- лейн», это понятно, а когда что-нибудь свершалось, бесился, мол, рано, хорошо бы еще потянуть удовольствие. Я так долго маялся переживаниями, тупел и приходил в отчаяние, что, когда «Арсенал» исправился, почувствовал себя слегка, но определенно сбитым с толку. Однако бояться не стоило: как пришло, так и уйдет.

Я начал писать эту книгу летом 1991 года. «Арсенал» лидировал в первом дивизионе с большим отрывом и впервые за двадцать лет готовился вступить в борьбу за Европейский кубок. Команда играла в своем лучшем составе, имела блестящие перспективы, прекрасно защищалась, убийственно атаковала и могла похвастаться проницательнейшим тренером. После заключительного матча сезона 1990/91 года, когда мы со счетом 6:1 разнесли «Ковентри», причем четыре мяча забили за последние двадцать с чем-то минут, газеты запестрели заголовками: «Готовы править в Европе», «Канониры» воцаряются на пять лет", «Лучше, чем когда-либо», «Чемпионы положили глаз на самый большой приз». Никогда в жизни я еще не сталкивался с таким радужным оптимизмом. Даже недруги «Арсенала» среди моих друзей прочили команде уверенное восхождение к финалу Европейского кубка и, без сомнений, новую победу в Лиге.

В начале сезона команда еще не расчихалась, но к старту розыгрыша Европейского кубка обрела форму и в середине сентября разгромила австрийцев со счетом 6:1 – прекрасная демонстрация, которая, как мы надеялись, надолго запугает весь континент. Следующим противником была португальская «Бенфика». Я летал в Лиссабон на одном из двух самолетов с нашими болельщиками, где мы на пугающе огромном стадионе «Луш» противостояли восьмидесяти тысячам португальцев и закончили встречу достойной ничьей. Но на «Хайбери» нас перебегали, переиграли, и мы продули – все было кончено, как знать, может быть, еще лет на двадцать. А затем после серии невообразимых результатов после Рождества мы выбыли из борьбы за чемпионский титул, и нас вышибли из соревнований за Кубок Футбольной ассоциации – и не кто-нибудь, а «Рексхэм», команда, которая в предыдущем сезоне опустилась на последнюю строку четвертого дивизиона в то время, как мы лидировали в первом.

Странно было по следам чемпионата славы и надежд пытаться плакаться, как несчастна моя футбольная жизнь. Но когда сезон рассыпался в пыль и «Хайбери» стал вместилищем неудовлетворенных игроков и недовольных болельщиков, а будущее представлялось до невозможности мрачным, я опять почувствовал себя в своей тарелке. Великий провал 1992 года обладал гипнотической магией. «Рексхэм» – блестящее и подлинное отдохновение после Суиндона – унизил нас достаточно сильно, чтобы оживить детскую боль; но вместе с тем словно бы ожил и старый скучный «Арсенал» шестидесятых, семидесятых и, да, да, восьмидесятых, так что Райту, Кэмпбеллу, Смиту и всем остальным просто пришлось прекратить забивать голы и, подобно своим историческим двойникам, проявить беспомощность.

Через неделю после «Рексхэма» во время встречи с «Астон Виллой» я мысленно прокрутил всю свою жизнь. Ничья с никакой командой в ничего не решающем матче на виду беспокойной, временами негодующей, но большей частью терпимой, замерзающей на январском холоде толпы… Единственное, чего мне не хватало – это чтобы Ян Уре споткнулся и упал, а отец, сидящий рядом со мной на скамейке, недовольно ворчал бы себе под нос.

Удивительный (потрясающий) год (лат.)

«Коп» – трибуна на стадионе Ливерпульского футбольного клуба и прозвище ливерпульских болельщиков