шай-нарский чуб, чтобы не привлекать внимания Шончан, хотя и пробегал рукой по черной щетине на голове почти с такой же частотой, с какой Эгинин проверяла свой парик. Возможно, ему тоже стоило надеть какую-нибудь шапку.
В своих темных куртках с протершимися обшлагами и в поношенных сапогах оба они могли сойти за членов труппы или, возможно, за конюхов – для всех, кроме других членов труппы. Они наблюдали за Шончан, пытаясь не показать этого, но Блерику это удавалось лучше, как и можно ожидать от Стража. Все его внимание, казалось, было приковано к Домону, не считая взглядов, которые он бросал иногда в сторону солдат, делая вид, что это случайно. Домон хмуро посматривал то на Шончан, то на деревяшку в руке, словно ожидая, что под его взглядом она сама собой превратится в искусную поделку. По-видимому, он принял свое положение
Мэт пытался прикинуть, как бы ему подобраться поближе к фургону Люка, чтобы незаметно для солдат подслушать, о чем там говорят, когда задняя дверь фургона отворилась и по ступенькам сошел светловолосый Шончан, надевший на голову шлем с тонким голубым пером, едва лишь его нога коснулась земли. За ним показался Люка, великолепный в своем алом одеянии, вышитом золотыми солнцами, кланяясь с изысканной утонченностью в спину удалявшемуся офицеру. У Люка было по крайней мере две дюжины курток, большей частью красных, одна безвкуснее другой. Хорошо еще, что его фургон был огромным, а то ему некуда было бы их складывать.
Не обращая внимания на Люка, офицер сел в седло своего мерина, поправил на поясе меч и отдал отрывистую команду, услышав которую, его люди мгновенно оказались в седлах и, выстроившись в колонну по двое, медленным шагом двинулись в сторону выхода. Люка стоял, глядя, как они удаляются, с неопределенной улыбкой на лице, готовый еще раз поклониться, если кто-нибудь из них вздумает оглянуться.
Мэт стоял на обочине, открыв рот и разыгрывая из себя простого зеваку, глазеющего на проезжающих мимо солдат. Те удостаивали его разве что беглого взгляда – офицер ехал, глядя прямо перед собой, и солдаты следовали его примеру, но никто из них не обратил особого внимания на какого-то мужлана и уж тем более не запомнил его.
К его удивлению, пока последний всадник не проехал мимо них, Эгинин стояла, изучая носки своих туфель и комкая рукой узел платка у себя на шее. Поднимая голову, чтобы взглянуть им вслед, она поджала губы.
– Похоже, я знаю этого мальчика, – протянула она. – Я перевозила его в Фалме на «Бесстрашном». Его слуга умер посреди океана, и он решил, что может использовать кого-нибудь из моей команды. Мне пришлось поставить мальчишку на место. Он поднял такой шум, можно было подумать, что он из Высокородных.
– Кровь и пепел! – выдохнул Мэт. Со сколькими еще людьми она успела повздорить, так что ее лицо запечатлелось в их памяти? Учитывая характер Эгинин, таких людей должны быть сотни. И он позволял ей разгуливать по окрестностям, считая, что парик и другая одежда послужат достаточной маскировкой! Сотни? Скорее уж тысячи! Она же и кирпич выведет из себя!
В любом случае офицер уже ушел. Мэт медленно выдохнул. Удача пока что не отвернулась от него. Временами ему казалось, что лишь это удерживало его от того, чтобы не заплакать, как маленький ребенок. Он направился к Люка, чтобы выяснить, чего хотели солдаты.
Домон и Блерик подошли к Люка одновременно с ним и Эги-нин, и хмурое круглое лицо Домона стало еще мрачнее при взгляде на руку Мэта, лежащую у Эгинин на плече. Иллианец понимал необходимость маскировки – по крайней мере говорил, что понимает, – однако он, по-видимому, считал, что им, чтобы добиться нужного эффекта, достаточно будет просто держаться за руки. Мэт убрал руку с ее плеча – здесь не было нужды притворяться, Люка знал, как все обстоит на самом деле, – и Эгинин тоже хотела было отпустить его, однако, взглянув на Домона, она еще крепче обхватила Мэта за талию, ничуть не меняя выражения лица. Домон продолжал хмуриться, но теперь уже уставившись в землю. Мэт решил, что ему удастся понять Шончан значительно раньше, чем женщин. Или иллианцев, если уж на то пошло.
– Лошади, – прорычал Люка, не дождавшись даже, пока Мэт подойдет. Он обвел всех яростным взором и затем сфокусировал свой гнев на Мэте. Будучи немного выше ростом, Люка еще выпрямился, глядя на него сверху вниз. – Вот что им было нужно! Я показал ему предписание, освобождающее меня от их лошадиной лотереи, – предписание, подписанное самой Верховной Леди Сюрот! – и что же? На него это не произвело ни малейшего впечатления! Ему было наплевать, что я спас одну из высокопоставленных Шончан. – Эта женщина вовсе не была высокопоставленной, и Люка не столько спас ее, сколько просто позволил путешествовать с собой в качестве наемного члена труппы, но он всегда был склонен преувеличивать свои заслуги. – Не знаю, на что только годится это предписание. Шончан позарез нужны лошади. Они могут конфисковать их в любой момент! – Его лицо покраснело так, что сравнялось цветом с его курткой, и он ткнул пальцем в Мэта: – Из-за тебя забирают моих лошадей! Как я смогу без них перевозить своих людей? Ответь-ка мне! Я был готов убраться отсюда, едва лишь увидел, что творится в гавани, – но ты держал меня за руку. Из-за тебя мне отрубят голову! Если бы не ты, я мог бы быть уже в тысяче миль отсюда. Кто приехал среди ночи и заманил меня своими безумными проектами? С тех пор я не заработал здесь и пенни! Тех денег, что оставили посетители за последние три дня, не хватит и на день кормежки для животных! Да и на полдня не хватит! Надо было убираться отсюда месяц назад! Еще раньше! Почему я не уехал отсюда вовремя?
Мэт чуть было не рассмеялся, глядя, как Люка выходит из себя. Лошади. Только и всего: им были нужны лошади! Между прочим, предположение, что тяжело нагруженные фургоны за пять дней покроют тысячу миль, столь же нелепо, как и фургон Люка. Этот скупердяй вполне мог уехать отсюда месяц назад, даже два месяца, если бы не жалел о каждом медяке, остающемся в Эбу Дар и у заво-евателей-Шончан. А что до того, что он шесть ночей назад уговорил его остаться, то это было не труднее, чем выпить чашу вина.
Но Мэт, удержавшись от смеха, положил руку Люка на плечо. Этот человек был тщеславным, как индюк, да к тому же еще и жадным, но не было смысла злить его еще больше.
– Люка, неужели ты думаешь, что если бы ты ушел той ночью, то ни у кого не возникло бы подозрений? Ты бы не успел проехать и двух лиг, как Шончан догнали бы тебя уже рядом и разворошили бы все фургоны, как окуня на блюде. Ты должен бы поблагодарить меня, что я спас тебя от этого. – Люка сверкнул на него глазами. Некоторые люди просто не видят дальше своего носа. – Но в любом случае можешь не сетовать. Как только Том вернется из города, мы уедем на столько миль от города, на сколько ты захочешь.
Люка сорвался с места так внезапно, что Мэт в тревоге сделал шаг назад, но тот лишь принялся выделывать антраша, скача по кругу и смеясь как безумный. Домон выпучил на него глаза, и даже Бле-рик казался озадаченным. Временами Люка вел себя как полнейший идиот.
Не успел еще Люка начать свой бредовый танец, как Эгинин оттолкнула Мэта от себя.
– Как только вернется Меррилин? Я распорядилась, чтобы никто не покидал лагерь! – Ее яростный взгляд метался между ним и Люка, горя холодным пламенем – лед, который обжигает. – Я ожидала, что мои распоряжения будут выполняться!
Люка прекратил свои прыжки так же внезапно, как и начал, и искоса взглянул на нее; затем внезапно сделал шаг вперед и отвесил поклон, помахивая перед собой полой воображаемого плаща. Это получилось у него настолько впечатляюще, что можно было
– Вы приказываете, моя прекрасная госпожа, и я с восторгом повинуюсь! – Выпрямившись, он пожал плечами: – Но у мастера Коутона есть золото, и боюсь, приказы золота главнее. – Полный золотых монет сундучок Мэта, который стоял в этом самом фургоне, и был как раз той самой причиной, по которой Люка не мог уйти. Возможно, свою роль сыграло и то, что Мэт был
Эгинин набрала в грудь воздуха, готовая снова обрушиться на Люка, но тот уже повернулся к ней спиной и запрыгал по ступеням своего фургона, крича:
– Лателле! Лателле! Немедленно поднимай всех! Мы уходим, как только вернется Меррилин! Хвала Свету, наконец-то мы уходим!