просьбу?
Жанна засмеялась.
— Да, отец, выполню. Я буду петь, когда мой сын появится на свет, и ты со своей маленькой золотой коробочкой будешь находиться возле меня.
— Клянусь честью! — сказал он и торжественно расцеловал Жанну в обе щеки. — Я отправлю Котена, моего верного слугу, спать в твоей приемной. Он придет ко мне, когда начнутся роды. Я смогу поприветствовать моего внука и убедиться в том, что ты сдержала свое обещание.
Во время этих недель ожидания Жанна была счастлива настолько, насколько это было возможно в отсутствие Антуана. Она гуляла с отцом, поскольку он настаивал на необходимости физической нагрузки для дочери. Если она отдыхала, он поднимал ее. Он боялся, что она родит ему ребенка, похожего на болезненных, хилых сыновей короля Франции. Пусть все увидят, что его внук — настоящий уроженец Беарна.
Хмурым зимним утром Жанна поняла, что этот час близок. Она велела Котену ждать ее вызова. Когда начались схватки, она вспомнила о муках, дважды перенесенных ею, и усомнилась в том, что сможет петь, превозмогая боль.
Но она должна петь, от этого зависело, получит ли она наследство.
— Котен, — крикнула она. — Котен… быстро… позови моего отца. Я скоро рожу.
Пот бежал по ее лицу; она согнулась от боли. Услышав шаги отца, Жанна запела местную песню «Наша Госпожа на краю моста».
Ликующий Генрих не отводил глаз от роженицы. Превозмогая боль, Жанна обращалась к «Госпоже на краю моста». Генрих был доволен. Именно так следует появляться на свет его внуку.
И наконец ребенок родился.
Генрих растолкал женщин, стоявших у кровати; ему хотелось поскорей взять малыша в свои руки.
Мальчик! Торжество Генриха было полным.
— Настоящий гражданин Беарна! — воскликнул король. — Какой другой ребенок родился под пение матери? Скажите мне! Что вы делаете с моим внуком? Он — мой. Я назову его Генрихом; его ждет великое будущее. Дайте его мне! Дайте его мне! О… погодите.
Он достал золотую цепь и обернул ее вокруг шеи своей обессилевшей дочери. Улыбнувшись ей почти нежно, он вложил в ее руку золотую коробочку.
Генрих Наваррский забрал малыша у женщин и завернул его в подол длинной мантии. Он отправился с мальчиком в свои личные покои, громко крича:
— У меня родился внук. Овечка принесла льва. Благословенного льва! Мой внук! Генрих Наваррский, тебя ждет большое будущее.
Придя в себя после родов, Жанна почувствовала на шее цепочку и попыталась открыть маленькую золотую коробочку. Но она оказалась запертой. Отец не дал ей ключ и ничего не сказал о нем.
Жанна поняла, что он не хотел, чтобы она прочитала документ до его смерти. Она не узнает, какое наследство ждет ее и сына; ей придется довольствоваться надеждой.
Жанна рассердилась; отец провел ее; постепенно злость ослабла. Отец совершил типичный для него поступок. Формально он выполнил свое обещание. Ей осталось только унять собственное нетерпение.
Тем временем Генрих Наваррский любовался внуком. Он провел по его губам долькой чеснока — гасконским противоядием. Затем приказал слугам:
— Дайте мне вина.
Когда ему принесли вино, он налил его в личный золотой бокал и дал новорожденному отпить жидкость. Малыш сделал глоток; дед, повернувшись к слугам и придворным, засмеялся от радости:
— Он — настоящий гражданин Беарна!
Интерес Генриха Наваррского к внуку не исчерпался в день его рождения. Король решил, что мальчик не должен расти изнеженным баловнем; чтобы этого не случилось, его следует отдать на воспитание жене простого работника.
Генрих тщательно выбирал женщину; он сказал ей, что, если здоровье ребенка ухудшится, ее постигнет суровая кара. Мальчика нельзя баловать, заявил король Наварры. Он и его дочь будут навещать маленького Генриха. Мальчика не стали пеленать; с ним обращались, как с сыном работника, за исключением того, что он всегда ел досыта. Бедная Жанна Фуршар, напуганная громадной ответственностью, приняла ее с гордостью — она не могла ответить отказом. Пока в их семье находится принц, они будут иметь вдоволь еды. Все знали о том, что за мальчик живет в скромном доме. Рядом разместилась охрана, состоявшая из наваррских гвардейцев.
Маленький Генрих рос сильным, закаленным — таким хотел видеть внука его дед. Но король Наварры недолго радовался этому. Меньше чем через год, готовясь к войне с Испанской Наваррой, король умер во время эпидемии, разразившейся в провинции.
Жанна стала королевой Наварры; она без промедления сделала Антуана королем.
Только теперь Жанна впервые засомневалась в муже — не в его верности ей, а в наличии у Антуана государственного склада ума. Прежде он казался ей самим совершенством.
Наваррой сейчас правила женщина; король Франции, не желавший иметь возле франко-испанской границы маленькое королевство, удаленное от Парижа на значительное расстояние, задумал обмен территориями. Он вызвал Антуана в столицу. Король Наварры почти согласился на эту акцию. Лишь узнав, что для ее осуществления, согласно завещанию Генриха Наваррского, требуется согласие Жанны, он решил посоветоваться с супругой.
Антуан поспешил к ней, чтобы сообщить о предложении короля Генриха; выслушав мужа, Жанна пришла в ужас. Они впервые всерьез поссорились; не умевшая контролировать свой язык женщина назвала Антуана глупцом, едва не угодившим в ловушку.
Между супругами появилась холодность, причинявшая боль Жанне. Антуан умел быстро приходить в себя после поражений. Именно тогда Жанна обнаружила в себе дипломатические способности. Она поехала в Сент-Жермен и встретилась там с королем Франции, хотя Антуан предупреждал ее о том, что она подвергнет себя опасности. Король мог удержать Жанну в качестве заложницы до обмена территориями. Но Жанна, знавшая, что наваррцы никогда не покорятся королю Франции, с помощью тонкой дипломатии убедила Генриха в том, что она сама согласилась бы на обмен, если бы его приняли ее подданные. Она заявила, что, если такого согласия не будет получено, королю Франции не удастся усмирить Наварру. Генрих понял мудрость ее слов и отправил Жанну назад, чтобы она проверила лояльность ее народа. Она оказалась права; она знала, что может положиться на своих подданных. Вернувшись в Пау, она с гордостью увидела демонстрацию; люди заявляли, что не признают иного правителя, кроме Жанны.
Это успокоило женщину, однако она была опечалена; Антуан в некотором смысле предал жену легкомысленным отношением к любимому ею королевству.
Позже из Парижа пришло приглашение на свадьбу дофина и шотландской королевы Марии; во время этого визита Жанна стала свидетельницей нового легкомысленного поступка ее мужа.
Когда они прибыли в Париж, но еще не явились к королю, чтобы выразить ему свое почтение, им нанес визит старый друг Антуана, слуга которого попал в тюрьму. Друг попросил Антуана посодействовать освобождению этого человека; король Наварры, польщенный этой просьбой и пожелавший продемонстрировать свое влияние, обещал выполнить ее. Поскольку его брат, кардинал де Бурбон, был в это время правителем Парижа, Антуан без труда добился желаемого.
Король Генрих пришел в ярость, узнав о происшедшем; он счел это вмешательством в его дела и весьма холодно принял Антуана и Жанну, явившихся к нему с визитом вежливости.
Повернувшись к Антуану, Генрих сказал:
— Монсеньор! Разве вам не известно, что я — единственный властитель Франции?
Антуан низко поклонился.
— Ваше Величество, мое сияние меркнет в вашем присутствии. В этом королевстве я — всего лишь ваш подданный и слуга.
— Тогда почему вы открываете двери моих тюрем без моего ведома?
