– Хочется Зевса немного осадить. А то папаша, позволяя себе все, нас скоро сделает гаремными женами, а не вольными богинями.
– Давай.
– Слушай, а не жалко тебе этого яблока? Все же оно и так твое.
– Эх, Афина! Ты все же никогда не будешь настоящей белой ведуньей. Много в тебе этого местного, южного, мелочного, местечкового, – она на мгновение замолчала, – придет же на ум такое дурацкое слово. А, ладно! Твое, мое… Да наплевать на это, если есть возможность порезвиться. Тем более в моих храмах этих золотых яблок как грязи.
Потомки, рассказывая потом в легендах об этом эпизоде, так и не могли толком объяснить, почему яблоко из садов, якобы принадлежащих Гере, ей надо было еще как-то разыгрывать с Афиной и Афродитой.
Розыгрыш яблока привлек внимание всех гостей. И Парису пришлось стать судьей. Он внезапно понял, что может здорово влипнуть, называя одну из трех красивейшей.
Что бы эти скучающие дамы не задумали, две проигравшие все равно затаят злобу на него.
Парис попытался отказаться от судейства, и призвать в качестве арбитра богинь Зевса. Но царь богов, прекрасно поняв замысел своих жен и любовниц, посмеялся в душе их наивной хитрости, и велел Парису исполнить волю богинь. Пусть порезвятся, девочки.
– Ну, как будешь выбирать? – спросили сиятельные дамы, когда их оставили вчетвером. Им было весело. И от вина, и от смущения этого красавчика, и от того, что они провели Зевса. Так они, во всяком случае, считали.
Парис оглядел конкуренток. Пышная и сильная женственность Геры поначалу захватила его. И он чуть было не отдал яблоко с ходу царице богов.
Но пикантная сухощавость Афины тоже возбуждала.
А что если посмотреть на них голых? И вообще провести некоторое время с каждой на ложе.
Поначалу мысль показалась слишком дерзкой. Но потом Парис вдруг подумал, что божественные жительницы Олимпа не прочь обострить игру.
– Богини, я не могу решить, кто из вас красивее. Решительно не могу. Для этого надо посмотреть на вас обнаженных. Но я не решаюсь дерзнуть такое.
– А зря не решаешься, – тягуче усмехнулась Гера. – Раздеваемся, девочки?
И начала медленно снимать тунику.
Афина и Афродита, кружась в каком-то неведомом танце, последовали ее примеру.
Париса бросило в жар.
Ведь это проделывали перед ним богини!
– Ну! – почти одновременно сказали все трое, став перед троянским царевичем в вызывающих позах.
– Не могу, богини, не могу!
– Что не можешь, мой мальчик? – даже несколько угрожающе произнесла Гера.
– Не могу выбрать достойнейшую из вас, не проведя с каждой некоторого времени наедине, – набравшись храбрости, выпалил Парис.
Богини рассмеялись.
– Так бы сразу и сказал. С кого начнем, девочки?
– С тебя царица, – сказала Афина. – Ты самая старшая.
Вот собака худая, – подумала Гера, – возрастом уколола. Но ничего. Стерпим. Мы выше этого.
– С меня так с меня, – спокойно сказала она. – Подождите девочки.
Парис в страстном исступлении мял это пышное сладкое тело, и тонул в нем. Особую пикантность он нашел, когда нащупал едва заметный рубец на ягодице Геры. Царевич из мирового центра работорговли не сомневался. Когда то давно эту царицу богов вульгарно пороли.
Он вцепился в эти ягодицы жадными пальцами, вдруг представив, что не царицу богов, а строптивую рабыню он сейчас заваливает на ложе.
– Сомневаюсь, что у тебя останется сил для такого же пристального изучения Афины и Афродиты, – с усмешкой сказала Гера, когда все закончилось.
Парис опустил глаза.
– Мои силы тут ни при чем. Я должен выполнить свое обещание всем троим, царица Олимпа. Ведь ты сама настаивала на этом поручении.
– Выполняй, мой мальчик. Выполняй.
Как это ни странно, но после пышнотелой Геры Афина показалась Парису очень привлекательной. Она влекла его, как влечет кубок кислого вина после куска сочного жаркого.
Кроме того, олимпийская воительница проявила поразительную живость на ложе.
В совершенном изнеможении лежал Парис, когда в комнату вошла Афродита.
Ладненькая, небольшая стройная ведунья несомненно была хороша. Но ее красота была лишена какой бы то ни было пикантности, которая всегда является результатом некоего пусть небольшого, но оригинального отступления от канона.