роды?

– Кто сказал, что вас повесят? – гаркнул принц.

– Дамы… Фрейлины принцессы. Они говорят, что они проклянут меня, потому что я здесь, а здесь должен был бы быть сэр Дэвид Гамильтон. Они говорят, что убьют меня…

Из родовой комнаты донесся мучительный стон принцессы.

– Вы должны пойти к ней, – уже спокойнее сказал принц.

– Нет, нет… Я боюсь. Они хотят повесить меня. Я не хочу быть повешенной.

– Вы нужны принцессе, – настаивал принц. – Мы знаем, у нее всегда трудные роды. Идите и помогите ей.

Повитуха продолжала стонать и причитать, что она боится, ибо ее хотят повесить. Дамы говорят, что надо позвать сэра Дэвида… А бедную повитуху хотят повесить.

– Меня тошнит от этого вмешательства в чужие дела, – что было мочи завопил принц. – Если еще кто- нибудь сунет нос, я выброшу его вот в это окно!

В приемной наступила тишина. У принца парик съехал набок, лицо стало сине-багровым, а глаза безумными от обжигающей ярости.

Он и принцесса, вдвоем, решили, что мужчина не будет присутствовать при родах, каким бы опытным акушером он ни был. Ей будет помогать повитуха, как это принято у немцев.

Но повитуха в ужасе смотрела на него.

– Они меня повесят, – твердила она.

Тауншенд взял ее под руку. Он не говорил по-немецки, по успокаивающе улыбался и пытался подвести ее к комнате, где мучилась принцесса. Но она продолжала упираться и повторять, что ее повесят.

Все окружили ее и стали одновременно уговаривать. Немецкий и английский смешались. Каждый пытался подтолкнуть повитуху к комнате принцессы. Она упиралась и визжала, что не хочет быть повешенной.

Ее пронзительный голос перекрывал шум в комнате.

– Сейчас же идите туда. Принцесса лежит очень тихо.

Наступило мертвое молчание. Тогда повитуха забыла свои страхи и побежала в родовую комнату, за ней вошли принц и Тауншенд.

Промучившись пять дней, принцесса родила.

Ребенок, мальчик, родился мертвым, а сама она была на волосок от гибели.

Зная, как близко она смотрела в лицо смерти, можно сказать, что Каролина поправлялась быстро. Она очень горевала о погибшем ребенке, но утешала себя тем, что у нее будут другие дети.

Пришли новости из Ганновера. Король был доволен своим внуком Фридрихом и дал ему титул герцога Глочестерского.

«Все это хорошо, – подумала Каролина, – но когда сын приедет в Лондон? Может быть, дед возьмет с собой внука, когда будет возвращаться в Англию?»

Если бы это было так, она чуть ли не с нетерпением ждала бы приезда короля.

Но как ни старалась принцесса себя успокоить, ее не покидало дурное предчувствие. Развязка близка. Все, что происходило в отсутствие короля, похоже на открытое объявление войны монарху.

Принцесса еще лежала в постели, выздоравливая, когда Тауншенд пришел навестить ее.

Принц не отходил от Каролины и при появлении премьер-министра быстро отослал из спальни всех придворных. И Георг Август, и Каролина по лицу Тауншенда догадались: произошло что-то неприятное.

Тауншенд не стал терять времени и тотчас сообщил новость.

– Меня вывели из состава кабинета. До приказу короля. Теперь премьер-министр – Стенхоп.

– Вывели! – воскликнул принц.

– Ботмер послал в Ганновер донос, – кивнул Тауншенд. – Король не одобряет нашей дружбы. Последней каплей послужило мое предложение, что, поскольку он так долго отсутствует, надо наделить вас специальными полномочиями, и вы откроете сессию парламента.

Принц онемел.

Каролина лежала на подушках и думала:

«Борьба начинается».

Король возвращался в Англию. Празднование Рождества было омрачено этим известием. Ждать оставалось недолго. Дни славы близились к концу.

Принц цеплялся за власть до последней минуты. Он носился по парку и устраивал смотр войскам. Он еще чаще появлялся на публике, кланялся, улыбался, показывая англичанам, как он их любит. И его популярность достигла пика. Однажды рано утром, когда недалеко от дворца вспыхнул пожар, он выскочил из постели и помогал тушить его. Не удовлетворившись этим, он послал людям, оставшимся без крова, деньги. Все восхищались его храбростью и заботой о подданных короля. Когда пришли сообщения, что сумасшедший, пытавшийся застрелить его в Друри-Лейн, напал на тюремных надзирателей в Ньюгейте, снова вспомнили его мужественное поведение в театре.

«Принц – истинный блюститель королевства», – написала одна газета.

Георг Август по-прежнему наслаждался жизнью. В отличие от Каролины он жил только настоящим. А