набраться опыта, чтобы наускопия стала подлинной наукой».
На Маврикии у Боттино нашелся последователь. 22 ноября 1810 г. житель Панплемусса, некто Фейяфе, который работал прежде у Боттино и наблюдательным пунктом которому служила вершина Монтань-Лонг, обнаружил, по его утверждению, английский флот, направляющийся к Иль-де-Франс. Чуть позже Фейяфе отчетливо распознал на северо-востоке скопление судов, которые двигались в сторону острова Родригес, но не смог определить точное их число. Он продолжал наблюдения и убедился в своей правоте, когда флот подошел ближе, хотя и не появился еще на горизонте.
Фейяфе отправился в Порт-Луи. «Через 48 часов, – заявил он, – мы увидим английский флот». В городе вспыхнула паника. Фейяфе «по причине распространения ложных слухов» посадили за решетку, однако на всякий случай послали судно на Родригес – узнать, что там происходит. Но было уже поздно. 26 ноября сначала 20, а затем еще 34 корабля Британского королевского флота появились у берегов Иль-де-Франс…
Фейяфе освободили лишь после взятия острова англичанами.
Скупые сведения о загадочном таланте Этьена Боттино есть и в «Секретных мемуарах, служащих для освещения истории Республики с 1764 г. до наших дней». В 12-м томе этой своеобразной летописи Франции XVIII в. имеется запись от 30 апреля 1785 г.: «Месье Боттино, старый служащий Ост-Индской компании на островах Иль-де-Франс и Бурбон (ныне Реюньон. – Авт.), только что опубликовал записку для правительства, в которой настаивает на том, что нашел физический метод обнаружения кораблей на расстояниях до 250 лье. Он открыл его около двадцати лет назад; изучил его, прошел путь ошибок и неуверенности, действовал на ощупь, пока не добился успеха – стал заранее сообщать о приходе судов, их числе и удалении от берегов. Из 155 судов, чей приход был им предсказан (цифра сильно занижена по сравнению с другими данными), половина пришла в порты, а что касается остальных, то он дал такое объяснение: ветры, боевые действия или иные препятствия побуждали капитанов неожиданно изменить курс. Одним из самых впечатляющих его результатов было предсказание появления английского флота, в том числе корвета и фрегата, подошедших два дня спустя. Этот факт упоминали офицеры и адмиралы, бывшие в то время на островах».
А вот сообщение от 1 марта 1786 г. Здесь приведены выдержки из собственных воспоминаний месье Боттино о наускопии.
«Уважаемая публика может вспомнить о моих опытах, проделанных в июле 1783 г. при большом скоплении народа, а также организованных “Сосьете попюлер” города Порт-Луи в мае 1784 г. Впрочем, это не гарантировало меня от нападок: меня высмеивали в тех случаях, когда я предсказывал приход судна, а оно не появлялось. Разгадка тут простая, оно шло не к нашему острову. Эти люди, в действиях которых нет проблеска мысли, не верят ничему, сомневаясь во всем, все подвергают осмеянию, говорят, что я шарлатан, а того, что я делаю, не может быть. Я вынужден жить среди этого сброда, тупых и жестоких людишек, погрязших в рутине, в штыки воспринимающих любое открытие и даже новость, хотя бы на йоту выпадающие из их собственного примитивного понимания мира».
Между тем газетные сообщения и записи в судовых журналах конца XVIII – начала XIX в. свидетельствуют о том, что Боттино предугадывал приход или близкое прохождение судов. В своих воспоминаниях, из которых до нас дошли лишь фрагменты, Боттино горько жалуется на атмосферу непонимания, неверия в его способности, окружающую его: «Я стал очередной жертвой колониальной рутины на далеких, забытых Богом и наукой островах, которые страдают от деспотизма чиновников, – писал он. – Если раздражение и разочарование станут причиной моей кончины, прежде чем я смогу объяснить свое открытие, то мир лишится на некоторое время знания об искусстве, которое сделало бы честь XVIII веку».
Так оно и случилось: Боттино умер, не доверив никому своих секретов. В чем суть его открытия? Возможно, достижения современной науки биолокации помогут раскрыть его тайну?
Легенда о лжемаршале Нее
Благодаря очарованию старинных зданий, построенных в колониальном английском стиле, Чарлстон, что в штате Южная Каролина, несомненно, единственный город в Америке, который и доныне несет на себе отпечаток XVIII в. Расположенный при слиянии рек, он имеет живописно расположенную гавань, которая находится на расстоянии всего шести миль от Атлантического океана.
В этой гавани в январе 1816 г. высадился некто, назвавшийся Питером Стюартом Неем. У него был резкий гортанный выговор, что наводило окружающих на мысль о его ирландском происхождении. Больше о нем ничего определенного сказать было нельзя.
В те времена со всех концов света в Штаты стекались политические беженцы в поисках приюта и переселенцы в поисках работы. Страна радушно принимала искателей приключений и неудачников, нимало не интересуясь ни их прошлым, ни тем, какими средствами они располагали.
Питер Стюарт Ней принадлежал к той породе людей, которые умеют заставить признать себя, внушить к себе уважение любому. Он был довольно высокого роста, рыжеволос, с загорелым лицом. На вид сугубо штатский человек, затянутый в длинный синий редингот, он отличался, однако, военной выправкой. Его крупная голова и открытый лоб, покрытый шрамами, выражали силу и энергию. Его можно было бы принять за одного из тех отставных офицеров, незабываемый облик которых обрисовал Бальзак в своих романах «Темное дело» и «Полковник Шабер».
Обычно мрачный, скрытный и буйный, когда выпьет лишнее, Питер Стюарт Ней своим поведением возбуждал любопытство окружающих. Его считали фантазером. На самом же деле он был расчетливым человеком. Спустя несколько лет он оказывается в Северной Каролине, в Браунсвилле, где служит школьным учителем.
Он слыл превосходным наездником. Несмотря на это, после обильного возлияния ему случалось иногда и падать с коня. Если он и любил лошадей, то не менее пылко относился и к бутылке. Свалившись однажды с лошади и растянувшись на улице Браунсвилла, он высокомерно отказался от любезного предложения негра помочь ему сесть в седло. Чтобы его, как мешок, да подсаживал какой-то цветной! Он видел в этом покушение на свое достоинство.
«Еще чего, так обращаться с герцогом Эльхингенским!» – пробурчал он.
Кажется, именно в тот раз и зародилось в безумной голове Питера Стюарта Нея честолюбивое желание выдать себя не за кого-нибудь, а за самого маршала Нея. К этому побуждало и сходство фамилий. Остальное было делом искусной инсценировки. Таким заявлением он мог снискать себе уважение со стороны учеников и их родителей и привлечь к себе внимание окружающих. Кроме того, это давало возможность выгодно преподнести досадные последствия своей невоздержанности, которая в таком случае становилась прямо-таки простительной и даже вызывающей почтение, раз уж эта привычка была приобретена в суровые дни военной службы в дыму сражений.
В 1921 г. Питер Стюарт Ней угощает свою постоянную публику, доверчивых и наивных учеников, драматическим спектаклем, в котором с блеском исполняет главную и единственную роль.
Прочитав в газете, которую ему только что принесли в класс, известие о смерти Наполеона на острове Святой Елены, школьный учитель внезапно смертельно побледнел и как подкошенный упал на пол.
Именно так написал позже Джон А. Роджер, один из его учеников, свидетель данного эпизода.
На следующий день, все еще охваченный отчаянием (вот только был ли это действительно приступ отчаяния и депрессии?), он пытается ножом перерезать себе горло. Рана была поверхностной, но она оставила глубокий след в памяти свидетелей, которые слышали, как он восклицал: «Со смертью Наполеона исчезла моя последняя надежда!»
Начиная с этого момента Питер из обыкновенного мошенника превращается в актера. Все глубже и полнее вживается он в роль знаменитой личности, с которой его отождествляет воспаленное воображение. Вначале робко, ограничиваясь всего лишь туманными намеками, а затем, по мере того как его побасенка брала слушателей «за живое», все увереннее он объясняет, что избежал пуль взвода, выделенного для его расстрела, чудесным образом – благодаря сообщникам, имена которых он пока вынужден скрывать. Ему
