шелохнуться, пока мимо проходит поезд. Зато мы под ивой следили за пассажирами, силясь понять, какое впечатление произвела наша героиня. И вот во вторник из второго вагона вылетела эта роковая записочка. Она упала возле Оланды, изображавшей «Злорадство», и отлетела прямо к моим ногам. К записочке, сложенной вчетверо, была привязана гайка. И торопливым мужским почерком кто-то написал: «У вас получается красиво. Я сижу во втором вагоне, окно третье. Ариэль Б.». Раз записочка с гайкой, подумали мы, значит, он хочет, чтобы ее прочитали. Но странно, что при этом она такая сдержанная. Однако, несмотря ни на что, мы пришли в бурный восторг и сразу бросили жребий, кому она достанется. Выиграла – я! На другой день никому не хотелось стоять возле насыпи, каждая мечтала разглядеть этого Ариэля Б. И все же, поразмыслив, решили, что нельзя вдруг прервать игру – Ариэль поймет это превратно. На сей раз камешек вытащила Летисия. Мы страшно обрадовались, потому что Летисии, бедняжке, лучше всех удавалось изображать статую. Она застынет в какой-то позе, и не заметишь, что калека, но главное, что в каждой ее позе, в каждом повороте особое благородство и особая красота. Она чаще всего изображала «Великодушие», «Милосердие», «Смирение», «Самопожертвование»… Если ей выпадало быть статуей, она хоть чем-то стремилась походить на ту Венеру, которая украшала нашу гостиную и которую тетя Руфь упорно звала Венерой Силосской…В тот день мы долго обсуждали наряд Летисии, чтобы окончательно сразить этого Ариэля. Летисия была в коротком платье без рукавов, и мы из куска зеленого бархата смастерили для нее что-то вроде туники, а на голову надели венок из ивовых листьев. Она сразу стала похожа на какую-то греческую богиню. Летисия показала, какую она придумала позу, и мы решили, что лучше выйти к поезду всем троим и приветствовать Ариэля красиво и достойно.

Летисия была хороша необыкновенно, она не шелохнулась, пока мимо проходил длинный поезд. Голову откинула назад, а руки прижала к телу; не будь туники, да еще зеленой, – настоящая Венера Милосская. Мы сразу увидели в третьем окне светловолосого юношу, и, когда помахали ему, он расплылся в улыбке. Поезд мгновенно унес этого юношу, но в половине пятого у нас все еще шел спор – какого цвета на нем темный пиджак, какой оттенок у красного галстука и вообще, симпатичный он или наоборот – противный. В четверг – я изображала «Уныние» – мы получили новую записку: «Мне очень нравятся все трое. Ариэль Б.». Потом он каждый раз высовывался из окна и, весело улыбаясь, махал нам рукой. Мы сошлись на том, что ему больше восемнадцати (хотя каждая из нас понимала, что ему нет и шестнадцати) и что он ежедневно возвращается из английского колледжа. Насчет колледжа – никаких сомнений: не будет же наш Ариэль учиться в обыкновенной школе! По всему видно, кто он и откуда!

Три дня подряд – бывает же такое везение! – выигрывала Оланда. У нее с блеском получилось «Разочарование», еще лучше – «Корысть», а уж статуя балерины – просто нет слов… И поди попробуй стоять на одном мысочке, пока пройдет весь поезд! Наконец дошла очередь и до меня, и вот я изображаю «Ужас», а из окна летит записочка. Мы не сразу поняли ее смысл: «Лучше всех самая застывшая». Летисия позже нас догадалась, что это – о ней, и, когда догадалась, отошла, покраснев, в сторонку. Мы с Оландой, по правде, страшно обозлились. Какой, однако, болван этот Ариэль! Кто ему позволил написать это о нашей Летисии, ведь ее обидеть проще простого! Летисия, наш ангел, несет тяжкий крест, а тут эта дурацкая записка… Однако она ее взяла себе, значит, поняла, что речь о ней. По дороге домой мы почти не разговаривали, а вечером разбрелись по комнатам. За ужином Летисия была очень оживленной, глаза сияли, и мама раза два торжествующе взглянула на тетю Руфь – вот, мол, какие прекрасные результаты, девочку – не узнать! Как раз в те дни Летисии стали давать новое лекарство.

Перед самым сном мы с Оландой думали-гадали, как быть дальше. Нас, в конце концов, не так уж задело мнение Ариэля. Что ж, из окна вагона он видел то, что мог видеть. Но вот Летисия, она слишком злоупотребляет своим положением, зная, что мы ей ничего не скажем, потому что в любой семье, где есть человек с физическими недостатками, и притом человек самолюбивый, все, начиная с него самого, притворяются, будто ничего не видят. Словом, делают вид, что знать не знают о том, что он давным-давно все про себя понял. Именно поэтому Летисия и присвоила записочку и так вызывающе веселилась за столом. А это уж слишком! Под утро меня снова мучили кошмары. Мне снилось, будто я брожу по сходящимся путям огромного железнодорожного узла, навстречу мне летят красные огни паровозов, и я в ужасе гадаю – слева или справа пройдет состав, а потом обмираю от страха, потому что за спиной несется скорый. Но больше всего меня пугает, что вовремя не переведут стрелку и какой-то поезд меня раздавит… Проснувшись, я напрочь забыла о своем сне, потому что Летисии вдруг стало так плохо, что она и одеться без нашей помощи не смогла. Летисия, похоже, в глубине души корила себя за вчерашнее, и мы были с ней нежны, само участие, само внимание, – давай-ка, отдохни, посиди дома, почитай. Она не возражала, однако завтракать пришла вместе с нами, а взрослым сказала, что ей куда лучше и спина почти не болит. При этом она пристально смотрела то на меня, то на Оланду.

В тот день выиграла я, но не знаю почему и зачем уступила свое место Летисии. Уступила – и все, безо всяких лишних слов: чего тут, раз он именно ей отдает предпочтение, пусть любуется, пока не надоест… Летисия играла только в «статуи», и мы, не сговариваясь, решили выбрать для нее что-нибудь попроще, ей же так трудно, бедняжке… Она решила, что будет китайской принцессой. Это легче легкого – сложит руки у груди, опустит глаза стыдливо, как положено китайским принцессам, ну и все. Как только показался наш поезд, Оланда взяла и повернулась к нему спиной, а я, я видела все. Видела, что Ариэль смотрел только на Летисию, он не отрывал от нее глаз, пока поезд не скрылся за поворотом. Летисия, застывшая в позе китайской принцессы, не могла и предположить, как он на нее смотрел. Но когда она спустилась к нам, под иву, мы поняли, что она знает и что ей бы хотелось стоять и стоять в наряде принцессы весь вечер, всю ночь напролет.

В среду жребий тянули лишь мы с Оландой, так решила Летисия, и с ее стороны это было справедливо. Оланда – вот везучая! – снова выиграла, но письмо Ариэля упало к моим ногам. В первую минуту я думала отдать письмо Летисии, но потом передумала. С какой стати мы должны так рассыпаться перед ней? С какой стати? Ариэль написал, что хочет поговорить с нами и что на следующий день придет к нам прямо по шпалам с соседней станции. Почерк мало сказать отвратительный, зато в конце приписка, очень милая: «Всем трем статуям сердечный привет! Ариэль Б.». Не подпись, а какие-то каракули, но все-таки в них что-то особое.

Я прочла послание вслух, но обе – вот странно! – словно онемели. Подумать, такое событие, а они молчат, будто не понимают, что надо заранее все обсудить, потому что, если об Ариэле узнают дома или того хуже: нас выследят эти пигалицы Лоса, – нам несдобровать! Понять нельзя, почему мы все делали молча. Молча сняли наряд с Летисии, молча сложили все украшения в корзину и молча, почти не глядя друг на друга, дошли до белой калитки.

Тетя Руфь велела нам с Оландой выкупать Хосе и забрала с собой Летисию – ей пора принимать лекарство. А мы, оставшись вдвоем, смогли наконец выговориться. Какое чудо – к нам придет Ариэль, у нас теперь есть знакомый мальчик, настоящий, его не сравнить с кузеном Тито, таким болваном, который до сих пор играет в солдатики и мечтает о Первом причастии. Мы так волновались в ожидании этой встречи, что коту, бедняжке, пришлось терпеть черт-те что. Не я, конечно, а решительная Оланда, вот кто первый заговорил о Летисии. У меня просто мозги лопались: с одной стороны, просто ужас, если Ариэль узнает правду, а с другой – пусть все сразу и раскроется, ведь никто не должен губить свою судьбу из-за других. Но как сделать, чтобы Летисия не переживала? Ведь она и без того – страдалица, а тут все сразу навалилось – и новое лекарство, и вся эта история…

Вечером мама не знала, что и думать: мы почти не разговариваем. Что такое? Может, вам мыши язык отгрызли? Она смотрела со значением на тетю Руфь, и обе наверняка решили, что мы в чем-то сильно провинились и нас теперь мучит совесть. Летисия, едва прикоснувшись к еде, сказала, что ей нездоровится, что она пойдет к себе и будет читать «Рокамболя». Оланда вызвалась проводить ее, та согласилась, но

Вы читаете Конец игры
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату