– Не думаю, что они сидели на диете, Тур. Сдается мне, что их просто не кормили. Не кормили довольно долго.
– О-о.
– Фактически, – продолжал Бедевер (и по мере того, как он говорил, в нем зарождалось ощущение, что если он не собирался тревожить друга попусту, то, возможно, он взялся за это не с того конца), – сдается мне, что их вообще не кормили. Понимаешь?
– Вроде как да, – отвечал Туркин. – Но это как-то не вдохновляет, правда?
– Вот именно.
– Это как-то неправильно.
– Пожалуй.
Туркин добрался до одного из скелетов и начал забавляться, изображая из себя чревовещателя, – занятие, которое Бедевер нашел несколько раздражающим. Все же, сказал он себе, если это хоть немного займет его мозги, то я могу и потерпеть. Туркиновы мозги, как он знал по долгому опыту, чем-то напоминали ядерную войну: когда в них зарождалась какая-нибудь идея, на некоторое время вокруг становилось довольно шумно и неприятно, но очень скоро все заканчивалось. Он откинулся на спину и попытался придумать что-нибудь умное.
Пирамида из человеческих тел, чтобы добраться до люка? Нет, у него слишком мало людей.
Может быть, магия? Он нашарил в кармане Персональный Органайзер, но золотая застежка не была даже теплой. Здесь, внизу, не было магии, которую он мог бы распознать, или, если была, то она была другой версии. А возможно, это место было заблокировано, как зарегистрированный офис.
Он взвешивал в уме возможность использования костей, чтобы соорудить из них временную лестницу, когда туркиновское чрево разразилось утробным истерическим хохотом. Лучше положить этому конец немедленно, подумал он, иначе глазом не успеешь моргнуть, как бедняга слетит с рельсов, а это никак не облегчит ситуацию.
– Ладно, Тур, хватит, – сказал он как мог мягче. – Прекрати это, ладно? Мне уже начинает казаться…
– Э-э.
– Тур?
– Беддерс. – В голосе Туркина была нотка, которой Бедевер у него не слышал ни разу за все годы, что они знали друг друга. Ужас. Что ему больше всего нравилось в старине Туре – это то, что он никогда не поднимал панику. Если бы у него спросили, что означает слово «ужас», он скорее всего подумал бы немного и ответил, что так литовцы называют ужа.
– Тур?
– Э-э, ты не мог бы подойти сюда и попросить эту, э-э, леди перестать болтать? Меня она не хочет слушать, а…
Вот оно, сказал себе Бедевер. Крыша у парня уже поехала. В первую очередь это моя вина – нельзя было позволять ему зацикливаться на этом.
– Не глупи, Тур, – сказал он, на четвереньках продвигаясь по соломе. – Ты же знаешь, что это ты сам говоришь, а совсем не череп, так что тебе надо просто…
Раздался новый взрыв смеха, и Бедевер вздрогнул. Такой смех мог означать только одно. И тут он кое- что понял.
Туркин разговаривал с черепом своим собственным голосом, прося его – даже умоляя – заткнуться. А череп отвечал раскатами хохота. Либо Тур был чертовски хорошим чревовещателем (а он им не был: рыбы не летают), либо говорил действительно череп.
– Тур! – заорал он, – прекрати это немедленно, слышишь?
– Оставь его в покое.
Тишина. В гулкой темнице раздался лишь стук захлопываемой дверки в крысиную нору и возня, когда крыса приваливала к ней изнутри большой кусок угля.
– Простите?
– Я сказала, оставь бедного парня в покое, ты, тупой верзила.
– Я…
– Иди и подбери себе кого-нибудь более подходящего тебе по габаритам.
Прекрасно, подумал Бедевер, просто замечательно. Вот и я тоже уезжаю помаленьку. Если я когда- нибудь выберусь отсюда, я буду пинать недомерка-Сопливчика отсюда до самого Бенвика.
– Прошу прощения, – сказал он.
– Да?
– Не могли бы вы сказать, с кем я имею честь?
Снова послышался смех, и Бедевер обнаружил, что это уже начинает ему немного надоедать. Он многозначительно кашлянул.
– Не задирай так высоко нос, молодой человек. Я достаточно стара, чтобы годиться тебе в прабабушки.
– Вообще-то, – не смог удержаться Бедевер, – я в этом очень сильно сомневаюсь.
– И не перебивай, когда говорят старшие.