Свадебные торжества были в разгаре. Во главе стола, накрытого в огромной зале дворца, восседал король Франции – довольный сознанием того, что самая желанная из всех женщин наконец-то стала его супругой. Рядом с ним сидела королева Анна, молодая и прекрасная, и тоже сиявшая от удовольствия.

Вдова скончавшегося короля Карла, прежде она не проявляла большого желания вступить в брак с его преемником; однако все понимали, какие приятные чувства ей предстояло испытать, вновь очутившись на французском троне.

Она была богатой женщиной, и кое-кто мог сказать, что Луи позарился на ее британские владения. К счастью, обильные урожаем земли туманного Альбиона не были пределом его мечтаний. Взять хотя бы блаженную горбунью Жанну. Та оказалась не только безнадежно глупой, но и – непростительный грех для особы королевской крови – бесплодной супругой.

Анна сознавала свои достоинства и гордилась ими. Ей было двадцать три года – возраст, позволяющий подарить королю сына, в котором тот так нуждался. Ведь Луи в свои тридцать семь лет еще мог иметь детей.

Среди ее гостей был человек, известный во Франции как герцог де Валентинуа. Он казался странным, опасным мужчиной, этот новоиспеченный герцог; может быть, потому-то Луи и решил остерегаться его. Луи всегда был так осмотрителен; придворные зачастую подтрунивали над тем, что называли его скупостью, но даже самые язвительные насмешки приближенных Луи предпочитал слезам остальных подданных, которых опасался разорять своими прихотями. Вот и сейчас – на собственной свадьбе! – он едва ли выглядел как подобает королю. И самый богатый, самый изысканный и пышный наряд был у герцога де Валентинуа.

С этим вечером Чезаре связывал немало надежд, особенно актуальных с тех пор, как начал понимать, какую позицию по отношению к нему заняли французы. Карлотта тоже была на балу, и Чезаре, поднимая глаза, всякий раз видел ее – юную, прелестную, чем-то похожую на Санчу. Воспитанная при дворе Анны Британской, она на взгляд Чезаре казалась чересчур благонравной, но тем самым лишь сильнее интриговала его. Он не испытывал больших сомнений в том, что при первом же удобном случае сможет пристроить эту девушку возле своих ног. А потом – жениться на ней, какие бы препятствия ни возникли.

Чезаре не доверял французам. Они были слишком умны, коварны, а с другой стороны, слишком непривычной оказалась жизнь среди людей, которые не трепетали от страха перед ним. В Марселе, едва сойдя с палубы корабля, он понял, что очутился в стране, где герб с изображением пасущегося быка, увы, никого не повергал в ужас. Его дурная слава всюду летела впереди него; этот народ знал его как убийцу и человека с определенными политическими амбициями – знал, но не боялся.

Сейчас, разглядывая жалкого, потрепанного короля французов, он вновь вспоминал свою первую поездку по их земле. Его лошади гордо цокали серебряными подковами, многочисленная пышная свита держалась важно, с достоинством, а на нем самом был ослепительно роскошный наряд – бархат и атлас, сплошь усыпанные драгоценными камнями, каждый из которых стоил целого состояния. Более того, с собой он вез буллу о разводе, бесценный дар Его Святейшества. Нет, не дар, а величайшее одолжение, за которое Луи должен был заплатить сторицей.

Однако лишь самый простой люд выходил из домов и лачужек, чтобы посмотреть на него и его великолепный кортеж. Выходил, и… Чезаре видел их насмешливые взгляды, слышал, как они бросали ему в спину:

– Столько добра, и все для какого-то ублюдка!

– Вот куда уходят денежки, которые мы платим нашим священникам! Видать, папские индульгенции кое-кому идут на пользу!

– По сравнению с ним наш славный король выглядит как нищий! А ведь этот хлыщ – всего лишь герцог Валанса!

Они были настроены враждебно. Если он хотел произвести впечатление на французов, ему бы следовало повести себя скромнее.

Чезаре чувствовал, что они и теперь смеются над ним, что поношенный плащ и замусоленную шляпу Луи надел только для того, чтобы обратить всеобщее внимание на дурной вкус этого выскочки, кичащегося герцогским титулом и забывшего о своем незавидном рождении. Чезаре был среди чужих, и ему давали это почувствовать.

Он отчетливо помнил свою первую встречу с королем, который в то время отдыхал в Амбуа. Луи не был бы самим собой, если бы упрекнул его за неуместную пышность наряда или показал, что заметил великолепные бриллиантовые украшения на атласном камзоле своего гостя; вместо этого он сказал, что Карлотта Неаполитанская находится при дворе Анны Британской и что только от будущей королевы Франции зависит, когда они встретятся.

Чезаре заподозрил ловушку и не стал вручать буллу о расторжении брака.

Разве у них не было деловой договоренности? Разве папская булла не стоила французских владений, титула и супружества с неаполитанской принцессой?

Не совсем так, поправил Луи. Он был человеком слова – как же мог он заключать сделку, рассчитывая на то, что ему не принадлежит? Чезаре получил все обещанное. У него есть и поместье, и титул, и свобода добиваться руки Карлотты. Луи расплатился сполна. Следовательно, он вправе требовать буллу о разводе.

Вот когда Чезаре начал уважать этот народ и осознавать необходимость умерить свои запросы. Ему не оставалось ничего иного, как только вручить королю папскую буллу. Завладев желаемым, Луи обрадовался и тотчас стал готовиться к свадьбе. Своему гостю он милостиво разрешил устроиться при дворе.

Однако шли месяцы, а счастливый случай все не представлялся. Анна Британская ничего не обещала. Судя по ее словам, она и не очень-то нуждалась в замужестве. Это король так пылко ухаживал за ней.

Чезаре уже не раз слышал насмешки в свой адрес. Догадывался, о чем поговаривали в Риме. Представлял, какие эпиграммы пишут на стенах те недоброжелатели, которые не так давно боялись даже упоминать его имя. И знал, что любой ценой должен добиться свидания с этой девушкой.

Сейчас Карлотта изредка посматривала на него. Он улыбался ей, пускал в ход все свое обаяние, такое неотразимое для итальянок.

Она опускала глаза, притворяясь сосредоточенной на пище и на разговоре со своим соседом. Как вызывающе повели себя король и королева, посадившие ее рядом с этим мужчиной! Да кто он такой? Кто он, неизвестный ему блондин с бледным холеным лицом? (Чезаре теперь всегда обращал внимание на чужую кожу – помнил о своей, безнадежно испорченной перенесенной болезнью).