свои наручные часы. Встреча была назначена на восемь вечера, а до этого времени оставалось еще добрых десять минут. Меня это удивило, так как я добирался сюда в такой спешке, что был уверен, что уже гораздо позднее.

— У нее есть еще несколько минут, — сказал я, чем заслужил одобрительный взгляд толстушки (если я правильно понял неточный жест Эда, ее звали Юдифь, это имя больше подходило рыжеволосой).

Эд уважительно присвистнул, бросив взгляд на толстое матовое серебро моих швейцарских часов.

— Вот это вещь! — с восторгом сказал он.

Я встретил его замечание равнодушно, слегка пожал плечами и одернул рукав куртки. Эд был прав. Эти часы были самой моей большой драгоценностью, которой я когда-либо обладал, а что до Эда, он может делать по этому поводу любые выводы, какие ему угодно. Пару лет назад я выиграл это сокровище в покер у какого-то бедняги, который играл еще хуже меня и которому везло еще меньше, чем мне. Я бы давно продал эти часы, но я пока не встречал никого, кто был бы в состоянии заплатить хотя бы за ремешок этих часов.

— Ну если все вы из нашей пятерки или там шестерки, то где же Флеминг? — спросил я.

— Да, действительно! — с видом триумфатора вопросил Стефан, словно проснувшись. Смешно! Поистине, он сделал все, что мог, чтобы я не разочаровался в своем мнении по поводу этого стокилограммового мешка с мускулами, голова которого была покрыта ежиком коротких светлых волос, которые обрамляли не слишком высокий лоб.

Эд закатил глаза (предусмотрительно стараясь, чтобы этого не заметил Стефан) и быстро ответил:

— Наш щедрый благодетель скоро будет, — кивком головы он указал на раздвижную дверь. — Он там ожидает уже примерно час. Он уже заказал два кофе, большую кружку пива и кусок сырного пирога.

— Яблочного, — возразила Юдифь. — Я точно видела, что это был яблочный пирог.

Конечно, это колоссальная разница!

— Тогда почему мы не можем туда войти? — спросил я.

— Потому что Цербер нас не пускает, — ответил Эд, показывая многозначительно на хозяина. — Он сказал, что мы только тогда должны войти к нему, когда все соберемся.

— Интересно, а как он нас удержит, если все же мы захотим войти? — спросил я, все больше удивляясь. — Он что, силу применит?

В это же мгновение я пожалел о своих словах. Ни Эд, ни кто-либо другой не ответил ничего на мой вопрос, но я отлично видел их реакцию по выражению лиц. Какая-то противоестественная часть моей личности, склонная к саморазрушению, заботилась о том, чтобы с самого начала произвести на окружающих максимально дурное впечатление. И на сей раз она, эта часть, сделала свою работу довольно удачно.

Хотя бы один раз за этот день судьба была благосклонна ко мне, потому что именно в это мгновение открылась входная дверь и в залу вошла молодая женщина в однотонном твидовом костюме и в тяжелых, черных походных ботинках. У нее были абсолютно белые волосы, постриженные, но уложенные столь неаккуратно, будто эта женщина вовсе никогда не ходила в парикмахерскую, костюм на ней был не только старомодный, но еще и легкий не по сезону, к тому же совершенно неопределенного цвета. К таким женщинам больше всего подходит определение «серая мышка».

— Добрый вечер, — сказала она громким, дрожащим голосом, который говорил о том, что она вот-вот умрет от волнения. — Меня зовут Гертнер, Мария Гертнер. Я по приглашению адвокатской конторы «Флеминг и сын».

Цербер слегка повернул голову к столу, однако продолжал полировать свой стакан дальше, готов поручиться, что это был все тот же стакан, который он начищал и в момент моего появления здесь.

— Эти господа тоже приглашены по тому же вопросу, — пробурчал он. Похоже, он не слишком церемонился с теми гостями, которые почти ничего не заказывают.

Мария поблагодарила его слабым нервным кивком головы и подошла к нам поближе. Тяжело ступая своими огромными походными ботинками и сгибаясь под тяжестью своего большого чемодана, она подошла к нашему столику. Я невольно вспомнил, что в последней полученной мной (а значит, и всеми) инструкции было написано: «при себе иметь только самые необходимые личные вещи». Вероятно, у этой Марии особенно большие личные потребности.

Пока я подыскивал подходящие слова для приветствия, Эд вскочил, обогнул стол и протянул Марии правую руку, другой рукой он подхватил тяжелый чемодан, однако затем только, чтобы тут же поставить его на пол.

— Значит, ты Мария. Мы ждали тебя. — Он по очереди представил меня, себя и всех остальных (впрочем, точно такими же словами, какими до этого знакомил всех нас, это прозвучало, с одной стороны, фамильярно, а с другой — заученно, и еще больше ухудшило мое мнение о нем). Властным жестом он пресек ее желание что-то сказать, хотя мне показалось, что она порывалась это сделать.

— Знаю, знаю, ты дрожишь от нетерпения поближе познакомиться со всеми нами, дорогая, но придется немного подождать. Мы все ожидаем аудиенции у короля и не можем заставлять его ждать. Не так ли?

Это было уже слишком. Мария совершенно растерялась и удивленно оглядывалась вокруг. Я быстро обернулся и подошел к раздвижной двери. Манеры Эда начали действовать мне на нервы, хотя я знал его всего несколько минут. И с этим типом мне придется провести здесь столько времени? Веселенькое дело!

Так как я был ближе всех к раздвижной двери, я подошел к ней раньше всех, раздвинул створки и приготовился войти во второй зал.

Помещение на другой стороне выглядело точно так, как я его себе представлял, ну, может быть, еще немного хуже. Должно быть, в университетах есть специальный факультет, на котором будущих дизайнеров интерьеров обучают достигать верха безвкусицы и бедности мысли специально для того, чтобы оформлять гостиничные холлы и залы. Зал, который открылся передо мной, мог быть оформлен лучшим выпускником такого горе-факультета. Помещение было очень большим, минимум двадцать на двадцать метров, если не больше, в скучном шахматном порядке по нему были расставлены пивные столы и дешевые стулья. В воздухе пахло старым деревом, выдохшимся пивом и сигаретным дымом с легким оттенком блевотины, а холодный свет неоновых ламп под самым потолком довершали отталкивающее впечатление, оказываемое этим помещением. Все без исключения окна были закрыты тяжелыми дощатыми ставнями, краска с которых давно облетела, а у противоположной от двери стены располагалось небольшое деревянное возвышение, вроде сцены, на котором, вероятно, во время редких праздников могла играть небольшая группа музыкантов со второсортным певцом под гитару и неизменной губной гармошкой, которые развлекали редких гостей.

В данный момент на этой сцене стоял деревянный стол, за которым сидел стройный, невероятно молодой мужчина, который маленькими глотками пил кофе и смотрел на меня без тени удивления, несмотря на то что я вошел без стука или другого предупреждения. Должно быть, это и есть Флеминг. Да, это должен быть Флеминг, хотя бы потому, что, кроме него, в помещении никого не было. Весьма скоро я понял причину такого спокойствия этого типа. Разгадка была в том, что прямо перед ним на столе стоял открытый ноутбук. Он был слегка повернут в сторону, и одного взгляда на монитор было достаточно для того, чтобы понять, что он был подключен к видеокамере, которая была установлена в передней зале. Этот тип за нами наблюдал!

Я сделал еще шаг вперед, за спиной я слышал, как остальная компания вошла в зал, и глубоко вздохнул, чтобы произнести несколько слов, чтобы прояснить ситуацию. Флеминг быстро поставил кофейную чашечку на стол и встал. По-видимому, выражение моего лица ясно показывало мое настроение. Флеминг бросил нервный и явно виноватый взгляд на компьютер и даже не осмелился захлопнуть монитор, а я бросил еще один взгляд на его лицо. Странно, но я ожидал увидеть что-то совсем другое. Судя по письмам, которые я получал, и по нескольким телефонным разговорам, я мог ожидать увидеть господина в темном костюме, с седыми волосами и изящно одетого, по крайней мере белая рубашка и галстук.

Флеминг был полной противоположностью.

Не думаю, чтобы он был хотя бы на лень старше меня, а может быть, даже на несколько лет моложе, одет он был в черный вязаный свитер с воротником стойкой, белые джинсы и кроссовки «Найк», а волосы у