— А Бевил знает обо всем этом?

— Ну, разумеется.

— И он не возражает?

— Возражает! С чего бы! Он в восторге.

— Ты хочешь сказать, что я хоть немного ему нравлюсь?

— Не будь дурочкой, Хэрриет. Ты — наследница. У твоего отца куча денег, и ему некому их оставить, кроме тебя.

— Вряд ли он оставит мне хоть что-нибудь.

— Наверняка оставит. Все всегда завещают свои деньги наследникам… как бы сильно их ни ненавидели. Это — дело чести, или что-то вроде этого.

— Но это же свинство… я имею в виду — по отношению к тебе и к Бевилу.

— Господь с тобой. Нас это не волнует. — Гвеннан встала и сложила руки, изображая святую. — Это — во имя Менфреи, — добавила она.

Как-то вскоре после этого разговора она показала мне столик в холле.

— Когда-то, — объяснила она, — он был украшен драгоценными камнями. Я думаю, рубинами. Смотри, их все вынули. Мои предки продали их один за другим…чтобы спасти Менфрею. Ну вот, теперь рубинов больше нет, так что требуются жены и мужья.

— Став женой, я буду ценней, чем рубины, — пошутила я.

И мы обе захихикали. Так было всегда: как бы сильно Гвеннан ни обижала меня, мы всегда смеялись вместе; и сколько бы она ни унижала и ни порицала меня, я всегда оставалась ее ближайшей подругой.

Когда мой отец собрался устроить в «Вороньих башнях» бал-маскарад, Гвеннан просто лишилась сна. Нам было по шестнадцать лет, и мы еще официально не выходили «в свет», но Гвеннан приставала к леди Менфреи, пока та не разрешила нам посмотреть на бал с галереи, если, разумеется, мой отец даст на то свое позволение; а поскольку леди Менфреи лично просила его об этом, он милостиво согласился.

— Нам нужны наряды, — заявила Гвеннан, но даже леди Менфреи, которую ее домашние обычно могли с легкостью убедить в чем угодно, не восприняла это заявление с должным вниманием.

Гвеннан сияла. Она бушевала, как ураган, и не говорила ни о чем, кроме как о костюмах и о том, как нам их раздобыть. Однажды, когда я пришла в Менфрею, она, едва сдерживая радостное нетерпение, встретила меня словами:

— Мне надо кое-что тебе показать. Пойдем. Там ты никогда раньше не была.

В Менфрее мне всегда чудилась некая таинственность, ибо там было так много уголков, которые мне пока не довелось исследовать, и сама мысль о том, что я увижу еще одну часть дома, привела меня в восхищение. Я с готовностью последовала за Гвеннан, которая повела меня через весь дом в восточное крыло — самую старую и ныне заброшенную часть дома.

— Здесь все нужно перестраивать, и, пока это не сделано, мы не можем в нем жить. Да и кто бы на это согласился? Вчера я сюда приходила, но даже мне не захотелось задерживаться, когда стало темнеть.

Мы поднялись по короткой лесенке и добрались до двери, которую Гвеннан толкнула, но открыть не смогла.

— Вчера она тоже не открывалась, но я с ней справилась. Похоже, сюда никто не ходил с тех пор, как мы с Бевилом побывали тут много лет назад. Не стой так. Помоги мне.

Я навалилась на дверь и толкнула ее изо всех своих сил. Поначалу она не поддавалась, но потом заскрипела и открылась. Из полутемного коридора на нас пахнуло сыростью. Мы вошли.

— Мы, наверное, где-то неподалеку от восточных контрфорсов, — прошептала я.

— Нет нужды бормотать, — громко проговорила Гвеннан. — Здесь нас никто не услышит. Хоть кричи. Вот именно — контрфорсы. Именно туда я тебя и веду.

Мои зубы стучали — но скорее от волнения, чем от холода, хотя воздух был ледяным.

— Как странно — владеть всем этим и никогда сюда не ходить, — сказала я.

— Однажды сюда ходили и составили такой перечень того, что здесь нужно отремонтировать, что мы предпочли оставить все как есть. Именно тогда мы и исследовали это крыло с Бевилом.

— Вы были маленькие?

Гвеннан не ответила.

— Осторожней на ступеньках. Держись за веревку.

Мы добрались до узкой винтовой лестницы с крутыми сбитыми ступеньками с веревкой вместо перил. Гвеннан уже стояла наверху и посмеивалась надо мной. Она подняла ладони:

— Ты только посмотри, какая пылища.

— Зачем мы сюда пришли?

— Увидишь. Взгляни на эту дверь. Ее установили спустя много лет после того, как построили это крыло. Раньше здесь была просто занавесь, которую можно было отодвинуть — и попасть в комнату.

— В какую комнату?

— За этой дверью — еще один коридор, а за ним… комната с привидениями.

Дверь поддалась с протестующим скрипом, в котором мне послышалось предостережение. Я сказала об этом Гвеннан, но она только засмеялась.

— Тебе вечно что-то мерещится. Ну, теперь сюда. Этот коридор ведет к контрфорсам.

В этом темном каменном туннеле было совсем холодно. Мы пробирались почти ощупью, и я ухватилась за юбку Гвеннан, чтобы не отстать.

Коридор выводил в помещение, которое едва ли можно было назвать комнатой — она больше походила на круглую пещеру. Окон в ней не было — только узкая щель в массивной стене, через которую пробивался дневной свет.

— Какое странное место! — воскликнула я.

— Ну да, так оно и есть. В былые времена мои предки держали здесь узников. И наверняка он держал здесь ее… потому-то здесь и завелось привидение.

— Прекрати молоть чепуху, Гвеннан.

Гвеннан с гордостью наблюдала за мной, пока я в изумлении осматривалась. У стены стояло потускневшее зеркало в поцарапанной раме, рядом — старый, покрытый плесенью сундук. Я заметила еще один коридор — такой же, как тот, по которому мы пришли, — и указала на него Гвеннан.

— Раз так, пойдем. Я покажу тебе, — отозвалась она.

Там почти сразу же начиналась еще одна винтовая лестница, и Гвеннан начала подниматься наверх, считая крутые ступеньки. Их оказалось сорок, и, когда они кончились, мы оказались на открытом воздухе — в узком проходе, который шел по верху контрфорса.

— Сюда она выходила подышать воздухом, — провозгласила Гвеннан.

— Кто?

— Та дама. Если она выходила прогуляться, говорю тебе, она приходила сюда.

Контрфорс венчала зубчатая стена. Мы стали на колени и, наклонившись вперед, взглянули на раскинувшееся внизу море. Гвеннан показала мне выступы, на которые, как она утверждала, ее предки ставили горшки с кипящим маслом, которое выливали на нападавших.

— Только представь себе их, — сказала она, — как они карабкаются по утесам и берутся за тараны. Это было давно, сотни лет назад… задолго до того, как здесь появилась она.

Я глубоко вздохнула и, прислонившись к шероховатому камню стены, подумала: как я люблю этот дом, где случилось такое множество потрясающих вещей и где так много людей жили и умерли. Всем сердцем мне хотелось быть одной из них.

— Она служила здесь гувернанткой, — начала тем временем Гвеннан, — и этот самый Менфрей — мой предок — влюбился в нее. Когда леди Менфрей об этом узнала, она ее уволила и сказала, чтобы та убиралась из дома. Все думали, что гувернантка уехала, но не тут-то было. Понимаешь, он не желал отпускать ее, а вместо этого привел в эту комнату, о которой никто не знал. Он навещал ее. Только представь себе, Хэрриет, как он крадется в заброшенное крыло и отодвигает занавесь. Могу поклясться, здесь была занавесь, и он нес с собой свечу, а может, фонарь… и они были вместе. Как-то ему пришлось уехать. Наверное, в Лондон… по делам парламента… И часы на башне остановились. Знаешь, те часы на башне, о которых говорят, что они останавливаются, когда кто-то из Менфреев должен умереть.

— Я такого не знала…