фотографией, сделанной на рубеже XIX и XX веков во время конкурса замков из песка. Детей на снимке мало, лишь одна девочка на переднем плане в платье по колено и панаме, сделанной, скорее всего, из газеты. Такие соревнования притягивали тысячи зевак. Роз, конечно, сказала бы ей сейчас, что тот день наверняка стал событием всей жизни для какого-нибудь забойщика из угольной шахты – выходной летний день 1908 года, когда он оказался в первых рядах зрителей гулнесского конкурса строителей песчаных замков. Но внимание Энни всегда привлекала женщина в правой части снимка, коленопреклоненная создательница замка, завершающая песчаную колокольню. На ней что-то похожее на длинное пальто или рабочий халат; шляпа «кули» делает ее похожей на горемычную вьетнамскую крестьянку со снимка времен Вьетнамской войны. Покойница, ты давно покойница, подумала Энни, как думала каждый раз, когда смотрела на это фото. Хотела ли ты убивать свое время таким образом? Может, на самом деле ты хотела плюнуть на всех, скинуть свой балахон и почувствовать спиной солнце? Нам отведено здесь не так уж много времени, зачем гробить его на песчаные замки? Лично она тратит впустую последние два часа, потому что должна выждать, но после этого – ни мгновения из оставшегося ей времени на ветер. Ну, разве что она вновь сойдется с Дунканом, или всю жизнь проведет в этом жалком музейчике, или в очередной раз прилипнет к экрану в дождливый выходной, глазея на «ист-эндеров», или примется читать какую-нибудь дамскую макулатуру, на «Короля Лира» отнюдь не тянущую, или будет красить ногти на ногах, или тратить больше минуты на выбор блюда в ресторане, или… Нет, жизнь – безнадежное гиблое болото. Так уж она по-уродски устроена.

Не думал Дункан, что можно чувствовать себя гаже, чем в индийской забегаловке, когда он сначала исповедовался Энни, а потом смотрел в ее удаляющуюся спину. Однако сбор чемодана оказалась занятием еще более отвратительным. Правда, отсутствовал самый неприятный аспект покаянной беседы, неизбежность зрительного контакта с Энни. Долго он не забудет выражение обиды и злости в ее глазах. Не знай он ее так досконально, мог бы даже подумать, что в ее взгляде читаются ненависть и презрение. Но сейчас, засовывая свои пожитки в чемодан, он чувствовал себя физически больным. Здесь была его жизнь, и сколько бы своих вещей он с собой ни унес, жизнь его останется здесь. Предыдущую ночь он провел с Джиной, в ее постели. Насколько он смог понять, она не удивилась его возвращению. Более того, она даже сказала ему, что ждала его. Дункан попытался пролепетать, что он хотел бы пока что оставаться с нею на дружеской ноге и удовольствоваться на ночь диваном, но Джина в эти тонкости вникать не пожелала, возможно, потому, что он не ввел ее в курс дела, не сообщил о своем статусе бездомного и об обстоятельствах, к этому положению приведших.

– Что-то я не пойму, почему в одну ночь ты можешь спать со мной, а на следующую требуешь отдельный диван, – усмехнулась Джина.

– Ну, не на следующую, – возразил он и почти услышал, как глаза Энни закатываются в глазницах.

– Между этими двумя ночами случилось что-то эпохальное? – продолжала веселиться Джина. – Может, ты пришел заявить, что меж нами все кончено? В такое случае не будет тебе ни дивана, ни коврика, сразу вон. – Она засмеялась, пришлось и Дункану выдавить из себя смешок.

– Нет-нет… Но, видишь ли…

– Да ладно, брось.

– Дело в том, что…

Джина обняла его и запечатала рот поцелуем в губы.

– Ага, надрался…

– Ну… Я пил лагер, когда… – Дункан попытался вспомнить, упоминал ли в разговорах в Джиной Энни. Конечно, он помнил, что невольно срывался на странное местоимение «мы-я»: «Мы… я никогда не ограничиваюсь одной серией „Прослушки“…», «Мы… я летом в Штаты ездил». Джина ни разу не обратила внимания на эти новаторские грамматические модификации. Стремясь вычеркнуть Энни из своего сознания, он вынужден был мысленно снова и снова возвращаться к ней, потому что не в одиночку же он слушал музыку и ходил в кино в течение прошедших пятнадцати лет. И ситуация подсказывала фразы типа: «Да, видел… С той женщиной, с которой я тогда встречался». – Вечер выдался сложным… – наконец закончил он.

– Сочувствую.

– Да… Не помню, говорил ли я… В общем, сегодня у меня возникли проблемы. Из-за тебя.

– Ты хочешь сказать… романтического свойства?

Он хотел было объяснить, что романтического в его отношениях с Энни не сыщешь, что скорее речь шла о совпадении темпераментов. Однако к чему?

– Ну… Может быть, в какой-то мере.

– Долгая связь?

Дункан ответил не сразу. Не потому, что не знал ответа. Пятнадцать лет, несомненно, существенный срок, поэтому вилять и отделываться отговорками типа «смотря с чем сравнивать» просто нечестно.

– Какой срок для тебя долгий?

– Ну, год.

– М-м-м… – Он наморщил лоб, изобразив усиленную работу по подсчету месяцев в уме. – Да.

– Ох, бедняжка! Бурная сцена?

– В каком-то смысле да.

– Потому и на диван попросился?

– Пожалуй.

– Но ты по-прежнему с ней?

– Нет.

– Ладно.

Ничего более о его прошлой связи Джину не интересовало. Дункан всю ночь страдал, тосковал по утраченному гнезду, спал плохо; Джина же чувствовала себя бодрой и даже веселой. Дункан пришел к заключению, что она не осознает, что для него означает разрыв с Энни, что она слишком легкомысленна и себялюбива. Лишь через некоторое время до него дошло, что, сжав срок своего партнерства с Энни в пятнадцать раз, он и не мог ожидать иной реакции. Он заявил врачу, что отделался царапиной, и удивляется, что для него не готовят операционную.

Возвращение домой лишь усугубило его ностальгию. Он хотел задержаться подольше, поставить DVD, забыть о происшедшем, представить себе, что жизнь течет по-прежнему. Однако, понимая тщетность таких потуг, он упаковал сумку и отправился восвояси. О превратностях биографии Такера Кроу Дункан не знал почти ничего, как и остальные его товарищи по сайту, хотя толков ходило немало. Однако можно было предположить, что передряг на его долю выпало немало. Сколько раз приходилось их кумиру укладывать свое барахло в дорожную сумку? Как он это выдерживал? Не в первый раз Дункан пожалел, что не имел возможности познакомиться с Такером лично. Спросить бы его, с чем он отправлялся в новую жизнь, что «при пожаре спасать в первую очередь». Почему-то казалось, что Такер непременно присоветует что-то от себя, исходя из своего опыта. «Плюнь на трусы-футболки» или «Ни в коем случае не забудь любимые фотки». Место любимой фотки на шкале ценностей Дункана отводилось плакату фильма «Доктор Но», обнаруженному им и Энни в лавке старьевщика в Гулнессе. Платил за него, насколько Дункан помнил, он сам, так что имел полное право его забрать. Плакат, однако, слишком велик, кроме того, закрывает пятно, след протечки, на стене в спальне. Оставь пятно открытым – хлопот не оберешься. Вторая кандидатура – фото Такера 18 на 12 дюймов, купленное через интернет-аукцион. Снимок 70-х годов, сделан, скорее всего, в «Боттом лайн», в Нью-Йорке. Кроу выглядит молодым, здоровым, уверенным в себе. Дункан для него и рамку заказал бы, но Энни, конечно, не потерпела бы его ни в гостиной, ни в спальне, потому снимок Кроу так и остался на стене в кабинете. Конечно же, его можно забрать безболезненно, Энни даже обрадуется удачному случаю. Да и Такер велел его не забывать… правда, лишь в воображении. Однако пикантное будет зрелище: он является к Джине с небольшой сумкой и здоровенным портретом… Хотя Джине Такер нравится… Так она утверждала. Однако Дункан не особенно доверял ее энтузиазму. Слишком уж многое ей нравится.

Уик-энд он провел, почти не расставаясь с Джиной. Они объедались, сибаритствовали, смотрели фильмы, гуляли по пляжу, обе ночи ознаменовались сексом. Все, однако, выходило как-то странно, неестественно. Дункан не мог избавиться от ощущения, что он живет не своей жизнью. Эта жизнь была куда приятнее, чем та, которую он вел раньше, но она не подходила ему, как костюм не по размеру. В

Вы читаете Голая Джульетта
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату