а он дружелюбен с нами.
– Альфонсо, ты глупец… безнадежный глупец!
– Санча, я устал от тебя.
– Ну и ступай к своей супруге! – в сердцах воскликнула Санча. – Ступай… упивайся своей любовью, пока у тебя не отняли ее. Альфонсо, я тебя предупредила. Будь осторожен, когда Чезаре вернется в Италию.
– Теперь ему придется соблюдать приличия, принятые при французском королевском дворе.
– Ах, брат мой, не все родственники Луи желают заботиться о своей репутации. У некоторых есть и другие, очень честолюбивые желания. – Внезапно она схватила его за руку. – Альфонсо, ты мой брат, – с жаром сказала она. – Так давай же будем вместе, как было всегда.
– Разумеется, Санча, мы будем вместе.
– Тогда… не поддавайся иллюзиям, брат мой. Не позволяй усыплять свою бдительность. Опасность уже совсем рядом… и она грозит всему нашему дому. Не забывай – ты не только супруг Лукреции, но еще и неаполитанский принц.
Семнадцатилетнего Гоффредо никто не воспринимал всерьез. Никто. Все радовались свадьбе Чезаре и беременности Лукреции, а ему, младшему сыну Папы Римского, по-прежнему не уделяли сколько-нибудь должного уважения. Его не окружали почетом и уважением, привычными для Чезаре, а в прошлом – для Джованни. Он знал, почему. Кое-кто поговаривал, что Гоффредо не был сыном Папы; и, судя по всему, Александр разделял эту точку зрения.
Сам же Гоффредо благоговел перед семьей Борджа и полагал, что если не будет принят в ее круг, то жизнь потеряет для него всякий смысл.
Чтобы привлечь внимание к сходству между ним и Чезаре (а также и Джованни, покуда тот был жив), он взял в привычку после наступления темноты брать с собой слуг и бродить по римским улочкам, заходя в таверны, приглядывая женщин легкого поведения или задираясь к подвыпившим мужчинам. Так бывало любил проводить досуг Джованни, и Гоффредо очень надеялся услышать от горожан: «О, этот парень пойдет по пути своих братьев!»
Однажды ночью, когда он и его слуги прогуливались по мосту Сан-Анджело, стражник приказал им остановиться.
Гоффредо, немного встревоженный, но решивший показать себя истинным Борджа, выступил вперед и спросил, что это за грязное отродье мешает его ночному моциону.
Стражник обнажил меч, а из темноты вышли двое других солдат. У Гоффредо появилось желание ретироваться, но он понимал, что Чезаре и Джованни поступили бы иначе.
Его противники оказались людьми не из робкого десятка; кроме того, они знали, что Папа не питал к Гоффредо той фанатичной любви, которой пользовались остальные члены его семьи. Чезаре был во Франции; Джованни – в могиле. Вот римские стражники и решили, что не позволят молодому Борджа вселять страх в сердца добрых горожан и что ему нужно преподать урок.
– Прошу вас, мой господин, – миролюбиво сказал старший стражник, – ступайте своей дорогой и не причиняйте римлянам беспокойства.
– А я вас прошу соблюдать правила хорошего тона, – вспыхнул Гоффредо. – Особенно, когда разговариваете с мужчиной из рода Борджа.
– Я стою на посту, – возразил стражник, – и не должен блюсти ничего кроме покоя горожан.
У Гоффредо не оставалось иного выхода, как только набраться ярости, положенной в таких ситуациях всем истинным Борджа, и с кулаками наброситься на дерзкого обидчика; однако стражник был наготове. Его меч вонзился в бедро Гоффредо, и юноша со стоном упал на камни моста.
Увидев Гоффредо, Санча внезапно представила себя вдовой. Бледного и истекающего кровью, его принесли во дворец на импровизированных носилках из двух связанных плащей. Тело юноши было неподвижно, глаза закрыты.
Санча потребовала отчета о случившемся, и узнала, что ее супруг не подчинился стражнику, приказавшему гулякам спокойно идти своей дорогой, и тот напал на него.
– Если бы не мы, – сказал один слуга, – вашему супругу была бы суждена та же участь, что постигла его брата, герцога Гандийского, тело которого однажды утром нашли в Тибре.
Санча взялась за дело. Прежде всего она вызвала лекарей, а когда убедилась в отсутствии серьезной угрозы для жизни супруга, дала волю своей ярости. Еще бы! Никто не посмел бы напасть на Джованни или Чезаре – перед ними все трепетали от страха! А с Гоффредо обошлись, как с каким-то сопливым мальчишкой. Словно он и не был сыном Папы Римского.
Она решила строго наказать стражника, осмелившегося поднять руку на Гоффредо, – дать хороший урок всем, кто не желал оказывать должного уважения ее супругу.
Рано утром она попросила аудиенции у Александра, который разозлил ее своей безучастностью к судьбе сына. Он не только не уволил своих слуг, но и не уделил невестке ни одной из тех обворожительных улыбок, что были так привычны для любой знатной и мало-мальски привлекательной женщины Рима.
– Ваше Святейшество! – воскликнула Санча. – Неужели этому негодяю не воздадут по заслугам?
Папа смерил ее изумленным взглядом.
– Я говорю о том дерзком солдате, – продолжила Санча, – который осмелился напасть на моего мужа.
Папа грустно вздохнул.
– Ах, мне жаль нашего маленького Гоффредо. В самом деле, печальная история. Но, насколько мне известно, стражник исполнял свой долг.
– Долг – применить оружие против моего супруга? Гоффредо чуть не умер от потери крови!
