губами к моей шее.

— Бевил! — вскричала я.

— Это плата, — отвечал он. — Вы же понимаете, что за услуги всегда приходится платить.

Я не оборачивалась к нему, ибо знала, что мой взгляд предательски выдаст Бевилу все, что я сейчас чувствовала.

— Хорошо, что я застал вас одну. Мне надо вам кое-что сказать, — проговорил он уже другим тоном.

— Да, Бевил?

— Давайте присядем.

Он взял меня за руку, и мы уселись рядом на софе.

— Сегодня я уезжаю в Корнуолл, — бросил Бевил.

Я ничего не ответила: мое сердце билось слишком сильно, в горле стоял комок. Я не буду больше наслаждаться его обществом на светских раутах, но он хотел мне что-то сказать, и он пришел, чтобы сказать это. Мне казалось, я знаю, о чем пойдет речь, и, если это так, я была бы совершенно счастлива. Я хотела, чтобы он увез меня обратно в Корнуолл, подальше от лондонского дома, в который мне, без сомнения, очень скоро предстоит вернуться.

— У меня там назначена встреча, — продолжал Бевил. — Это неотложное дело, иначе я бы не поехал.

— Ну, конечно.

— Дочь политика должна меня понять. И, Хэрриет…

У дверей остановилась карета, в которой сидели моя тетя и кузины. Я услышала резкий голос тети:

— Выходи, Сильвия.

Бевил посмотрел на меня и скорчил гримасу. Тетя была уже в холле. До нас донесся ее пронзительный вопль:

— В библиотеке!

И вот она уже вплывала в комнату. Я была совершенно убита. Счастье казалось таким близким, а я упустила шанс.

Бевил, судя по всему, тоже очень расстроился.

Когда появились Сильвия и Филлис, окончательно нарушив наше уединение, я всеми силами стала убеждать себя, что, если он собирался просить моей руки, это можно сделать и потом, и нет необходимости так уж сильно горевать.

И только позже я поняла, какую важную роль играет в нашей жизни случай, — моя небольшая задержка ради того, чтобы сменить льняное платье на шелковое, стоила мне многих тревог и мучительных сомнений в грядущие дни.

Когда Бевил уехал, мне стало совсем одиноко. Я отправилась навестить Дженни и, поднявшись в свою старую комнату, обнаружила там Фанни.

Она выглядела настолько несчастной, что я спросила ее, в чем дело.

— Я слыхала, о вас писали в газетах, — ответила она. — Намекали на скорую свадьбу. Мне это совсем не нравится.

— Что тебе не нравится?

— Вы теперь взрослая и, наверное, думаете, что я не должна говорить с вами как раньше, как я всегда говорю. Но я ничего от вас не таю, потому что для меня вы всегда останетесь моей девочкой…я ведь помню вас крошкой.

— Да, Фанни, я знаю, но я больше не ребенок — видишь сама; может, я даже выйду замуж. Мне уже восемнадцать.

— Не в том дело, мисс Хэрриет. Это…это потому, что ваше имя поминали рядом с… Ну, я с радостью думаю, что вы обзаведетесь своим домом и возьмете меня с собой и маленькие детки, которые пойдут один за другим, будут и моими тоже.

— Так все и случится, и не о чем печалиться, Фанни.

Фанни посмотрела на меня сердито:

— Ну, нет, конечно, так и должно быть, — так оно и будет. Но… я хотела бы видеть вас счастливой и… чтобы вы вышли за правильного человека.

— Которого ты для меня выберешь?

— Ну, такого я не требую. Но кое-кто из ваших приятелей мне не нравится.

— Не понимаю, на что ты намекаешь.

— Ходят всякие слухи и сплетни, но они не всегда доходят до ушей тех, кому больше всего пригодились бы. Я скажу вам все без обиняков, мисс Хэрриет. Речь идет о мистере Бевиле Менфрее, вот о ком. И нечего так холодно и надменно на меня смотреть. Я знаю, вы не захотите слушать никого, кто скажет о нем дурно, и мне очень неприятно делать вам больно. Но лучше обидеть вас теперь, чем позволить вам загубить свою жизнь. Пожалуйста, мисс, не сердитесь. Я просто беспокоюсь, что вы попадете в беду.

— Что ты знаешь о мистере Менфрее?

— Достаточно того, что он — одни из них, из Менфреев, — вот и все. Они — порченые. Это у них в крови, ничего тут не поделать. О, я знаю, с виду они хороши; они умеют охмурять. Но внутри, за всем этим, — они порченые. Возьмите мисс Гвеннан — бросить бедного мистера Хэрри в последнюю минуту ради собственного каприза…Она — тоже одна из Менфреев. Им нельзя доверять.

— Но ты знаешь что-нибудь о мистере Менфрее?

Фанни поджала губы и опустила глаза.

— Фанни! — Я потрясла ее за плечи. — Скажи мне. Я прошу тебя.

— Вам это не понравится, мисс.

— Мне еще меньше понравится, что ты пытаешься что-то от меня скрыть.

— Женщина. Вот что. Я слышала, что у него есть любовница в Сент-Джонсе. Помните мисс Джесси, докторскую дочку? Ну, она сейчас устроилась гувернанткой в одну семью на Парк-Лейн, и я слыхала, что мистер Менфрей там частый гость — и в гостиной, и под лестницей.

— Это — просто сплетни! — закричала я.

— Может, и так, но, когда я узнала, что вы здесь тоже замешаны, я навострила уши…

— Зачем ты рассказываешь мне все это, Фанни?

— Я отвечу вам, мисс Хэрриет. Я никогда не рассказывала вам о моем… ну, о моей девочке. Просто не могла себя заставить. Я говорила с вами о приюте, о нищете… но я не могла заставить себя говорить о моей малышке. У меня была девочка. Понимаете, после приюта я устроилась служанкой, а у горничной там был брат. Билли… Билли Картер. Он был моряк, и мы поженились. Мы не прожили вместе и года, когда море забрало его. Когда мы приезжали туда, в Корнуолл, все словно возвращалось. Я по ночам лежала в постели — без сна — и слушала море, а оно всегда так дико грохотало, и вот что я говорила себе: «Это море забрало у меня Билли». А ребенок тогда уже был во мне, и я убеждала себя, что, когда он родится, мне станет легче. Мне говорили, что всему виной потрясение… Она прожила только день… моя деточка. Я думала, что умру. А потом я нанялась к вам. И здесь, в доме, была девочка, того же возраста, что и моя, и она потеряла мать. Вот видите, получилось, что есть ребенок без матери и мать без ребенка. Я стала кормилицей, и было так, словно мне вернули мою дочку.

— О, Фанни, — сказала я и бросилась ей в объятия.

— Моя деточка! — всхлипывала она, гладя меня по волосам. — Понимаете…у моей малышки не было бы отца, и у вас вроде как тоже. И тогда все стало по-другому. Я перестала плакать по ночам. У меня появился ребенок, о котором приходилось постоянно думать. Это было как перст Провидения. В конце концов я обрела дочку. И именно поэтому у меня есть право предостеречь вас, моя любимая. Мы ведь так близки, дорогая моя, вы — и я…и если я увижу, что вы несчастливы, это разобьет мне сердце.

— Милая Фанни, — проговорила я, — не думай, я все понимаю… и не считай меня неблагодарной. Мы никогда не расстанемся…и мои дети будут также и твоими. Но ты ошибаешься насчет Бевила и Менфреев.

Она грустно покачала головой:

— А вы, любовь моя…они вас просто околдовали. Думаете, я вас не знаю? Думаете, я не вижу, к чему все идет? Вы же знаете, что я права, правда? Вы поверили в то, что я вам сказала?