– Все равно деньги тебе пригодятся. Ты без помех доберешься до Лейкмира. Мой отец – хороший человек. Он никогда не отказывает человеку в беде. Он не только молится, но и творит добро. Он сделает все от него зависящее, чтобы помочь тебе. Он и раньше протягивал руку помощи людям.

Китти разрыдалась и обняла нас обеих.

– Я никогда не забуду вас, – срывающимся голосом проговорила она. – Что бы я делала без…

Чтобы отвезти Китти на станцию, заказали кэб. В доме царила торжественная тишина. Китти увольняли с позором. Чтобы неповадно было другим юным дурочкам. Теперь была очередь Хэмиша.

Его позвали к хозяину. Он с развязным видом, руки в карманах, вошел в дом. Никаких признаков раскаяния на лице.

Дверь в кабинет отца плотно закрылась за сыном кучера. Лилиас пришла ко мне в комнату.

– Что же будет? – спросила она. – Все складывается ужасно… ведь на конюшенном дворе живет вся его семья.

– Его уволят, конечно. И запретят заходить в дом. Скоро мы все узнаем.

Весь дом ждал. Беседа продолжалась долго. Из кабинета не доносилось ни звука. В конце концов Хэмиш вышел от отца и спокойно покинул дом.

Только на следующий день мы поняли: Хэмиш по-прежнему возит отца, а наказание, обрушившееся на голову соучастницы в преступлении, его самого благополучно миновало.

Все были в недоумении. Хэмиш ходил беззаботный, насвистывая, как всегда, мелодию «Вы, бережки и речки» или «Лох Ломонд», словно ничего не случилось. Мы ничего не понимали.

Тетя Роберта была не из тех, кто останавливается на полпути.

В тот же вечер за обедом она вернулась к происшествию.

– Девушка покинула дом, – сказала она. – А он?

Отец сделал вид, что не понимает, о чем речь. Он поднял брови и принял тот холодный вид, который замораживал каждого из нас. Но не тетю Роберту.

– Ты знаешь, о чем я, Дэвид, так что не притворяйся, пожалуйста.

– Может быть, ты окажешь любезность, – сказал он, – и объяснишь, в чем дело.

– Случаи, подобные недавнему происшествию в этом доме, недопустимо так легко забывать.

– Насколько я понимаю, ты говоришь об увольнении девушки.

– Она не одна виновна.

– Мужчина – лучший кучер, какой у меня когда-либо был. Я не намерен отказываться от его услуг… если ты об этом.

Тетя Роберта забыла о своем достоинстве и взвизгнула:

– Как же так?

Отец выглядел уязвленным.

– Я разобрался во всем, – холодно сказал он, – и вопрос исчерпан.

Тетя Роберта только и смогла, что вытаращить на него глаза.

– Не могу поверить своим ушам. Говорю тебе, я видела их. Застала обоих на месте прегрешения.

Отец все так же холодно смотрел на нее, а потом глазами показал в мою сторону – мол, не следует обсуждать этот предмет в присутствии такой юной и невинной особы, как я.

Тетя Роберта поджала губы и стойко выдержала его ледяной взгляд.

Заканчивался обед почти в полном молчании. Затем тетя последовала за отцом в кабинет. Она пробыла там довольно долго, а выйдя оттуда, сразу направилась в свою комнату.

На следующее утро она уехала с видом правоверной, покидающей Содом и Гоморру незадолго до катастрофы.

Она не могла провести лишнюю ночь в доме, под крышей которого один из грешников был прощен только потому, что был «хорошим кучером».

Событие не один день обсуждалось под лестницей – не в моем присутствии, но почти обо всем рассказывала мне Лилиас.

– Все это очень странно, – говорила она. – Никто ничего не понимает. Твой отец послал за Хэмишем, и мы думали, что он собирается его уволить, как Китти. Но Хэмиш вышел из кабинета, как будто еще более уверенный в себе, чем прежде. Никому не известно, о чем они говорили. Но Хэмиш ведет себя, как ни в чем не бывало. Только подумать, с каким позором была изгнана Китти! В происшедшем не видно здравого смысла. Но так бывает всегда: во всем винят женщину, а мужчина отделывается легким испугом.

– Я тоже ничего не понимаю, – отвечала я. – Возможно, дело в том, что Хэмиш живет на конюшне, а не в доме.

– Но он приходит в дом и развращает служанок.

– Не знаю почему… но хочу узнать.

– Твой отец не из тех, кого легко понять.

– Отец очень набожен, а Хэмиш…

– Негодяй. И мне не нужно это доказывать. Мы все видим, что он за птица. Бедняжка Китти, видно, совсем лишилась ума, если попалась на его удочку. Я согласна, что-то в нем есть. Должно быть, Китти находила его неотразимым.

– Я знаю человека, который считает его мужчиной что надо.

– И кто же это?

– Он сам.

– Похоже на правду. Если и есть человек, влюбленный в самого себя, то это Хэмиш Воспер. Но слуги не любят его, ты знаешь. Китти хорошо работала… и к ней по-доброму относились.

– Я надеюсь, ей повезет.

– Знаю только, что ее не выставят за дверь. Мой отец сделает все, что в его силах. Он настоящий христианин.

– Мой тоже считает себя христианином и выставил ее за дверь.

– Твой отец хорошо читает молитвы и выглядит как христианин. А мой еще творит добро. В этом меж ними разница.

– Я надеюсь, что это так и Китти будет хорошо.

– Отец напишет мне и все расскажет.

– Я очень рада, что ты оказалась рядом, Лилиас, и всегда готова помочь.

Тень набежала на ее чело. Как долго это продлится, казалось, вопрошала Лилиас. Мой отец безжалостно уволил Китти и так же поступит с Лилиас, как только в ее услугах отпадет надобность. Он охотно демонстрирует миру свое христианское смирение, но сам судит, кто прав, а кто виноват. Лилиас до конца разъяснила мне все, и я, наконец, поняла, что же произошло с Китти.

Однако в чем заключалась истинная причина прощения, дарованного Хэмишу? В том ли, Что он хороший кучер? Или в том, что он мужчина?

Спустя некоторое время Китти стали вспоминать реже. На ее место взяли новую горничную. Элен Фарли, женщину лет тридцати. Отец сказал, что ему отрекомендовали ее лично.

Мистер и миссис Керквелл были слегка выбиты из колеи. Подбор слуг входил в их обязанности, и они не любили, когда новые люди появлялись в доме через их голову, – так изложила свои взгляды миссис Керквелл. Увольнение Китти легло пятном на чету Керквеллов, ибо ввели ее в дом они. Но, по мнению миссис Керквелл, главным виновником был Хэмиш Воспер, и она недоумевала, почему ему позволили остаться на своем месте.

Между тем Элен приступила к работе. Она очень отличалась от Китти – спокойная, исполнительная и, как говаривала миссис Керквелл, себе на уме.

Хэмиш по-прежнему подолгу просиживал на кухне, и ему как будто даже нравилось, что миссис Керквелл притворяется, будто в упор не видит кучера. Он все так же пялил глаза на Бесс и Дженни, но те, помня о Китти, держались настороже.

По поведению Хэмиша могло показаться, что он неуязвим, – может делать все, что ему заблагорассудится, поскольку то, чего он домогается, естественно. Человек есть человек, как он однажды выразился. Человек, подобный ему и слабый до женщин, мог вести себя только так, как ему казалось естественным. Но я надеялась, что он будет присматривать себе жертвы где угодно, только не в нашем доме, ибо здесь он их не найдет. Пример Китти стоял у всех перед глазами.