смертному не место в Изенштейне».
Лишь вплотную приблизившись к Альбериху, Хаген разобрал его слова:
— Отдайте ваше оружие.
— Наше оружие! — взвился Данкварт, но Хаген успокаивающим жестом положил ему на плечо руку, вынул из ножен свой меч и протянул гному.
Альб, покачав головой, жестом подозвал одну из всадниц. Та молча приняла оба меча, тщательно укрепила их под седлом своего коня и кивнула. Альберих ответил тем же и посторонился.
— Проезжайте!
Казалось, они во второй раз пересекли незримую грань, шагнув в ворота. Словно оборвалась нить, связывавшая их с внешним миром. Внутри было совершенно темно, мрак обволакивал все угрожающей черной массой. Топот копыт звонким многократным эхом отдавался в необозримом пространстве — должно быть, они находились в огромном зале или пещере. То и дело во тьме вспыхивали бледные серебристые огоньки, едва различимые смутные голоса раздавались откуда-то издалека.
Постепенно по мере их продвижения в глубь горы становилось светлее. Вскоре слабые огни, подобные сиянию звезд, сменились красноватыми отсветами. Быть может, это было зарево костра, или огромного камина, или факела, а может, жар исходил из земных недр. Пол был покрыт изломанными трещинами — молниями, застывшими в камне, сквозь которые сюда проникали струйки зловонного теплого воздуха. То и дело земля содрогалась — то ли под копытами коней, то ли сама по себе. Невольно Хагену вспомнились древние легенды о мрачных божествах, силы которых лишь спали, но не были побеждены.
Теперь Хаген уже мог различить ближайшие окрестности. Они продвигались по пещере, своды которой возвышались над головами на высоту пятнадцати, а то и двадцати человеческих ростов. Потолок поддерживали толстые черные колонны из лавы, застывшей на их поверхности блестящими слезами. В конце зала возвышалась широкая лестница, вела она к запертым воротам. На них был начертан тот же символ, что и на шлемах всадниц.
В полном молчании они приблизились к лестнице, Альберих жестом приказал спешиться. Две всадницы увели их коней, затем удалились и остальные. Данкварт, Хаген и альб остались одни.
Альберих приглашающим жестом указал на ворота. Но Хаген не двинулся с места:
— Где Гунтер и все остальные?
Гном поморщился:
— Гунтер ждет тебя. А Зигфрид, я думаю, находится в своих покоях и делает то, что положено доброму христианину в такое время, — спит.
Они нерешительно последовали за гномом. Высокие створки ворот, обитые медными, серебряными и золотыми планками, распахнулись перед гостями точно по мановению волшебной палочки. За воротами простирался широкий коридор, стены которого, как и все в Изенштейне, покрывала черная, лишь слегка обработанная лава. Красноватый свет заливал проход, только здесь он был куда сильнее, чем снаружи.
Гном вдруг сильно заторопился. Обогнав Хагена с Данквартом, он остановился возле одной из дверей. На сей раз услужливые духи Изенштейна ему не помогали. Альберих своими руками отодвинул тяжелый засов и проскользнул за дверь. За ней оказался еще один коридор, заканчивавшийся лестницей, полого спускающейся вниз, затем зал — не такой большой, как первый, — снова дверь и лестница…
Изенштейн был огромным лабиринтом, бесконечным переплетением наполненных красноватыми бликами коридоров и залов, лестниц, ведущих то вниз, то вновь наверх, вдоль и поперек пересекавших черную скалу.
С каждым шагом Хагену становилось все более не по себе. Нет, красные отсветы и блестящая черная лава не пугали его. Хагена угнетало чувство, что мир этот был не их миром, что они шагали по полу, по которому ходили боги, которого не должна была касаться нога простого смертного. Он и его брат были здесь чужими, их дыхание никогда не должно было нарушать глубокое молчание Изенштейна. Гора была вратами в преисподнюю, а не входом в Вальгаллу. И создали ее гневные божества.
Наконец Альберих остановился перед какой-то дверью. Они находились в коридоре, слегка закругляющемся влево. Несмотря на то что они долго пробирались по запутанным ходам подземелья, Хаген заметил, что двигались они по кругу. Коридоры горы напоминали жилище гигантской змеи.
— Проходи, Хаген из Тронье, — молвил Альберих, — Твой король ждет тебя.
Краем глаза Хаген заметил, как Альберих поднял руку, останавливая Данкварта.
— Ты останешься, Данкварт.
— В чем дело? — рявкнул брат.
— В том, что Гунтер настоятельно потребовал разговора с твоим братом с глазу на глаз.
Хаген встал между ними:
— Успокойся, Данкварт. Раз такова воля Гунтера, мы должны повиноваться.
Данкварт удивленно уставился на брата, но затем, видимо уже не в силах продолжать спор, устало кивнул.
— Ты пойдешь со мной, — продолжал Альберих, — Я провожу тебя в твои покои. Правда, на такие шикарные апартаменты, как в Тронье или Вормсе, можешь не рассчитывать.
Не произнеся ни слова, Данкварт повернулся и последовал за гномом. Дождавшись, пока их шаги затихнут, Хаген отворил дверь.
Гунтер сидел спиной к нему в высоком кресле и спал. Осторожно прикрыв за собой дверь, Хаген оказался в полукруглом помещении. Он огляделся по сторонам.
Тронье не знал, смеяться ему или гневаться. Это вовсе не были покои, достойные короля. Пол, стены и потолок — окон не было вообще — состояли, как и все в пещере, из черной лавы, однако кто-то потрудился сделать комнату более или менее пригодной для жилья. У стены стояла кровать, покрытая бархатным покрывалом и подушками, стол и несколько приземистых стульев, сундук с открытой крышкой — оттуда виднелись вещи Гунтера. Возле двери висела металлическая руна, а на противоположной стене, на высоте человеческого роста — массивный железный щит. Другого, потайного выхода из комнаты опытный глаз Хагена не обнаружил — что, правда, вовсе не говорило о том, что его здесь не было. Неслышными шагами приблизившись к Гунтеру, он поднял руку, чтобы разбудить его…
…и застыл на месте. Король бургундский изменился. Целый год не видел его Хаген, а трудный путь в Изенштейн не мог быть легким и должен был утомить короля. Но, всмотревшись в его лицо, Хаген ужаснулся.
Гунтер постарел. Лицо его, когда-то мягкое, нежное, теперь несло печать глубокой скорби. Он был бледен, под глазами проступали темные круги, свидетельствующие о многих бессонных ночах. Руки, лежавшие на подлокотниках, слегка подрагивали во сне. Дыхание было быстрым и неровным, словно его мучили кошмары.
Должно быть, Хаген все же сделал неосторожное движение или просто Гунтер почувствовал его близость. Он вдруг встрепенулся и открыл глаза. Тут же взгляд его прояснился, искорка сначала испуга, а затем безумной радости вспыхнула в нем.
— Хаген! — Король вскочил, заключив Хагена в тесные объятия, — Хаген, дружище, приехал!
Дав королю излить бурный прилив чувств, Тронье осторожно освободился от объятий, отошел на полшага назад и преклонил колено.
— Ты звал меня, мой король. Я явился.
Гунтер ошарашенно взглянул на него, будто не понимая, о чем он говорит. Затем покачал головой и нетерпеливо приказал ему подняться:
— Что за глупости, друг мой! Мы ведь не при дворе. Преклоняй передо мной колени, когда этого требует этикет, но не тогда, когда я нуждаюсь в твоей помощи. — Он рассмеялся, но тут же лицо его опять посерьезнело. — Неужели это действительно ты! — Он глубоко вздохнул, — Брунгильда сообщила мне, что ее передовые отряды видели людей, приближающихся к Изенштейну с юга! Но я не смел надеяться, что это ты. Так скоро!
— Я явился так быстро, как только мог. Сильно штормило, и ветер не был попутным.
— Но ты здесь, — улыбнулся Гунтер, — и одно это важно. Ты прибыл один или с отрядом?
Хаген помедлил. Стоило ли рассказывать королю все, начиная с крушения ладьи Арнульфа у побережья Тронье и заканчивая предательским нападением прошлой ночью? Вспомнив о предостережении Альбериха, он покачал головой: