— Как оставить? — вмешался в разговор Калпе. — Нельзя оставлять. Надо привезти, людям показать. Это надо обязательно так сделать. Люди теперь умные, поймут.

— Чего поймут? — спросил кто-то.

— Как чего? Ты сам-то разве не понял, что случилось? Эх, ты. Раньше мы его след целовали, тропу его не осмеливались переходить, а теперь… Время новое, мы обновились, вот что люди поймут.

«Совсем изменился Калпе, — подумал Пиапон, глядя на оживленное лицо младшего брата. — Совсем новый человек. Правильно рассуждает. Надо привезти Амбана домой, надо Воротину сдать, пусть государство в дар принимает. Только зачем государству тигр, что с ним делать? Мясо нельзя есть. Разве что для похвальбы, вот, мол, посмотрите, какие мы стали, ружья и копья поднинимаем на Амбана. Для этого только? Впрочем, это тоже не маленькое дело…»

— Ножом не смейте трогать, — предупредил Холгитон, и Пиапон понял, что старик согласился вывозить тигра из тайги.

В этот вечер охотники молились допоздна, а утром покинули зимник. Длинная цепочка тяжело нагруженных мясом нарт растянулась между деревьями. Среди них выделялась одна нарта с тигром: ее доверили старику Холгитону. Охотники решили выходить на горную реку Анюй. Путь этот длинноват, но зато охотники пройдут по густонаселенному Амуру, покажут свой необычный трофей.

— Пусть люди поглядят, — стоял на своем Калпе. — Старики лучше поймут новую жизнь, новых людей, а молодым это силы прибавит.

Прав оказался Калпе. В первых же стойбищах, Сира и Вира, люди окружили нарту с тигром, дружно помолились и устроили нечто вроде митинга. Потом охотники проходили через русские села, и всюду высыпал народ, плотно окружал нарту с тигром и кто с восхищением, кто со страхом разглядывал грозного хищника. Молва о няргинцах, осмелившихся поднять руку на Амбана, распространилась по Амуру, Любопытные из дальних стойбищ выходили на Амур, чтобы только взглянуть на тигра. Когда подходили к Нярги, вперед выпустили Холгитона с тигром. Няргинцы встретили своих далеко от стойбища.

— Вас человек с ящиком ожидает, — сообщили они.

«Человек с ящиком» оказался фотографом, он долго не выпускал охотников из своих цепких рук, заставлял позировать то всей бригадой, то поодиночке. А когда узнал, что Холгитон добил зверя копьем, потребовал, чтобы тот показал, как это совершилось. Отнекивался старик как мог, но вынужден был уступить напористому фотографу, Вытащил он свое копье, снял чехол и встал перед тигром. А тигр лежал на нарте, привязанный к ней веревками.

— Зачем так, стыдно так, — сказал Калле фотографу. — Видишь, он на нарте веревкой привязан, а он, — Калпе указал на старика, — с копьем на него. Стыдно. Один привязан, другой с копьем…

Фотограф понял свою оплошность, тигра бережно сняли с нарты, положили на снег.

— На мертвого с копьем, — бормотал Холгитон.

— Ладно, не ворчи, — сказал Калпе. — Когда ты его колол, он тоже не совсем живой был.

— Зачем ты так, — сказал Пиапон, отводя брата в сторону. — Все знают, и он знает. Зачем обижаешь?

Вечером в Нярги отпраздновали возвращение охотников.

— Ты очень хорошо сделал, — говорил Пиапон Холгитону. — Вовремя лег, иначе нам нельзя было стрелять, ты мешал. А ты очень правильно сделал…

Холгитон улыбался, хотя оба они знали, что все произошло далеко не так. Когда с тигром было покончено, они разгребли предательскую валежину под снегом, о которую запнулся старик.

— Ты добил его, грех принял… — говорил Пиапон.

— Принял. Надо бы к дяде твоему съездить, что он скажет?

Пиапон понял, что Холгитон не очень надеется на молитвы и предлагает обратиться к великому шаману Богдане Давно не встречался Пиапон с ним. Летом Богдано приезжал поглядеть на невиданный заезок. Пиапона тогда не было в Болони, но он слышал, как был великий шаман поражен увиденным, говорят, что даже молился, просил духов помочь колхозникам, чтобы сваи не валились, чтобы стальные сети не рвались. Богдане добровольно исполнял обязанности всеобщего шамана, хотя колхозным шаманом не стал, потому что в районе не велели принимать его в колхоз, будь даже он трижды великим. Напротив, приказали бороться с ним. Но как Пиапон будет бороться с великим шаманом, да к тому же с родным дядей? Так идут годы, Пиапон молчит, великий шаман потихоньку шаманит…

— Что скажет? Покамлает, отведет грех — и все, — ответил Пиапон.

На следующий день охотники повезли мясо в Малмыж. Холгитон вез тигра. Вдруг охотничье его ухо уловило незнакомый звук, несшийся откуда-то издалека. Старик оглядел торосистый Амур, хотя понимал, что по такому льду не пройдет пароход или катер, оглядел голубое мартовское небо, отыскивая виденный однажды самолет. Страшный переполох вызвал этот самолет в Нярги в позапрошлое лето. Появился он внезапно над Нярги и стал делать круги, испугав до полусмерти старых людей. Попадали они на землю и стали молиться эндури, просить пощады. Они приняли самолет за страшную птицу Кори, которая, по преданиям, питается только лишь человечиной. Пиапон с несколькими молодыми охотниками бегали по стойбищу, кричали, что это не Кори, что это самолет, управляемый человеком. Да никто не поверил им. Когда улетел самолет, поднялись люди без кровинки в лице. Огляделись, одна древняя старуха не поднимается, умерла, бедная, от страха.

Холгитон вертел головой, отыскивая, откуда этот звук идет.

— Деда! Актобус нас догоняет! — закричал сидевший впереди внук. — Они целую зиму ездят, когда дорога хорошая.

— Что это такое?

— Ты что, не знаешь актобуса? У нас все мальчики и девочки знают. Смотри, вон догоняют. Даже два сразу.

Холгитон оглянулся: на них мчались какие-то домики на колесах, наполовину скрываясь в снежной пыли. Странные дома обгоняли последние упряжки так быстро, будто те стояли на месте. Не успел Холгитон набрать полные легкие воздуха, а они уже промчались мимо, обдав снегом и бензиновой гарью. В окошке промелькнуло чье-то лицо в меховой шапке.

— О-ее! Как летит! — восхищенно воскликнул Холгитон. — Как быстро летит!

Автомашины остановились впереди. Из каждой выпрыгнули по два человека.

— Тигра! И правда, тигра! — закричали они, подбегая к Холгитону. — Старик, ты сам его кокнул?

— Вместе с другими, — ответил Холгитон, отворачивая нос от водителей: слишком остро несло от них незнакомым запахом.

Подшучивая друг над другом, шоферы гладили мягкую шерсть зверя, рассматривали старые желтые его зубы и смеялись.

— Старик, в Малмыж везешь?

Подъехали остальные нарты, охотники сгрудились вокруг Холгитона.

— В Малмыж, государству сдавать будем.

— Редкий зверь. А давай мы его на машине подвезем, а? Пусть хоть мертвый прокатится. Да и ты садись к нам.

Холгитону очень хотелось прикатиться на этой незнакомой домовине, ощутить ее бешеную скорость, но он вовремя взял себя в руки.

— Его не может, шибко плохой запах, — сказал он.

— Так он и чует!..

— Не надо, ребята, — удержал шоферов Пиапон. — Пусть зверь на нарте едет. А старика можете подвезти.

— Чего одного старика, с тигрой надо. Давай с тигрой, а? Нам приятно его подвезти, никогда такого груза у нас не было. Давай, а?

Пиапон посовещался с Холгитоном, и старик, махнув рукой, согласился. Дюжие шоферы подхватили тигра за лапы и с трудом забросили в кузов машины. Холгитона с внуком усадили в переднюю машину. Машина заурчала, зафыркала громче и тронулась с места.

— Дед, поехали! — закричал внук.

— Вижу. О-ее, как быстро! Быстрее собак, быстрее лося! — Холгитон обернулся и сказал по-русски: — Шибко быстро летит. Ворона плохо летает.