ощущал себя глыбой льда, до мозга костей. – Это означает, что у вас есть четыре возможности ответить одинаково. Но если вы будете упрямиться, я все равно не стану вас убивать. Я найду какую-нибудь деревню и оставлю вас в ней, какое-нибудь место, где вы сможете выпросить себе корку хлеба, где мальчишки смогут бросить монетку свирепому айильцу без рук, без ног. Подумайте и решите, стоит ли это того, чтобы держать мою жену вдали от меня.

Даже Масима теперь глядел на него во все глаза, так, словно в первый раз видел человека, стоявшего рядом с ним с топором в руках. Когда он повернулся, чтобы уйти, и люди Масимы, и гэалдан-цы расступились перед ним так широко, что в образовавшийся проход прошел бы целый кулак троллоков.

Он обнаружил, что перед ним ограда из заостренных кольев, а в сотне шагов впереди лес, но в сторону не свернул. Держа в руке топор, он шел вперед, пока огромные деревья не окружили его, а запах лагеря не остался позади. Запах крови он нес с собой, острый и металлический. От этого не убежать.

Вряд ли он смог бы сказать, как долго шагал, проваливаясь в снег. Угол наклона солнечных лучей, прорезавших тени под лесным пологом, становился все острее, но он не замечал этого. Кровь запеклась коркой на лице и в бороде. Сколько раз он говорил, что сделает все, чтобы вернуть Фэйли? Мужчина делает то, что должен. Для Фэйли – все, что необходимо.

Внезапно он резким движением взметнул топор над головой, держа его обеими руками, и швырнул вперед со всей силой, на какую был способен. Несколько раз перекувырнувшись в воздухе, топор воткнулся в толстый дубовый ствол с плотным, тяжелым стуком.

Выдохнув воздух, который, казалось, был заперт в его легких, Перрин тяжело сел на шершавый камень, высокий и широкий как скамья, и поставил локти на колени.

– Можешь показаться, Илайас, – устало сказал он. – Я чувствую твой запах.

Человек, к которому он обращался, выступил из теней, его желтые глаза слабо поблескивали под широкими полями шляпы. По сравнению с ним айильцы казались шумными. Придерживая длинный нож, он сел на валун рядом с Перрином, но некоторое время просто сидел, пробегая пальцами по седеющей бороде, веером ложившейся ему на грудь. Он кивнул на топор, торчащий из дубового ствола.

– Я как-то сказал тебе не расставаться с ним, пока ты не почувствуешь, что тебе начнет слишком нравиться его использовать. Тебе понравилось это? То, что ты сделал?

Перрин с силой тряхнул головой:

– Нет! Ни за что! Но…

– Но – что, парень? Думаю, ты едва не испугал даже Масиму. Вот только от тебя тоже пахло страхом.

– Ему уже давно пора хоть чего-нибудь испугаться, – пробормотал Перрин, неловко пожимая плечами. Некоторые вещи трудно произносить вслух. Однако сейчас, видимо, пришло время произнести их. – Насчет топора. В первый раз я не заметил этого; заметил только потом, когда начал вспоминать. В ту ночь, когда я встретил Гаула, а Белоплащники пытались убить нас. Позже, когда мы бились с троллоками в Двуречье, я еще не был уверен. Но потом, у Колодцев Дюмай, я понял. В битве я чувствую страх, Илайас, страх и печаль, может быть потому, что могу никогда больше не увидеть Фэйли. – Его сердце стиснуло так, что заболела грудь. Фэйли. – Вот только… Я слышал, как Грейди и Неалд говорили о том, каково это – когда обнимаешь Единую Силу. Они говорили, что чувствуют себя более живыми. Я в битве напуган так, что плюнуть не могу, но я тоже чувствую себя более живым, сильнее, чем когда бы то ни было, не считая того времени, когда обнимаю Фэйли. Я думаю, что не вынесу, если начну чувствовать то же самое относительно того, что сегодня сделал. И думаю, Фэйли вряд ли захочет возвращаться ко мне, если я дойду до такого.

Илайас фыркнул:

– Вряд ли в тебе это есть, парень. Знаешь, опасность сказывается на разных людях по-разному. Некоторые холодны как часовой механизм, но ты никогда не казался мне человеком такого типа. Когда твое сердце начинает колотиться, оно согревает твою кровь. Разумно предположить, что оно также обостряет твои ощущения. Делает тебя более осознающим. Может быть, ты умрешь через несколько минут, может быть, твое сердце успеет ударить всего раз, но сейчас ты еще не мертв, и ты знаешь это всем телом, от волос до кончиков ногтей. Просто так происходит. Это не значит, что тебе это нравится.

– Хотел бы я поверить, – просто сказал Перрин.

– Поживи с мое, – сухо ответил Илайас, – и ты поверишь. А до тех пор просто прими это как свидетельство человека, который прожил больше тебя и уже прошел через это.

Они сидели рядом, глядя на топор. Перрин хотел поверить. Кровь на топоре теперь казалась черной. Никогда прежде кровь не была так черна. Сколько времени прошло? Судя по наклону лучей, пронизывавших древесные кроны, солнце уже садилось.

Перрин уловил хруст снега под конскими копытами, медленно приближающийся к ним. Через несколько минут перед ними появились Неалд и Айрам, бывший Лудильщик указывал следы, а Аша'ман нетерпеливо тряс головой. След был ясно виден, но, по правде говоря, Перрин не поручился бы, что Неалд способен найти его самостоятельно. Неалд был городским человеком.

– Арганда считал, что нам лучше подождать, пока твоя кровь остынет, – сказал Неалд, наклоняясь с седла и изучающе глядя на Перрина. – Но я думаю, что она не может остыть еще больше. – Он кивнул, в очертаниях его губ читалось удовлетворение. Он был привычен к тому, что люди боятся его из-за его черной куртки и того, что она означала.

– Они заговорили, – произнес Айрам, – и все дали одинаковые ответы. – Его угрюмый вид показывал, что ответы ему не понравились. – Думаю, угроза, что их оставят просить подаяние, напугала их больше, чем твой топор. Но они говорят, что не видели леди Фэйли. И никого из остальных. Мы можем еще раз попробовать угли. Может быть, тогда они вспомнят. – Не было ли в его голосе нетерпения? Относилось ли оно к тому, чтобы найти Фэйли или чтобы использовать угли?

Илайас поморщился:

– Теперь они только скажут тебе то, что уже слышали от тебя. То, что ты хочешь услышать. В любом случае, шансы были невелики. Там тысячи Шайдо и тысячи пленных. Человек может прожить целую жизнь среди такой толпы и не встретить больше сотни человек, которых смог бы запомнить.

– Тогда нужно их убить, – мрачно произнес Айрам. – Сулин сказала, что Девы специально позаботились, чтобы при них не было оружия, когда их брали в плен, чтобы их можно было допрашивать. Но нам нельзя просто сделать их гай'шайн. Если хотя бы один сбежит, он даст Шайдо знать, что мы здесь. И тогда они все обрушатся на нас.

Перрин встал; его суставы казались заржавевшими и только что не скрипели. Он не мог просто позволить Шайдо уйти.

– Можно приставить к ним охрану, Айрам. – Из-за спешки он чуть не потерял Фэйли окончательно и сейчас снова позволил себе поспешить. Поспешить. Какое мягкое слово для того, чтобы сказать, что он отрубил человеку руку. Причем впустую. Он всегда старался думать осторожно и двигаться осторожно. И сейчас ему надо подумать, но мысли причиняли ему боль. Фэйли была потеряна в море одетых в белое пленников. – Может быть, другие гай'шайн знают, где она, – пробормотал он, поворачивая к лагерю. Но каким образом раздобыть кого-либо из гай'шайн Шайдо? Их никогда не выпускали за пределы лагеря иначе, чем под охраной.

– А как насчет этого, парень? – спросил Илайас. Перрин знал, о чем он спрашивает, даже не глядя. Топор.

– Оставь его для того, кто его найдет. – Его голос внезапно охрип. – Может быть, какой-нибудь глупый менестрель сочинит историю. – Он зашагал к лагерю, не оглядываясь. Теперь, когда петля пустовала, тяжелый пояс казался ему слишком легким. Все впустую.

Через три дня из Со Хабора вернулись тяжело нагруженные повозки, и Балвер вошел в палатку Перрина в сопровождении высокого небритого человека в грязной суконной куртке и с мечом, выглядевшим гораздо более ухоженным. Вначале Перрин не узнал его из-за отросшей за месяц бороды. Затем он ощутил его запах.

– Не ожидал вновь увидеть тебя, – сказал Перрин. Балвер моргнул, что для него означало потрясенный вздох. Без сомнения, похожий на птицу человечек предвкушал, что преподнесет ему сюрприз.

– Я искал… искал Майгдин, – хрипло произнес Талланвор, – но Шайдо двигались так быстро, что мне