– Почему бы и нет. Ему нужна жена. Он должен иметь сыновей.

Георг Людвиг молчал, размышляя о сыне. Он его терпеть не мог. Наверно, потому, что парень напоминал мать. Он был почти красивым, и несмотря на то, что волосы у него были светлые, а у матери – темные, сходство бросалось в глаза.

91Ростом сын не вышел; он уродился в мать – такой же маленький, аккуратненький, стройный. К тому же у парня проявилась какая-то французская манера жестикулировать. Георгу Людвигу нравилось, когда парки устроены на французский манер, но его беспокоило, что сын перенял французские манеры. Совершенно очевидно, что он унаследовал их от матери, ведь она наполовину француженка. Короче, сын постоянно напоминал Георгу Людвигу посаженную в тюрьму жену.

– У вас есть кто-то на примете?

– Да, Каролина Ансбахская.

– Что? Приемная дочь сестры?

– А почему бы и нет? Нам надо действовать быстро, потому что эрцгерцог Карл уже занял боевые позиции.

– Вы имеете в виду, что он сделал ей предложение?

– Да, и сейчас она обдумывает, стоит ли его принимать.

– Дура она, что раздумывает.

– Почему?

– У нее не будет другого такого шанса.

– Откуда ты знаешь? Австрия считает ее подходящей партией, а коли так, то почему она не подойдет Ганноверу?

– Парень еще не готов к браку.

– Ему почти двадцать один.

– Он, похоже, отстает в развитии. Он еще ребенок.

– Георг Людвиг, как ты можешь такое говорить?

– Да он манерничает! Наряжается! Машет руками!

– Право же, он грациознее, чем его отец.

– И вы думаете, что от этого он становится мужчиной?

– Я считаю, что он вполне взрослый для брака, и Каролина будет для него хорошей женой. А ты что скажешь? Предупреждаю, надо действовать быстрее, не откладывая надолго.

Георг Людвиг хрюкнул.

– Я хотела бы, чтобы ты не испускал эти свинские звуки, – взорвалась София. – Может, они понятны твоим солдатам, но не мне.

– У меня есть дела поважнее, чем думать о женитьбе Георга Августа.

– Это дело касается престолонаследия.

– Престолонаследия! Вы помешались на этой идее.

– Ты должен признать, что стать королем Англии, несомненно, более привлекательная перспектива, чем быть курфюрстом Ганновера.

– Нет! Нет. Это не для меня.

– Я удивляюсь тебе. У тебя совсем нет честолюбия?

– Я доволен своим положением.

– Доволен! Периодически воевать и жить как простой солдат? Да, я вижу, тебе вполне этого хватает. А чем ты будешь заниматься, когда поделят «испанское наследство», и престол займет победитель? За что ты тогда будешь воевать? Воевать… и потом возвращаться домой, чтобы управлять своим маленьким государством и по очереди осыпать милостями трех любовниц! Даже твой выбор любовниц вызывает смех. Шулемберг уже давно немолода и потеряла красоту, если даже когда-нибудь ее и имела. А мозгов у нее никогда не было, так что и терять нечего. Кильманзегге – дочь Клары Платен! Вполне может статься, что она, может, твоя сестра. Я, во всяком случае, нахожу, что вы похожи. Только молодая графиня фон Платен выглядит более или менее привлекательно. Но, как я слышала, у нее меньше возможностей развлекать Ваше Высочество, чем у двух других.

Едва заговорив, София поняла, что делает глупость. Но она еще не оправилась после болезни, и вид Георга Людвига, развалившегося на стуле, раздражал больше обычного. Потеряв горячо любимую дочь, она ожесточилась.

Почему София Шарлотта должна была умереть, а этот чурбан остался? Почему она теряла детей, которых любила, а те, о которых она меньше всего заботилась, оставались в живых?

Георга Людвига, судя по его виду, нисколько не тронули ее упреки. Он зевнул.

– У меня много дел, – сказал он.

– Но как ты относишься к моей мысли женить Георга Августа?

– Я займусь этим, когда буду готов.

Он зацепился ногой за стул, отодвинул его в сторону и с размаху захлопнул за собой дверь.