– А я жду его. Правда, нет ничего хуже, чем ждать. Я хочу, чтобы все скорее осталось позади, даже если…

– Не говори так, – сказала Зилла. – Не могу этого выносить.

Как положено, мы сидели за столом друг против друга, а из угла за нами неотрывно следила надзирательница. Зилла схватила меня за руки.

– Я думаю о тебе все время, – сказала она. – Все будет хорошо. Должно быть хорошо. Все увидят, наконец, что ты не могла совершить подобное.

Пришел навестить меня Джеми. Он показался мне вдруг другим человеком. Из него ушла радость. Он был бледен, под глазами залегли тени.

– Девина! – воскликнул он.

– О, Джеми, я так рада тебе.

– Какой ужас все это.

– Я знаю.

– Чем это кончится?

– Нужно ждать суда. Адвокат уверен в успехе. Он приложил руку ко лбу и закрыл ею глаза.

– Девина… люди говорят страшные вещи.

– Я знаю.

– Ты купила мышьяк. Ты оставила свою подпись в аптеке. Твое имя записано в журнале с указанием для покупки и прочего… и вскоре после этого твой отец умер…

– Я все это знаю, Джеми. И все объяснила.

– Люди говорят…

– Я догадываюсь, о чем говорят люди, однако Ниниан Грейнджер намерен доказать, что они неправы. Он собирается раскрыть истинную картину преступления.

– Но сможет ли он?

– Говорит, что сможет, Джеми. Должен смочь, поскольку такова правда. Мне кажется, ты думаешь… что это сделала я.

После довольно долгих колебаний он высказался в том смысле, что, конечно, никогда так не думал.

– А твои близкие? – спросила я. – Что думают они?

Он кусал губы и молчал.

– Мне кажется, – продолжила я, – что не слишком хорошо для священника оказаться причастным к такому делу, даже если оно не связано с ним непосредственно.

– Это плохо, – помолчав еще немного, сказал он, – и для любого другого, так ведь?

– Мне очень жаль, Джеми… очень жаль, что из-за меня ты испытываешь неудобства.

– Меня вызовут для дачи показаний в суд, – сказал он. Все вокруг только и говорят о твоем деле. Мои друзья-студенты… думают, будто я что-то знаю. Это ужасно.

– Да, ужасные события коснулись нас обоих. Тем не менее мистер Грейнджер уверен, что все закончится благополучно.

– Но сам факт суда ведь никуда не исчезнет? Люди не забудут.

Я смотрела на него в ужасе. Я не думала об этом. Я представляла себе, что, как только Ниниан Грейнджер убедит суд в моей невиновности, все кончится. Я вернусь домой, выйду замуж за Джеми, а все минувшее станет сном… а вовсе не неотвязным кошмаром.

Джеми изменился. Он стал отчужденным. Он уже не был тем пылким возлюбленным, которого я знала. Независимо от того, что он говорил, душу его грызли сомнения. Я ощутила неприязнь к нему.

Он догадался об этом, но был не в силах скрыть свои подлинные чувства. Наши отношения изменились.

Джеми терзался сомнениями. Они, словно черная туча, скрыли от него лучшее, что было в наших отношениях, и теперь я не сомневалась – его любовь оказалась недостаточно сильной, чтобы выдержать испытания.

Посещение Джеми не сделало меня счастливее.

Алестер Макрей ни разу не появился в комнате для свиданий. Наверно, он благодарил судьбу за то, что оказался в стороне от моего дела и избавил себя от всевозможных слухов и домыслов; он не приходил, поскольку превыше всего ценил свою репутацию в общественном мнении.

Мое дело рассматривал Верховный суд Шотландии по уголовным преступлениям. Зал был переполнен, и мне казалось, что единственная цель всех присутствовавших состояла в том, чтобы мучить меня. Ниниан Грейнджер подготовил меня к процессу. Я должна была, стоя у барьера, слушать, как сторона обвинения изложит мое дело, а затем – как сторона защиты попытается доказать, что обвинение ошибочно.

Чувства мои пребывали в полном смятении. Я беспрерывно переходила от надежды к отчаянию и обратно. Невиновность – самая надежная защита. Она придает мужество. Если человек говорит правду, она наверняка должна восторжествовать. Эта мысль поддерживает человека, она – его лучший союзник.

Я взглянула на членов жюри – на людей, которые должны будут решить мою судьбу; они показались мне внушающими доверие.

Но даже сейчас, после нескольких недель ожидания этого дня, во всем происходящем присутствовал налет нереальности. Я, Девина Глентайр, девушка, совсем недавно ходившая в церковь с мамой, а ныне узница, стою у барьера по обвинению в убийстве собственного отца.

Как такое могло случиться? Разве это не дикий, безумный сон?

В зале воцарилась мертвая тишина, когда зачитывался вердикт жюри присяжный при коронере о привлечении меня к уголовной ответственности и передаче дела в суд.

«Девина Скотт Глентайр, ныне заключенная тюрьмы города Эдинбурга или подлежащая заключению впоследствии, вы привлекаетесь к уголовной ответственности и обвиняетесь судебной инстанцией Прокурора Ее Величества в защиту интересов Ее Величества в том, что в нарушение законов этой страны и законов любого разумно управляемого государства вы злонамеренно и с преступным умыслом использовали мышьяк или другие яды как орудие убийства, что является гнусным преступлением и подлежит суровому наказанию. Истинно и то, что вы, Девина Скотт Глентайр, виновны в совершении указанного преступления…»

Дальше следовал перечень свидетельств против меня, из которых самым неприятным было, конечно, приобретение мною мышьяка в аптеке Хенникера и наличие моей подписи в регистрационной книге, которая служила одной из весомых улик.

Затем настала очередь свидетелей.

Доктор Доррингтон рассказал, как мистер Керквелл, дворецкий, явился к нему посреди ночи. Это его не удивило, поскольку в продолжении нескольких месяцев мистер Глентайр страдал от приступов разлития желчи. Доктор предполагал, что следующий приступ неизбежен и что он будет более тяжелым, чем прежние, однако не думал, что в связи с приступом появится необходимость вызывать его ночью. Потому он был потрясен, когда, придя в дом больного, застал его уже мертвым.

– Вы обследовали его?

– Поверхностно. Я сразу увидел, что ничем не могу ему помочь.

– У вас были подозрения относительно яда?

– Мне показался в известной мере неожиданным факт такой внезапной смерти.

Затем давали показания другие доктора, в частности доктор Кемроуз, профессор, преподававший химию в университете. Он исследовал срезы тканей из поврежденных болезнью органов и установил несомненное присутствие в них мышьяка. Вызвали другого доктора, и он подтвердил сказанное. Он заявил, что роковую роль сыграла последняя порция мышьяка, принятая больным, видимо, с портвейном. Однако, судя по следам присутствия мышьяка в теле, яд вводился в организм длительное время.

Далее последовали многочисленные научные выражения, которых, я уверена, никто, кроме специалистов, понять не мог; несомненным, однако, оставалось одно – отец умер от отравления мышьяком, который ему давали небольшими порциями.

Докторов спросили, существует ли обычай принимать мышьяк с какой-либо положительной стороны.

– Говорят, он повышает мужскую силу, – ответил один из докторов. Он знал людей, которые принимали мышьяк с такой целью. Он полагал, что женщины пользуются мышьяком сплошь и рядом, поскольку