безрадостное путешествие.
Апрель в этом году выдался пасмурным, холодным; весна запаздывала.
— Природа грустит вместе со мной, — сказала шотландская королева Мария. — Святая Дева, как я боюсь этого путешествия! Оно пугает меня сильнее, чем смерть.
Когда они поднялись на корабль, который должен был повезти Марию по неспокойному серому морю, прочь от земли, где она познала радость, в страну, где ее ждали беды, она вспомнила не последние часы жизни ее мужа, не улыбки поэта Ронсара, не обожание юного короля Карла, а холодный, змеиный взгляд женщины, которая могла избавить Марию от этого изгнания. Теперь Мария знала, что Катрин, которую она почти не замечала прежде, вовсе не была серым, безликим существом. Королева Шотландии поняла, почему люди называли Катрин «Мадам Змея».
Она смотрела на удаляющийся берег, пока он был виден; когда холодные брызги коснулись ее щеки, она постаралась представить себе неведомое будущее, на которое уже падали тени мрачного Джона Нокса и рыжеволосой королевы Англии, способной помешать прибытию Марии в Шотландию.
Ей было страшно и грустно; она чествовала, что ее сердце разбито женщиной, которую она по- настоящему узнала только теперь.
— И не собираюсь! — заявил Генрих де Гиз; его отец засмеялся — они оба считали, что женщины созданы для утех, но им нельзя позволять вмешиваться в серьезные дневные дела. Больше всего Генрих любил своего отца за то, что Франциск относился к сыну как к взрослому человеку.
— Разумеется! — сказал герцог, обняв Генриха. — А теперь слушай. Ты будешь играть с принцем Генрихом. Ты проследишь за тем, чтобы вы остались одни. Мы с герцогом Немурским подойдем к вам и пригласим принца на небольшую прогулку. Я заговорю о ней с тобой, а герцог Немурский предложит Генриху присоединиться к нам… так, словно мне безразлично, поедет он или нет. Но ты позаботишься об этом. Расскажешь ему о Лоррене, объяснишь, как весело будет Генриху с нами.
— Я сделаю это, отец. Когда все произойдет?
— Вечером.
— Но покои принца охраняются.
— Не беспокойся об этом. Мы вытащим его через окно; нас будет ждать экипаж.
Генрих де Гиз радостно засмеялся. Он стоял очень прямо, подражая выправке отца; он сожалел о том, что не имеет боевого шрама под глазом. Иногда он хотел сделать себе такой шрам, чтобы люди спрашивали: «Это Меченый-отец или Меченый-сын?»
Он был полон решимости справиться с заданием. Держался рассеянно с Марго. Она упрекнула его в этом, попыталась заставить Генриха приласкать ее, но юный де Гиз был холодным, отчужденным; таким, в его воображении, становился старший де Гиз перед важным сражением; сейчас не время для флирта, считал Генрих.
В назначенное время он был на своем посту, с принцем Генрихом; юный де Гиз сделал так, чтобы они остались одни.
Не следовало ожидать, что де Гизы позволят событиям и дальше развиваться так, как они развивались непосредственно после смерти короля Франциска. Герцог и кардинал поняли: подобная ситуация сложилась потому, что, как и другие окружавшие Катрин люди, они недооценили силу королевы- матери.
Неожиданно использовав Бурбонов в борьбе против де Гизов, она поймала последних врасплох, но это, несомненно, можно было изменить; де Гизы решили нанести первый удар по чувствам Катрин. Весь двор знал, что она души не чает в Генрихе; говорили, что он «дороже ей правого глаза». Значит, Генриха следует забрать у Катрин; она не получит его назад, пока не поймет, кто истинные хозяева Франции.
План герцога был простым; к его осуществлению он привлек собственного сына Генриха. Никого на свете герцог не любил так сильно, как своего старшего сына, и юноша отвечал ему взаимностью. Герцог Франциск видел в Генрихе де Гизе, в настоящее время принце Жуанвилле, копию того подростка, которым был когда-то он сам. Их внешнее и внутреннее сходство казалось удивительным даже для отца и сына. Юный Генрих охотно умер бы по приказу отца, и герцог Франциск с такой же готовностью отдал бы свою жизнь за сына. Поэтому герцог знал, что может без риска поделиться с Генрихом своим планом похищения другого Генриха, сына Катрин Медичи.
— Мы не причиним ему вреда. Только проучим его мать.
Но Генрих де Гиз не испугался бы, узнав, что она причинят вред принцу. Он не любил принца, презирал его, считал женственным созданием, полным антиподом его самого и Франциска де Гиза.
— Не говори об этом никому… даже Марго.
Он украдкой улыбнулся отцу, герцогу Франциску, когда тот, согласно их плану, подошел к детям со своим другом и сообщником, герцогом Немурским.
Герцог Немурский заговорил с маленьким принцем, в то время как герцог Франциск отвернулся и стал беседовать с сыном.
— Добрый день, принц, — сказал герцог Немурский.
— Добрый день, — ответил принц; он коснулся ушей, чтобы убедиться в том, что серьги на месте.
— Какую веру ты исповедуешь, мой принц? Ты — папист или гугенот?
Хитрые глаза Медичи внимательно посмотрели на герцога. Принц Генрих был умным мальчиком, он знал, что волнения в этой стране возникли из-за религиозных противоречий. Стоило герцогу затронуть эту тему, как Генрих насторожился.
— Я исповедую ту же веру, что и моя мама, — произнес он сухим тоном.
— Это хорошо, — сказал герцог. — Значит, ты — послушный сын.
Теперь пришел черед заговорить юному Генриху де Гизу. Подбежав к принцу, он сказал:
— Мой отец берет меня в замок Лоррен. Я приглашаю тебя поехать с нами.
Принц Генрих перевел свои итальянские глаза с герцога на юношу.
— Мама не захочет, чтобы я покинул моего брата, короля.
— В Лоррене будет весело, — не сдался Генрих де Гиз. — Там ты будешь главным лицом. А здесь ты всего лишь брат короля. У моей мамы великолепные драгоценности. Я уверен, тебе очень понравятся ее сапфиры.
— Какие сапфиры? — с интересом спросил принц Генрих.
— Самые разные. А еще у нее есть красивые итальянские наряды. Мы откроем ее шкафы и облачимся в них. Ты должен поехать с нами.
Глаза принца Генриха засверкали, потому что больше всего на свете он любил переодеваться. Он захотел услышать больше о туалетах и нарядах герцогини де Гиз.
— Поехали с нами, ты все сам увидишь, — лукаво произнес Генрих де Гиз.
— Хорошо, — сказал принц. — Только ненадолго.
Франциск де Гиз ласково, одобрительно сжал плечо сына; мальчики отбежали в сторону.
Когда взрослые уже не могли их услышать, принц недоверчиво спросил Генриха де Гиза:
— Почему мы едем без разрешения моей мамы?
— О… но это короткий визит, он быстро завершится. Нет необходимости беспокоить ее.
— Пожалуй, я не поеду, не получив разрешения у мамы.
Генрих де Гиз забеспокоился; решив сделать приключение более захватывающим, он прошептал:
— Это будет потрясающей забавой. Мы выберемся из дворца через окно; на дворе нас будет ждать карета, которая повезет нас в Лоррен.
Принц задумался; он не любил грубые мальчишеские игры так сильно, как его приятель. Генрих де Гиз был еще мальчиком; ему не пришло в голову, что такой способ бегства испугает принца. Генрих Валуа понюхал свой надушенный платок, изучающе поглядел на кольца, украшавшие его пальцы. На губах мальчика появилась хитрая улыбка, и он, улучив удобный момент, побежал к матери.
Она нежно обняла его; с ним, в отличие от других своих детей, она забывала об этикете.
— Мама, — в его глазах появилось лукавство, — я должен покинуть мои покои через окно, чтобы сесть в карету и поехать в Лоррен; там я смогу посмотреть туалеты, и драгоценности герцогини де Гиз.
— О чем ты говоришь, мой дорогой?
— Такой план они придумали.
— Кто, мой дорогой? О чем идет речь?
