В этот момент, однако, Лернер стал вести себя совершенно пассивно, поэтому я решила, что он будет играть в мою игру. Правда, он настаивал на присутствии Сары, хотя заплатил деньги только за мои будущие услуги. В свое оправдание скажу, что взяла вопреки своим правилам деньги вперед из-за того, что тот был совершенно пьян и сумасброден.

Мы решили воспользоваться гостиной и сдвинули мебель в одну сторону, пока он раздевался. Затем я достала свой чемоданчик с предметами для таких сцен и связала его ремнями из кожи, галстуками, надела наручники и тому подобное. На его глаза была надета темная повязка, но мной было это сделано очень деликатно, и я не била его.

Мы легли посреди пола, в то время как Сара усаживалась поудобнее в стоящем рядом кресле и поддразнивала его, описывая, как смешно он выглядит.

В течение пятнадцати или двадцати минут Лернер проявлял мало активности и казался очень скучным «рабом». В надежде пробудить это бревно к жизни я шепнула Саре, что собираюсь сходить на кухню и взять амилниграт, чтобы провести эту мазохистскую сцену побыстрее.

И этот безрассудный поступок был самым худшим из всего, что я могла сделать. Но я тогда была достаточно наивной в отношении смертельной опасности сочетания алкоголя и наркотиков.

Сразу же после того, как я насыпала ему амнлнитрата под нос, он очнулся. «Что это ты даешь мне?» — поперхнулся он.

«Я просто даю тебе безвредный стимулятор, — сказала я ему. — Поэтому не волнуйся больше. Вдыхай, вдыхай».

Но Лернер моментально запаниковал. «Мне здесь все не нравится, — заревел он. — Освободите меня». — «Его действие не будет длиться больше тридцати секунд», — уверяла я, но его невозможно было утихомирить. Поэтому следующие десять минут Сара и я снимали с него повязку и путы. К этому времени, рассчитывали мы, он успокоится и остынет.

Но трудно было ошибаться больше, чем мы.

В то время как он двинулся ко мне под предлогом, что ему нужно взять сигарету с кофейного столика, я увидела садистское выражение его глаз. Но было поздно. Прежде чем я смогла отпрыгнуть, его огромный мясистый кулак нанес мне страшный удар по скуле, и комната поплыла у меня перед глазами. Псих накинулся на меня, сграбастал мои длинные волосы и начал наносить мне побои по шее, груди, паху. Он совершенно свихнулся и впал в неистовство.

Сара завизжала и несколько раз пыталась отпихнуть его, но каратистским ударом в голову он отшвырнул ее. Куда она исчезла, я не знаю, потому что была слишком занята спасением своей шкуры.

Дикое избиение продолжалось приблизительно минут пятнадцать, кровь текла из моего носа и рта, и я стала беспокоиться, останусь ли в живых. Любая другая женщина была бы уже в бессознательном состоянии, но, к счастью, у меня действительно крепкий череп.

Чтобы показать вам, насколько крепкая голова сидит на моих плечах, могу рассказать вам один случай. Как-то в Голландии я ехала на своем велосипеде вдоль канала, когда ехавшая передо мной машина неожиданно затормозила, и меня выкинуло из седла на ее крышу, а затем вниз на землю. Когда я встала и ощупала свою голову, на ней была лишь небольшая ссадина, но никакого синяка. В корпусе же машины была большая глубокая вмятина.

После того, что показалось вечностью, милосердно зазвонил телефон, я схватила трубку и услышала голос Сары: «Повесь трубку, Ксавиера, я вызываю полицию». Для меня это был самый худший вариант потому, что вы не должны вызывать полицию в публичный дом! Но, с другой стороны, позволять, чтобы тебя убили, тоже не очень хорошо.

И в этот момент Лернер сказал: «Сейчас я тебя убью». И со смертью во взоре он поднял тяжелый кофейный стол с бронзовыми ножками и занес его над моей головой. К моему счастью, как раз прозвенел звонок в дверь, и Лернер поставил стол и неожиданно успокоился. Но он все еще держал в руке то, что осталось от моих волос, и по-прежнему угрожал убить меня, хотя он стал достаточно сообразительным, чтобы другой рукой попытаться надеть свои трусы.

Я воспользовалась возможностью, чтобы вырваться из его лап, распахнула дверь и… Никогда в жизни мне не доводилось испытывать такое чувство облегчения при виде полицейского.

«У вас что, какие-то проблемы?» — два полицейских-ирландца с ясным взором спросили меня, как будто они не могли понять этого сами. Оба моих глаза затекли огромным синяком, из носа кровь лила ручьем, а мой рот был расплющен и стал раза в три больше. Я выглядела так, будто провела на ринге 5 раундов против Сенни Листона.

«О, ничего особенного, офицеры, — сказала я. — Просто небольшая семейная ссора. Понимаете, мой друг выпил лишнего и чересчур расшалился».

Если это выглядело как семейная сцена, то у нас должна была быть семья монстров, потому что по всему полу на виду лежало содержимое моего саквояжа: плети, ножны и ручные кандалы.

Я попыталась наклониться, чтобы собрать их, но резкая боль, возникшая в моем теле, сделала это невозможным. Сара увидела, что я пытаюсь сделать, и быстро собрала все предметы, разбросанные по полу, и сложила их в чулан.

«Вы хотите предъявить обвинения кому-нибудь тем не менее?» — спросили полицейские.

Как я могла сделать это? Меня могли подвесить за ноги на крыше Эмпайр-Стейт-Билдинга, и все равно я не смогла бы выдвинуть обвинение против кого-либо из-за своего бизнеса, которым я занимаюсь.

«Нет, спасибо, джентльмены. Но если бы я могла попросить вас вывести его из здания, то была бы очень вам признательна».

Когда полицейские ушли и шок прошел, я стала испытывать настоящую жалость к себе. Мои волосы выпадали целыми прядями и почти наполнили корзину для мусора. Зубы были выбиты, и этот тип так страшно бил по моей вагине, что живот болел, будто я только что родила динозавра.

До сих пор я сохраняла спокойствие, но теперь мои нервы были на грани срыва, и мне нужно было мужское плечо, чтобы отогреться. Поэтому я позвонила своему другу. Через полчаса Ларри приехал и увез меня в пункт скорой помощи в больнице на углу 72-й, улицы и Йорка.

А то, как пошло дело в больнице, заставило меня сомневаться: не лучше ли было остаться дома? Мы просидели там целых полчаса, прежде чем появился хоть кто-то, чтобы посмотреть, что же случилось. И затем этот некто пришел и стал задавать массу вопросов: имя, адрес, образование и была ли я здесь раньше, и если да, то оплатила ли я свой счет.

После того как прошел почти еще один час, пришел доктор, постучал меня по колену, постукал по голове, постучал по носу и сказал: «На рентген».

Меня препроводили в комнату, где невысокий техник-рентгенолог, испанец с черными усами, попросил меня переодеться в хлопчатобумажную робу с разрезом спереди и лечь на стол. Он смотрел, как я раздеваюсь, и едва поверил своим глазам, когда увидел, как сильно меня избили.

«Боже мой, что случилось с вами?» — спросил он. В тот момент я нуждалась в жалости. Черт с ним, подумала я, можно в нескольких словах, не больше, рассказать ему правду, и, может быть, он мне посочувствует.

«Ну, знаете, это была небольшая мазохистская сцена. Мне нравится превращать людей в «рабов», но сегодня вечером «раб» превратился в «господина».

Но реакция оказалась иной, чем та, на которую я рассчитывала. Когда мне довелось взглянуть на него уголком своего заплывшего глаза, вместо симпатии на лице я увидела большой бугор в его штанах. «Прежде чем мы начнем, — сказал он мне со смущенной улыбочкой, — как насчет орального секса?»

После того как я прошла через все это, оказывается, мне не хватало только похотливого пуэрториканского техника-рентгенолога в 5 часов утра. «Бэби, делай свою работу скорее, одной скотины за ночь достаточно».

«Если ты сделаешь мне феллейшио, то рентген будет бесплатным, в противном случае это будет стоить тебе 100 или 150 долларов», — настаивал он.

«Забудь об этом, Чарли. Иди занимайся своими железками и потом присылай мне счет».

Техник был подавлен и разочарован, но не обескуражен до конца. «Хорошо, — сказал он. — Но ты мне разрешишь взять твою визитную карточку?»