Жак. Я? Да нет, я совсем...

Кэрол. Я же вижу. Ты весь вечер ведешь себя так, как будто я твоя кузина, которую ты давно не видел, а не...

Жак. Черт возьми, может быть я немного нервничаю. Это, в конце концов, не совсем похоже на обычное первое любовное свидание.

Кэрол. Это верно. Но все равно нужно расслабиться. Мы все-таки не на сцене будем перед...

Жак. Да. Хорошо, что ты вмешалась, когда старик Чэндлер хотел, чтобы мы...

Кэрол (пожав плечами). Всему есть предел.

Жак. Мне правда показалось, что ты была не так возмущена, как хотела показать.

Кэрол. Не забегай вперед. У тебя еще будет возможность все узнать.

Жак (смеется). Да, ты права. Вот наш официант.

Официант подает вино с соответствующими церемониями. Они чокаются и пьют.

Кэрол. Отлично. Ты привычен к такому образу жизни?

Жак. Когда-то был. Но это было, когда я был мальчишкой.

Кэрол. Твои родители были богаты?

Жак. Более или менее. Отец был ведущим физиком в Институте Ферми в Нью-Йорке.

Кэрол. Он умер?

Жак. В каком-то смысле. Давай поговорим о чем-нибудь другом.

Кэрол. Конечно. Извини.

Жак. Странно.

Кэрол. Что?

Жак. Ну... мы через столько прошли вместе, открыли вместе новый мир, а такие чужие.

Кэрол. Одиночество вдвоем. Не могу привыкнуть воспринимать тебя как живого человека, привыкнуть к тому, что у тебя есть тело. Ты для меня все время был просто голосом в наушниках.

Жак. А я без проблем воспринимаю твое тело.

Кэрол. Ты такой галантный.

Жак обмакивает палец в вино и проводит им по краю бокала. Бокал сделан из натурального хрусталя и издает чистый, певучий звук, который, к сожалению, не попадает в унисон с октетом. Мужчина за соседним столиком бросает на Жака сердитый взгляд и он прекращает.

Кэрол. Ты безразличен к музыке?

Жак. Музыка! Это уловка, чтобы продавать лютни и флейты.

Кэрол. Но это красиво...

Жак. На следующий год в моде будет электрогитара.

Кэрол. Может быть.

Жак. Если бы это была действительно елизаветинская музыка, мадригалы и подобное, то это было бы нормально - строго, сдержанно, но модерн...

Кэрол. Успокойся, Жак. Не из-за чего заводиться.

Жак допивает бокал и наливает себе еще. Кэрол отказывается.

Кэрол. Который час?

Жак. Пять минут десятого.

Кэрол. Если мы сейчас выйдем, то можем прогуляться пешком до камеры.

Жак (рассматривает бокал). ...Неплохая мысль. (Машет официанту). Приятный вечер.

Жак расплачивается по счету и они уходят, рука Кэрол легко прикасается к его руке.

(Фуга: полифоническая композиция, построенная на контрапунктах, основанная на одной, двух или более темах, которые проводятся несколькими голосами или партиями поочередно, постепенно вырастая в сложную музыкальную форму, имеющую достаточно отчетливое деление на стадии развития и выраженную кульминацию в конце.)

Грумбриджский 'мост' помещался в гипербарометрической камере комнатного размера, примыкающей к камере готовности. Камера была перестроена для целей эксперимента (давление на Грумбридже составляло девять десятых атмосферы), но имела, как отметил Жак, одно преимущество: в ней не было окон.

Они пришли немного раньше и пили кофе, когда появился Ван дер Валлс со своей группой.

- Есть результаты, доктор Ван? - спросила Кэрол.

- Трудно сказать, - он покачал головой. - Большинство животных находилось в летаргическом состоянии.

Он открыл клетку, которую нес с собой и достал из нее маленького колли, голова и грудь которого все еще были обмотаны проводами. Пес был обмякший как тряпка, он не стоял на ногах. Ван дер Валлс нежно погладил его и поговорил с ним.

- Мы же не могли одеть на них маски. Диоксид углерода подействовал на них всех. Мы узнаем больше после того, как ознакомимся с биометрическими данными. Давай, малыш. Пес сонно поднялся на ноги.

Два помощника внесли остальные клетки.

- Это все Ван, - сказал один из них.

Ван дер Валлс взял пса подмышку и с невозмутимым лицом пожелал им удачи.

Жак и Кэрол вставили новые пластиковые вкладыши в дыхательные аппараты и натянули маски. Они не стали закреплять баллоны с кислородом за спиной, а понесли их в руках через шлюз в камеру.

От перепада давления у них заложило уши.

- Не слишком подходящее место для медового месяца, - сказал Жак.

Покрашенные белой масляной краской стены, черный кафельный пол, аквариум, наполненный мутной водой в центре комнаты. Складная койка, заимствованная из лазарета. Видеокамеры.

- Omnia vincit Amor, - сказала Кэрол.

- Посмотрим, - они неуверенно подошли к койке. По пути Жак швырнул пиджак на одну из камер.

- Они сказали, что камеры будут выключены, - сказала Кэрол.

Жак начал стаскивать с себя рубашку, что оказалось непростым делом, поскольку снималась она только через голову. Сначала он с трудом протащил ее через маску, затем ему пришлось мучиться с дыхательным шлангом и кислородным баллоном.

- Сказать-то они сказали, - он швырнул рубашку на другую камеру.

Неформальный, полуспортивный костюм Кэрол не представил никаких проблем. Она скользнула пальцами по шву, легко скинула его с себя, аккуратно свернула и положила на стол рядом с аквариумом. Она улыбнулась ему, запустила руку в мутную воду, нащупала 'мост' и вытащила его из аквариума. Он был влажный, но не липкий.

- Это будет здорово.

Она уселась рядом с ним на койку. Он нежно погладил ее, но не сделал никаких попыток прикоснуться к 'мосту'.

Она вытянулась на койке, положила голову ему на колени, приподняла маску настолько, чтобы поцеловать его, а затем лизнула.

Он потрепал ее по коротким волосам.