вокруг почти с того самого момента, как они остановились на заправке. Но вскоре стало ясно, что она не пребывает в прострации, а, напротив, готовится к решительным действиям, и по причине, известной лишь ей, решила, что время для них пришло. Она встала, подошла к столу, обняла Маркуса сзади и с повергающей всех в смущение эмоциональной проникновенностью обратилась к женщине-полицейской, приглядывавшей за ними.
— Я была ему плохой матерью, — заявила она. — Я пустила все на самотек, я была невнимательна и… и я не удивлена, что все так закончилось.
— Да ничем это не закончилось, мама, — возразил Маркус. — Сколько можно повторять? Я ничего такого не делал.
Фиона не обращала внимания, казалось, она его даже не услышала.
— Я знаю, что не заслуживаю снисхождения, но я прошу о нем сейчас, и… не знаю, есть ли у вас дети?
— У меня? — спросила женщина-полицейский — Да, у меня маленький сын. Джек.
— Я взываю к вам как к матери… Если вы дадите нам еще один шанс, вы не пожалеете об этом.
— Мама, нам не нужен еще один шанс. Я ничего плохого не сделал. Я всего лишь сошел с поезда.
Она по-прежнему не реагировала. Уилл вынужден был отдать ей должное: решив бороться за ребенка, она не остановится ни перед чем, как бы ни было ошибочно это решение и неуместны средства. Она несла чушь — может быть, она даже понимала, что несет чушь, — но, по крайней мере, в ней говорила та часть ее личности, которая осознавала, что она должна что-то сделать для своего сына. В каком-то смысле это был переломный момент. От этой женщины и прежде можно было ожидать, что она станет нести околесицу в такие моменты, но теперь ее уже труднее было представить распростертой на диване, всю в рвоте, и Уилл начал понимать, что порой хорошие новости приходят к нам в облике, не сулящем ничего хорошего.
— Мы готовы заключить сделку, — сказала Фиона. Неужели в Ройстоне порядки, как в телесериале 'Правосудие Лос-Анджелеса', подумал Уилл. Вряд ли, хотя никогда не знаешь наверняка. — Маркус будет свидетельствовать против Элли, если вы его отпустите. Извини, Катрина, но Элли уже не поможешь. Дайте Маркусу шанс начать новую жизнь.
Она зарылась лицом в шею Маркуса, но тот отпихнул ее и подошел к Уиллу. Катрина, которая на протяжении всей речи Фионы силилась не рассмеяться, подошла к ней, чтобы ее успокоить.
— Мама, замолчи. Ты ненормальная. Черт возьми, не могу поверить, какие придурки мои родители! — произнес Маркус с чувством.
Уилл посмотрел на странную группку людей, с которыми ему пришлось провести этот день, и попытался все разложить по полочкам. Все эти пересечения и связи! Он не мог не думать об этом. По натуре, даже под воздействием наркотиков, он не был склонен к мистическим переживаниям, но почему-то в данный момент он с ужасом понял, что испытывает нечто подобное: может быть, потому, что Маркус отошел от своей матери и направился к нему? Как бы то ни было, но его одолевали чувства весьма своеобразные. Кого-то из этих людей он не знал до сего дня, с кем-то был знаком уже некоторое время, но все равно не мог сказать, что знает их хорошо. Но вот они оказались здесь: одна сжимает в руках картонную фигуру Курта Кобэйна, другой сидит в гипсе, третья плачет — и все они связаны друг с другом так причудливо, что, войди сейчас кто-нибудь посторонний, так ему сразу и не объяснишь. Уиллу еще не доводилось попадать в такую запутанную, беспорядочно растущую и хаотичную паутину; казалось даже, будто на мгновенье ему приоткрылось, каково это — быть человеком. Не так уж и плохо: пожалуй, он не отказался бы даже посвятить свою жизнь тому, чтоб быть человеком.
Все вместе они отправились ужинать в ближайший бар, где готовили гамбургеры. Рут и Элли сели отдельно от остальных, ели картошку фри, курили и тихо разговаривали; Маркус и его родственники продолжали обмен колкостями, который с большим воодушевлением начали еще в полицейском участке. Клайв хотел, чтобы Маркус все-таки продолжил свое путешествие в Кембридж, а Фиона полагала, что ему следует вернуться в Лондон, в то время как Маркус, казалось, был слишком утомлен событиями этого вечера, чтобы вообще что-либо полагать.
— Как вообще с тобой оказалась Элли? — спросил его Уилл.
— Уже не помню, — ответил Маркус. — Просто она хотела поехать со мной.
— Она собиралась остановиться у нас? — спросил Клайв.
— Не знаю. Наверно.
— Спасибо, что спросил нас заранее.
— Элли мне не пара, — твердо сказал Маркус.
— Ну что, дошло наконец? — обрадовался Уилл.
— Не знаю, кому она вообще пара, — сказала Катрина.
— Я думаю, мы навсегда останемся друзьями, — продолжал Маркус. — Но не знаю, мне кажется, я должен поискать кого-нибудь не такого…
— Не такого дикого и неистового? Менее агрессивного? Не такую дуру? Список можно продолжать до бесконечности, — вставила мама Элли.
— Не настолько непохожего на меня, — дипломатично выразился Маркус.
— Ну что ж, удачи, — сказала Катрина. — Многие из нас провели полжизни в поисках кого-то, не настолько непохожего на нас, и все еще не нашли его.
— Это так трудно? — спросил Маркус.
— Это самое трудное на свете, — сказала Фиона, с большим чувством, чем хотелось бы Уиллу.
— Почему же, ты думаешь, мы все сами по себе? — спросила Катрина.
Дело действительно в этом? — подумал Уилл. Неужели все они как раз тем и занимаются, что ищут кого-то, не слишком непохожего на них самих? Неужели именно этим и он занимается? Рейчел была энергичной, думающей, целеустремленной, заботливой и отличной от него еще по тысяче пунктов, но вся суть Рейчел и состояла в том, что она была не такой, как Уилл. Тогда в логике Катрины есть слабое место. Теория о том, что мы ищем кого-то не слишком непохожего на нас… Она верна только в том случае, если ты считаешь, что быть таким, как ты сам, не так уж и плохо.
Глава 35
В итоге Маркус поехал ночевать к папе с Линдси. Ему было их жалко, хоть и довольно странным образом: в полицейском участке они казались сторонними наблюдателями, потому что не могли совладать с ситуацией. Прежде Маркус не думал об этом, но в тот вечер можно было четко сказать, кто живет в Лондоне, а кто — нет, потому что те, кто не живет в Лондоне, были более напуганы происходящим. Для начала Клайв и Линдси боялись Элли, и мамы Элли, и полиции, они все время жаловались и были на взводе… Может быть, это не имело никакого отношения к жизни в Лондоне; может быть, все дело в том, с какими людьми он теперь общался, или в том, что за последние пару месяцев он очень повзрослел. Но теперь он и вправду не представлял, для чего ему нужен отец, поэтому-то и жалел его, поэтому-то и согласился поехать с ним в Кембридж.
Клайв продолжал нудить и в машине. Почему Маркус связался с такой особой? Почему он не попытался остановить ее? Зачем он нагрубил Линдси? Что такого она ему сделала? Маркус не отвечал. Он просто дал ему возможность занудствовать, пока у него не кончились претензии, как в баке автомобиля кончается бензин: папа говорил все меньше, успокаивался, а потом жалобы и вовсе иссякли. Все дело в том, что он больше не имел права вести себя как отец. Он упустил свой шанс. Получалось, как если бы Бог снова решил стать Богом через миллиард лет после сотворения мира, спустился с небес и сказал: ах, зачем же вы здесь построили 'Эмпайр Стейт Билдинг', и зачем все устроили так, что в Африке у людей меньше денег, и зачем создавали ядерное оружие. Потому что в ответ на это ему можно было бы сказать: а не поздновато ли делать замечания? Где ты был, когда мы это только задумывали?
Не то чтобы он считал, что его отец все время должен быть с ним, но Клайв сделал свой выбор. Если
