'Путевые заметки Н. И. Синюхина с борта судна 'Петербург'.

   4 июня 19** г.

   Ну, и трещит же башка! Будь она проклята. Точно кто-то карамболит в мозгах. Ну, и выдался же вчера денек! Не денек, а какое-то столпотворение вавилонское. Но расскажу все кряду.

   В 11 ч. 42 м. утра мы отчалили от пристани. Я стоял на корме и махал в воздухе платочком товарищам на прощанье. Наше судно двигалось по Каме со скоростью многих узлов. Елабужская пристань все удалялась и удалялась и, наконец, скрылась по причине выпуклости земли. Я обвел духовным взором пароход. Что и говорить - зрелище! Не то что дом, а целый дворец, покорный воле капитана: хочет - дернет вправо, хочет - влево. Судно это необыкновенное.

   Еще в 1905 г. разбойник Лбов с шайкой где-то под Пермью остановил и ограбил его, перестреляв команду. Ну, да слава Те Господи, меня тогда там не было. Я обошел кругом палубу - чистота, простор, все удобства для господ пассажиров. Народу ехало порядочно. И вдруг на одной из скамеечек я заметил священника. Подошел ближе, а тот оказался вовсе не священник, а архиерей: не наперстный крест висел на его груди, а панагия.

   Вот так штука! Я справился в буфете у лакея, кто этот владыка.

   Мне ответили, что это епископ Пермский и Соликамский Преосвященный Палладий и едет он от самой Перми. Эвона, в какую компанию попал! Помню, раза два к нам в Елабугу приезжал викарный епископ, так что с народом делалось: люди впрягались в его карету, при проезде его на улицах останавливались, крестились, чуть не земные поклоны клали. А тут не викарный, а сам епархиальный владыка, и ничего, хоть бы что. Захочу и подойду: так мол и так, скажите, пожалуйста, который теперича час? И ответит, непременно ответит. Одним словом, культура.

   На носу стали толпиться пассажиры. Подошел и я. Все глядят вниз, в третий класс, а там какой-то мальчишка, усевшись на канатах, бренчит на балалайках и поет песнь про Государственную Думу да про Пуришкевича. Народ стал бросать ему медяки да гривенники, я же вынул серебряный рубль, повертел его эдак в пальцах, чтобы все хорошенько видели, да и бросил мальчонке.

   Люди поглядели на меня с уважением - вот, мол, капиталист.

   Ну, и пущай!

   Побродил я эдак с часок по пароходу, да и захотел подняться наверх к капитану. Он здесь начальник и хозяин, и познакомиться следовает. Поднялся к нему. Подхожу и вежливо спрашиваю: 'По какой, мол, параллели теперича плывем?' А он как заорут: 'Проваливайте, проваливайте отсюда! Не знаете разве, что посторонним на рубку вход воспрещен'. - 'Позвольте', - говорю... 'Ничего не позволю, убирайтесь!' И, нажав на что-то ногой, он оглушительно засвистел. От неожиданности я чуть живой скатился вниз.

   Ну и собака! Одним словом, необразованный. После эдакого эксперимента я уселся на носу в плетеное кресло и взгрустнул. В

   Другом кресле, недалеко от меня сидел какой-то важный бритый господин, еще молодой, годов тридцати. Посмотрел он на меня, посмотрел, да и спрашивает: откуда и куда, мол, еду. Я ответил.

   'А по какой надобности в Москву?' - спросил он у меня. Я рассказал, что желаю повидать свет, обзавестись благородными знакомствами и прочее все как есть. Он выслушал и говорит:

   - Это вы очень умно придумали. Что вам мариноваться в Елабуге. Повезет, и найдете свое счастье. А что вы везучий, так это я сразу вижу.

   - Это почему же, позвольте вас спросить?

   - Да как же, и тридцати верст от дома не отъехали, а этакое знакомство приобрели.

   - Что-то не возьму в толк, мусье.

   - Да как же, знаете ли, с кем вы разговариваете? (И он ткнул себя пальцем в грудь.)

   - Не могу знать.

   - Я граф Строганов, пермский помещик, владелец обширных камских лесов. Чай, слышали в Елабуге мою фамилию?

   Я так и привскочил.

   - Еще бы не слыхать, ваше сиятельство. Ваша фамилия древняя и знаменитая.

   - То-то и оно. Если хотите, я займусь вами и во время дороги обучу тому, как обращаются благородные люди друг с другом.

   - Сделайте милость! Век буду благодарить.

   - Вот и отлично. Мы сразу же начнем. Запомните, молодой человек, что когда благородные люди знакомятся друг с другом, то младший всячески должен стараться разуважить старшего. Ну, там, угостить его сигарой, завтраком и т. д. Вы не вообразите, что я напрашиваюсь на угощенье. О, нет! Я сыт. Но это я так к примеру говорю.

   - Отчего же, господин граф, я с превеликим удовольствием.

   Для меня большая честь, к тому же и в утробе сосет. Покушал бы в лучшем виде.

   - Вы думаете? - сказал задумчиво граф. - Ну, что ж. Пожалуй, я принимаю ваше угощенье. Но только с одним условием - я сам буду заказывать меню и вина, так как мой желудок не может переварить всякую дрянь. Затек, вот еще что. Чтобы было веселее, пригласите позавтракать с нами двух знаменитых артисток.

   Они едут с нами, и я вчера с ними познакомился. Одна из них Вяльцева, ну, а другая, другая... Патти.

   У меня так и екнуло сердце.

   - Неужто та Вяльцева, что так здорово поет у меня в граммофоне 'Гайда, тройка'!

   - Она самая, а ее подруга познаменитее будет.

   - Не слыхивал.

   - Не слыхали о Патти? Да ее каждая собака знает. Хотите биться об заклад на десять рублей, что вон тот старенький офицер, и тот ее имя слыхал. Подите спросите у него.

   Хоть мне и не хотелось иттить спрашивать, да уж больно было желательно ударить об заклад и пожать графскую ручку. Мы хлопнули по рукам, и я отправился.

   - Извините, пожалуйста, за любопытство, господин офицер Скажите, пожалуйста, слыхали ли вы про артистку Патти?

   Он удивленно поглядел на меня и говорит:

   Кто же про нее не слышал?

   Они хотели еще что-то добавить, да я поскорее раскланялся и отошел. Тоже много вас найдется желающих выпить за чужой счет, какая мне от тебя польза?

   Да, - говорю, - господин граф, ваша правда!

   То- то и оно, раскошеливайтесь!

   Я почтительно подал графу десятирублевый золотой, и он как то нехотя заложил его в жилетный карман.

   - Вы здесь посидите, - сказал он мне, - а я пойду справлюсь у дам, желают ли они нового знакомства и завтрака.

   Я остался один.

   5 июня.

   Вчерась граф с актерками высадился под вечер в Казани.

   Я не прощался, так как, можно сказать, с ними рассорившись.

   Расскажу с подробностями. Долго дожидался я графа. Прошло с полчаса времени, а ни его, ни дамочек не было. Не иначе, кобенятся, подумал я, ну да что, мне наплевать. Не хотят, и не надо. Однако они показались, и граф поманил меня пальцем.

   Я подошел. 'Вот, позвольте Вас познакомить, - сказал мне граф. - Это - г-жа Вяльцева, а это мадам Патти'. - 'Очень рады, - говорю. - Много про вас наслышавшись. Обожаю граммофон и часто в Елабуге запузыриваю ваши пластинки, мадам Вяльцева. Очень даже прилично поете, особливо 'Гайда, тройка'. Она