Подобная удача, в особенности для того, кто к ней не привык, была чересчур велика, она пьянила, как наркотик.
Когда мы вновь сели на лошадей, Бевил сказал:
— Так что, получается, ваша мачеха не представляет себе своего положения?
— Она слышала, как читали завещание, и говорила с нотариусом, но так толком ничего и не поняла.
— Я думал, что она должна была хотя бы поинтересоваться и уточнить столь важные для нее вещи.
— Я тоже была, когда читали завещание, но ничего оттуда не вынесла. Просто в тот момент я думала совсем о другом.
— О чем?
— Я сокрушалась, что мы с отцом никогда не были друзьями и этого уже никогда не поправить.
— Когда-нибудь, Хэрриет, вы получите все то, о чем так тоскуете.
— Это было бы справедливо, но жизнь не всегда справедлива, правда?
— Возможно, вы составляете исключение.
Что он имел в виду? Не было ли это завуалированным предложением?
— Вот что я вам скажу, — продолжал Бевил, когда мы спустились с холма. — Вас не волнует вопрос о наследстве, но, наверное, разумно все-таки его выяснить.
— Я могу пойти в контору «Бейкер и Гревилл».
— В этом нет необходимости. Вы можете посмотреть копию завещания в Сомерсет-Хаус. Хотите, я сделаю это за вас, когда буду в городе?
Какое-то тревожное предчувствие охватило меня, но я ответила с деланым безразличием:
— Да, пожалуйста, Бевил, займитесь этим.
— Ладно, — сказал он. — Не беспокойтесь. Какой холодный ветер.
Но от ветра ли я так дрожала?
Когда возвращаешься мыслями к трагедии, предшествующие ей дни кажутся какими-то нереальными. Как мы могли не увидеть то, что потом казалось настолько очевидным!
Эти солнечные дни были заполнены радостными хлопотами, торжественный момент приближался. Девять дней… восемь дней… Мы с Гвеннан еще раз ездили в Плимут и снова ходили в театр. На стенах здания висели афиши с надписями: «Последняя неделя гастролей».
Благодарение Богу, подумала я. Они исчезнут с горизонта, Гвеннан успокоится и забудет обо всем этом. Пройдет немного времени, она вернется из свадебного путешествия и пригласит меня у нее погостить, как она обещала, вот тогда-то мы и посмеемся вдоволь над тем, что мы обзовем «драматическим периодом».
Я удивилась, что в последний день пребывания труппы в Плимуте Гвеннан не поехала с ними прощаться, и поначалу вздохнула с облегчением: похоже, она покончила с ними навсегда.
Мое платье было готово и висело в гардеробе: очень красивое, из сиреневого шифона, — и я собиралась украсить прическу зелеными листьями! Подружки невесты должны быть в зеленом или в розовом.
— По-моему, зеленый — это к несчастью, — хмуро заметила Фанни. — С чего это мисс Гвеннан выбрала зеленое?
— Глупости, — отозвалась я.
Тот день походил на многие другие. Утром мы катались верхом с Бевилом, Хэрри и Гвеннан. Гвеннан была немного рассеянной, и я подумала, что ее мысли заняты уезжающей труппой. Нам с Бевилом не удалось побыть наедине, потому что в тот раз мы все четверо держались вместе.
Остаток дня Гвеннан явно избегала меня, и я решила, что она хочет побыть одна, чтобы серьезно подумать о своем будущем.
Вечером Левереты позвали нас играть в карты. Мы довольно равнодушно отыграли свои партии и в десять вечера покинули гостеприимных хозяев. Гвеннан была погружена в свои мысли — пару раз я заговаривала с ней, но она мне не отвечала. Я решила, что она вспоминает труппу: те сейчас как раз укладывают вещи, чтобы отправиться в другой город. Еще одно маленькое приключение закончилось. И слава богу, сказала себе я, что на другие времени уже не останется.
Спала я хорошо, а утром, как обычно, пришла Фанни, чтобы раздвинуть шторы и подать мне горячую воду.
— Чудесный день, — проговорила она, — правда, над морем дымка. Пенджелл заявил — это к жаре. С утра туман был совсем густым!
Я подошла к окну и посмотрела на море.
Еще неделя или чуть больше, и я снова окажусь в Лондоне, где тетя Кларисса обрушит на меня все свое рвение.
Как мне хотелось остановить время, удержать каждое мгновение, не дать ему ускользнуть.
В то утро мы должны были втроем — Бевил, Гвеннан и я — доскакать до «Вороньих башен», где Хэрри уже ожидал нас с нетерпением.
Я спустилась вниз к завтраку. Сэр Энделион и леди Менфрей были уже за столом и тепло пожелали мне доброго утра.
Леди Менфрей сказала, что Бевил уже позавтракал, но Гвеннан еще не спускалась. Мы поговорили о погоде и о свадьбе, после чего я направилась в конюшню.
Где-то через час или около того я увидела Бевила.
— Ну что, мы едем сегодня кататься? — спросил он.
— Надеюсь.
— В таком случае где Гвеннан?
— Я ее не видела.
— Наверняка она еще и не встала. Надо подняться в комнату и поторопить ее.
Я вернулась в дом и, увидев Дину, заметила:
— Мисс Гвеннан что-то долго спит сегодня.
— Она сказала, что позвонит, когда я ей понадоблюсь.
— Когда она это сказала?
— Вчера вечером.
— Так что, вы до сих пор к ней не поднимались? — В моем голосе зазвучали визгливые нотки, как всегда бывало, когда я волновалась.
— Нет, мисс, я ее не тревожила, как мне и было ведено.
Охваченная недобрыми предчувствиями, я помчалась наверх через две ступеньки. Мне ясно вспомнилось лицо Гвеннан, каким оно было вчера…какое-то отстраненное. Она сбежала. Я знала это прежде, чем открыла дверь и увидела неразобранную кровать и конверты, лежавшие на туалетном столике. Гвеннан всегда имела некую склонность к мелодраме.
Я подошла к столику. Там было три письма: одно — для родителей, другое — для Хэрри и третье — для меня.
Мои пальцы дрожали, пока я вскрывала конверт.
«Дорогая Хэрриет, я это сделала. Ничего другого мне не оставалось. Я просто не могу иначе. Я уезжаю с Бенедиктом. Мы собираемся пожениться, и я буду играть в театре. Постарайся им объяснить. Особенно — Хэрри. Я не в силах этому противиться. Это — судьба. Все совсем не похоже на то, что происходило со мной раньше. Хэрриет, мы всегда будем друзьями, что бы ни случилось. Не забывай об этом и постарайся, чтобы они меня поняли.
Гвеннан».
Я оцепенела. Я слышала смех, доносившийся из кухни, слышала, как Бевил распекает кого-то из конюхов. Еще несколько минут жизнь вокруг меня будет идти как обычно, но скоро, очень скоро все изменится.
Я схватила два других письма и торопливо вышла из комнаты.
— Бевил! — крикнула я, выбегая из дома. — Скорее! Идите сюда.
Он бросился ко мне: