выбирали своих вождей лишь за личные качества — смелость, жестокость, умение сожрать целого кабана или одним духом высосать бочонок пива, но в остальном ничуть не чувствовали себя обязанными повиноваться ему; даже в бою каждый воин сам был себе командиром, сам принимал решения и в одиночку пытался выполнить общую задачу.

Вот потому-то короткие мечи и хрупкие пиллумы римлян довольно легко прокладывали себе дорогу сквозь ряды варваров, несмотря на огромное численное превосходство и звериную силу последних.

Первая деревня находилась в полумиле от реки. Жители ее спокойно спали после напряженного трудового дня, глубоко уверенные, что посты и караулы легионеров бодрствуют и всегда предупредят, если возникнет опасность. А тогда железные когорты пришельцев с юга грудью встанут, чтобы защитить их самих, их дома и семьи.

Местные жители — галлы и слегка романизированные мелкие германские племена — ненавидели дикарей из-за Рейна едва ли не сильнее, чем сами римляне. Ведь те постоянно мешали им спокойно жить, возделывать землю, пасти скот; они нападали на их дома, жгли, грабили, разоряли, убивали мужчин, насиловали женщин, а детей уводили с собой, чтобы потом в своих непролазных лесах вырастить из них таких же варваров.

Поэтому местное население было в основном лояльно настроено по отношению к римским властям и просило лишь одного — защитить их от набегов.

Германцам Сигифрида удалось незамеченными миновать линию постов и дозоров, не показался также ни один конный разъезд. Теперь уже можно было вздохнуть свободнее и немного расслабиться. В предвкушении добычи варвары мечтательно улыбались, скаля белые клыки, и ощупывали свое оружие, которое они готовились в ближайшее время пустить в ход.

Вот вдали мелькнул огонек, порыв ветра донес отголоски собачьего лая, пахнуло дымом и сеном.

Воины напряглись, Сигифрид сказал несколько слов на своем гортанном языке, а потом повернулся к Каллону, который шел рядом с ним под присмотром здоровенного бородатого мужика в кожаном нагруднике и с огромным боевым топором за спиной.

— Похоже, ты нас не обманул, — произнес вождь на ломаной латыни. — Если все будет хорошо, получишь свою долю добычи.

Каллон пренебрежительно махнул рукой: нужны ему старые горшки и вонючие шкуры. Хозяин заплатит куда больше. Конечно, деревенька была небедной, но ведь хитрые крестьяне денежки свои наверняка хранят не в комоде на виду, а закапывают где-то в огороде, да так, что их сам Цербер не сыщет.

И даже под пыткой не признаются они, где спрятали золото, добытое тяжким трудом. Тут терпение нужно, а порывистые варвары просто поотрубают им головы и побегут дальше — смотреть, где что плохо лежит.

— Спасибо, храбрый вождь, — сказал египтянин, чтобы не обижать заносчивого Сигифрида. — Но пусть добыча достанется твоим мужественным воинам. А я — маленький человек, изволит хозяин наградить меня — приму с благодарностью, нет — и так буду ему верно служить,

Сигифрид презрительно сморщился. Он не выносил униженного раболепия.

Отряд подошел уже совсем близко к деревне; теперь воины снова двигались очень осторожно, внимательно поглядывая по сторонам, чтобы не налететь ненароком на какого-нибудь пастуха или сторожа. Хотя жители и знали, что находятся под усиленной охраной римских войск, но могли и сами подстраховаться.

Сигифрид приказал остановиться, отозвал в сторону нескольких вождей рангом пониже и о чем-то посовещался с ними. Потом командиры вернулись к своим отрядам, и группы германцев стали одна за другой расходиться в стороны.

Каллон понял, что Сигифрид хочет окружить деревню сплошным кольцом своих воинов, дабы никто из жителей не смог ускользнуть и предупредить врага.

Затаившись во тьме, варвары ждали сигнала.

А в это время по ухабистой дороге, ведущей к реке, что есть духу бежал человек. Хриплое дыхание вырывалось из его рта, легкие горели от перенапряжения, ноги уже отказывались повиноваться, но человек все бежал и бежал...

Это был житель той самой деревни. Неделю назад он с изумлением обнаружил, что из его загона за околицей пропали два молодых козленка. Через день исчез еще один.

Подозрения обратились на соседа — давно ходили слухи, что тот нечист на руку, но поймать его с поличным никогда не удавалось. И обиженный собственник решил разоблачить негодяя, задержать того на месте преступления, возместить свои убытки и навсегда опозорить вора перед односельчанами.

Сегодня он нес свое второе ночное дежурство. Сосед, правда, не появился, зато вдруг из темноты, словно призраки, начали вырастать одна за другой могучие фигуры людей с оружием в руках.

Ужас охватил крестьянина. Он сразу понял, кто это такие и зачем пришли сюда.

Поначалу он хотел побежать в деревню и поднять тревогу, но тут же сообразил, что это ничего не даст. Возможно, кто-то и успеет скрыться в лесу или спрятать добро, но все равно селение будет разграблено и сожжено, а трупы многих жителей устелют пыльные улочки. Ведь конечно же, они не смогут оказать достойного сопротивления безжалостным варварам, у которых в крови была война и разбой.

Оставался только один выход — бежать к римлянам. Крестьянин вспомнил, как недавно староста успокаивал их, вернувшись из римского лагеря. Он говорил: солдаты будут день и ночь охранять нас, вдоль реки расставлены многочисленные посты — завидев разбойников, они сразу сообщат своим, и незваных гостей из-за Рейна будет ждать сердечный прием.

Что ж, теперь оставалось только на деле проверить боевую готовность римлян. Хотя, конечно, если они прохлопали такой большой отряд и позволили ему беспрепятственно подойти к самой деревне, то и на них надежды мало. Однако выбора не оставалось, и стоило попытаться — лишь это мог предпринять парализованный ужасом крестьянин.

В деревне у него осталась семья — жена, отец и двое детей. И мысль о них заставляла его сейчас мчаться вперед, из последних сил двигая ногами и судорожно глотая сырой тяжелый воздух.

Наконец кольцо германцев сомкнулось вокруг деревни, о чем Сигифриду сразу же сообщили.

— Хорошо, — глухо сказал вождь. — Начинаем. У нас все-таки не так много времени.

— А я, храбрейший? — спросил Каллон. — Теперь мне можно уйти к своему господину?

— Нет, — отрубил Сигифрид. — Ты останешься со мной. Мы отпустим тебя, когда уже вернемся к реке.

— Это невозможно! — испугался египтянин. — А если меня потом узнает кто-то из жителей деревни? Это погубит моего достойного хозяина, не говоря уж о моей жалкой жизни...

— Действительно, жалкой, — фыркнул Сигифрид. — Да и хозяин у тебя очень достойный.

Вождь ненавидел предателей, хотя — как все варвары — весьма почитал в человеке умение обманывать врагов.

— Ладно, — сказал он, подумав. — Подождешь здесь.

Он сказал что-то на своем языке, и двое воинов уселись на траву рядом с Каллоном. Судя по их лицам, им не очень-то по душе пришлось полученное задание, но они знали, что без добычи не останутся — другие справедливо поделят с ними награбленное. Таков был закон германцев.

Сигифрид подождал еще немного, а потом приставил ко рту свои огромные ладони, напрягся и резким вибрирующим звуком выбросил воздух из легких. Этот звук — словно крик какой-то сказочной птицы — далеко разнесся вокруг, и тут же ответил ему дикий яростный вой — германцы бросились на беззащитную деревню.

В двух стадиях от реки крестьянин наткнулся на конный разъезд. Это были его соплеменники-галлы, и объясниться с ними труда не составляло. Правда, слова с трудом давались обессилевшему мужчине, но командир отряда сразу понял, в чем дело.

Крестьянина втащили на седло, и всадники, пригнувшись к шеям лошадей, понеслись по направлению к лагерю.

Завидев первый же пост, они сообщили, что случилось, и поскакали дальше. Оглянувшись, крестьянин с облегчением увидел, как за их спинами вдруг вспыхнул сигнальный огонь, дальше по берегу почти сразу загорелся второй, потом еще и еще. Через несколько минут известие таким образом дойдет до Могонциака,