- Вы где же в Москве пристанете? У родных или знакомых?

   - Нет, в Москве у меня нет никого. Но мне говорили, что все гостиницы на вокзал рабочих своих посылают, а те зазывают к себе публику.

   - Это точно. К каждому поезду выезжают гостиницы, кто в карете, а кто в моторе. А только экономный человек на их удочку не идет. В самой завалящей гостинице гони за номер рубля два, а то и три, а уезжать станете - так на вас налетят, как вороны: и горничная, и лакей, и коридорный, и посыльный, и швейцар.

   Каждому суй в руку на чай, а там, глядишь, и вскочит тебе номер вдвое.

   - Что поделаешь, - говорю, - не на улице же ночевать.

   - Известное дело, не на улице. А только немало есть в Москве честных людей, что в квартире своей сдают комнату-другую для приезжей публики; оно и не так накладно: за целковый можете получить хорошую комнату с мягкой постелью. Опять же при отъезде 'на чай' никому давать не надо. Да вот, хотя бы у моего брата постоянно приезжие бывают. И публике удобно, и ему доход.

   Между прочим, позвольте представиться. Я Иван Иванович Зазнобушкин, - и он, встав, протянул мне руку.

   - Очень, - говорю, - приятно. Я Настасья Петровна Брыкина, владею трактиром в Вышнем Волочке.

   Поглядела я на него, поглядела, и очень уж его личность показалась мне симпатичной, к тому же и фамилия такая чувствительная.

   Подумала да и говорю:

   - Может быть, вы, Иван Иванович, поможете мне у брата устроиться?

   - Отчего же. С превеликим удовольствием: и вам одолжение сделаю, и брату заработать дам. Он человек женатый, смирный и вообще честный человек.

   За такими разговорами стали мы подъезжать к Москве. Гляжу из окна, а дороги во все стороны идут, и на каждой по поезду, то по товарному, то по пассажирскому. А наш поезд - хоть бы что, так и задувает.

   - Ой, - говорю, - боязно-то как. Долго ли до греха. Соскочит наш поезд со своего направления, да как шарахнет в посторонние, и поминай как звали, косточек не соберешь!

   - Да, - отвечает, - действительно такие кораблекрушения часто приключаются, и даже в газетах об этом постоянно пишут.

   - Ой, какие ужасти вы говорите, - а у самой эдак вроде как голова закружилась, и я прислонилась даже к его объятиям. Иван Иванович оказался мужчиной честным, не воспользовался моим умопомрачением и даже не ущипнул меня, и вообще не позволил себе ничего такого-эдакого, а вежливо спросил:

   - Может быть, попрыскать на вас свежей водицей?

   - Мерси, - отвечаю, - не надобно, уже прошло, и я прихожу в собственную температуру.

   Но вот, наконец, поезд стал замедлять ход, и мы выехали не то в какую-то залу, не то в стеклянный сарай.

   - Вот мы и приехали, - сказал Иван Иванович. - Вылазьте, а я ваш чемоданчик понесу.

   - Не трудитесь, я и сама справлюсь.

   Вышли мы с Иваном Ивановичем из вокзала, и я так и ахнула: огромадная площадь, народ так и идет, извозчики кричат, трамваи звенят, автомобили гудят. Я ажио растерялась. А Иван Иванович тащит меня с чемоданом в сторону. Здесь, говорит, извозчики дороги, пойдемте, там подальше за полцены найдем. Пошли, гляжу, а Ивана Ивановича будто и нет, в толпе затерялся. Смотрю по сторонам туда-сюда и вдруг вижу, он стоит и с каким-то босяком разговаривает, оглянулся и помахал мне рукой. Подхожу.

   - Ну, - говорит, - Анастасья Петровна, родились вы, можно сказать, в сорочке. Чуть приехали, а Москва-матушка вам сурприз подносит, эдакий редкий случай. Досадно, что у меня с собой денег таких нет. Вот посмотрите, этот человек золотые часы с цепью продает за четвертную, деньги, говорит, до зарезу нужны.

   Я взглянула: действительно, здоровенные мужские часы с тяжелой цепью, на худой конец - целковых двести стоят. У покойного мужа за полторы сотни много жиже были.

   - Да вы, барынька, очень-то не разглядывайте, - заволновался босяк, а то как бы фараон не заметил.

   - Это у нас так в Москве городовых называют, - пояснил Иван Иванович. - Не скрою от вас, господин начальник, сообразила я, что вещь, наверное, краденая, да жадность обуяла. Вынула я из кошелька 25 целковых и, уплатив сполна, спрятала часы в ридикюль.

   - С покупочкой вас, - поздравил меня Иван Иванович.

   - Да, - говорю, - вещь недурную купила.

   Тут сели мы с ним на извозчика, и Иван Иванович приказал ему ехать прямо. Переехали мы несколько улиц, сворачивали направо, налево и, наконец, подкатили к хорошему большому дому.

   Заплатили мы с Иваном Ивановичем извозчику по двугривенному и вошли в подъезд. В дверях стоял швейцар в пальто с эдакими золотыми пуговицами и в золотой фуражке. Поднялись мы на третий этаж. Иван Иванович позвонил в дверь направо. С открывшей нам женщиной он приветливо поздоровался: 'Здравствуйте, невестушка.

   А я вам тут пассажирку с вокзала привез. Если комната свободна, то вот договаривайтесь. А братец дома ли?'

   - Нет, Коли нету. Но я и без него управлюсь. Пожалуйте осмотреть комнату, - сказала она мне ласково и открыла тут же левую дверь, выходящую в прихожую. Комната мне очень понравилась, и я наняла ее за рубль в сутки.

   Оставшись одна, я вынула из чемодана запасенную провизию и собиралась было закусить, как раскрылась дверь и снова вошла моя хозяйка:

   - Позвольте двугривенный и документик для прописки. У нас в Москве на этот счет строго, а с полицией мы живем всегда в миру и ладу.

   - Что ж, - отвечаю, - это правильно. А документ мой в исправности. Извольте получить.

   Она собралась уходить, но я задержала ее.

   - Скажите, пожалуйста, где бы мне отыскать в Москве хорошую, стоящую портниху? Не знаете ли адресочка?

   - Нет, адресочка точно не знаю, а вы пройдитесь только по Тверской, это наша главная улица, так сразу и сами увидите, что ни окно, то портниха, и на разные цены, от самых завалящих до поставщиц высочайшего двора.

   - А это что будет, а и в толк не возьму?

   - А то, что эти поставщицы самих государынь и царских дочек обшивают.

   - Да ну, неужто? - а у самой в голове эдакие фантазии проносятся: спросят меня вышневолоцкие знакомые: кто это вам, Анастасия Петровна, это поплиновое платье смастерил? А я отвечу: та самая портниха, что шьет и царице, мы с нею вместях у одной заказываем.

   Закусила я и, не теряя времени, захотела приняться за дела.

   Съезжу к Иверской, разыщу портниху, да, кстати, и продам часы.

   Позвала я хозяйку да и спрашиваю:

   - Как ваш адрес будет, а то заверчусь по городу и домой не вернуся...

   А она и говорит:

   - Это действительно может случиться, уже вы запомните хорошенько. А то еще лучше - я напишу вам на бумажке, а вы припрячьте записку понадежнее.

   И тут же на клочке бумаги написала адрес. Вот он: Никитская, дом 5, кв. 6. Иван Иванович захотел проводить меня. Вышли мы с ним на улицу, и, помню, в воротах на фонаре я приметила цифру 5. Иван Иванович как-то поспешно свернул за угол, другой, перешли мы какую-то площадку, тут он распрощался, и я пошла.

   Расспросила дорогу, добралась до Тверской. Иду, а самой так жутко, того и гляди оглоблей в лоб ткнут. Смотрю по сторонам, ищу вывесок портнихи, а ничего подходящего не попадается. Прочла я на одной: 'Поставщик Высочайшего Двора', а в окне, между прочим, товар не подходящий: колбасы да фрукты