призыве в период с 15 мая по 20 октября на сроки от 30 до 90 дней 975 870 военнообязанных запаса. При этом от сборов были освобождены работники ключевых оборонных отраслей: авиационной, танковой, судостроительной и химической промышленности, а также наркоматов вооружения, боеприпасов и путей сообщения. За счет призыва на учебные сборы войсковые соединения западных и части внутренних военных округов были пополнены личным составом. Дополнительных людей получили ряд частей ВВС, ПВО, артиллерии, инженерных войск, связи и тыла. Для обеспечения сборов было также привлечено 57 500 лошадей и 1680 автомашин сроком на 45 дней [699]. По сравнению с мобпотребностями Красной Армии это была лишь капля в море. Поэтому даже пополненные бойцами и командирами дивизии по-прежнему имели большой некомплект автотранспорта, средств мехтяги и конского состава. Недостающие автомобили, трактора и лошади должны были поступить в войска из народного хозяйства лишь после объявления мобилизации. Таким образом, в условиях нарастающей прямо на глазах угрозы нападения мер, принимаемых нашей стороной, было явно недостаточно.
Немецкая разведка установила усиление нашей группировки на театре военных действий. В разведывательной сводке Отдела иностранных армий «Восток» 15 марта было отмечено:
В очередной разведсводке от 20 марта было, в частности, отмечено, что начиная с 10 марта в Литву по железной дороге отправлялись пехотные и танковые части. На центральном участке, по неподтвержденным сведениям, появились пять новых дивизий и мехбригада. Там же были выявлены новые корпусные управления. На юге речь шла о семи стрелковых дивизиях, пяти мехбригадах и четырех штабах корпусов. Согласно заключению самих немцев, все это не выходило за рамки обычных оборонительных приготовлений, но не исключалось и возможное намерение Красной Армии провести частную наступательную операцию против Румынии в районе нижнего течения Прута [701]. Впрочем, о железнодорожных перевозках в связи с проводимыми летними сборами запасных Красной Армии прямо говорилось в известном сообщении ТАСС от 13 июня 1941 г.
4 апреля Гальдер отметил в своем дневнике:
«‹…› численность русских сухопутных войск в европейской части России следует считать большей, чем предполагалось до сих пор. (Это уже давно утверждали финны и японцы.) Предполагается, что войска русских насчитывают 171 стрелковую дивизию, 36 кавалерийских дивизий и 40 мотомеханизированных бригад.
Вновь сформированный танковый корпус в составе трех дивизий дислоцируется, очевидно, в районе Ленинграда» [702].
Весьма характерно, что никакой тревоги у германского руководства это сообщение не вызвало. Красную Армию немцы не считали серьезным противником, способным причинить им крупные неприятности. Это наглядно демонстрирует доклад «О политико-моральной устойчивости Советского Союза и о боевой мощи Красной Армии», подготовленный Отделом иностранных армий «Восток» к первому дню 1941 г.:
С сожалением следует признать, что недостатки нашей армии, особенно в отношении характеристики командных кадров подмечены довольно точно. У немцев не было никаких оснований опасаться такого врага. Больше того, сосредоточение советских войск на западных рубежах объективно играло им на руку. Именно на это германское командование и рассчитывало, планируя разгромить основные силы РККА в приграничном сражении. В ОКХ по этому поводу вспомнили короля вестготов Алариха, который на угрозу римлян выставить против него многочисленное войско ответил их послу: «Чем гуще трава, тем легче косить». Не случайно германская сторона ни разу не предъявляла никаких претензий Советскому Союзу в связи с передислокацией войск к границе.
25 мая 1941 г. произошло знаменательное событие: Гитлер предупредил ОКВ, что в течение нескольких ближайших недель возможны превентивные меры со стороны русских, поэтому необходимо обеспечить против них надежную оборону [704]. Что же побудило фюрера к этому, на первый взгляд, нелогичному поступку? Вспомним тогдашнюю обстановку. Окончательный срок нападения на СССР был установлен еще 30 апреля. 22 мая, ровно за месяц до начала операции «Барбаросса», начался предпоследний этап переброски войск вермахта к советским границам, при этом темпы воинских перевозок выросли более чем втрое. Одновременно туда же начала перебазироваться и немецкая авиация. События развивались в полном соответствии с тщательно продуманными и детально разработанными немецкими планами. Никакие внешние причины уже не оказывали на него заметного влияния. Понятно, что Гитлер просто-напросто изощрялся в поисках хоть какого-то обоснования своего вероломства. Ведь он собирался без всякого повода нарушить, и пакт о ненападении от 23 августа, и договор о дружбе и границе с Советским Союзом от 28 сентября 1939 г.
Не сочинив ничего более убедительного, фюрер официально использовал этот надуманный предлог о сосредоточении советских войск на германской границе, чтобы оправдать свою агрессию против СССР. В ноте, которую германский посол вручил советскому правительству в 5 часов 30 минут утра 22 июня 1941 г., когда на нашу землю уже сыпались бомбы и снаряды, были сформулированы многочисленные претензии к Советскому Союзу. Но самой главной из них было уже знакомое нам лживое обвинение:
Для обоснования «претензий» к Советскому Союзу был задействован весь мощный аппарат геббельсовского министерства. И В. Резун, обвинивший в книге «Ледокол. Кто начал Вторую мировую войну?» Сталина в принятии решения о превентивной войне против Германии, лишь развил и дополнил измышления нацистского руководства «свежими» фактами. Некоторые из них он надергал, вырывая из контекста, другие буквально притянул за уши, не брезгуя их искажением, а некоторые просто выдумал. При