Твардовскому: «Не забывайте, нас разлучает ваша политика, а не наши чувства, чувства содружества Красной Армии с рейхсвером». Германия и Советский Союз «могут совместно продиктовать мир всему миру». Но в случае нападения на нас Красная Армия «сумеет показать, чему она научилась». Нельзя забывать, что Тухачевский одним из первых предупредил о немецкой опасности и поддержал политику Литвинова. Например, об «антисоветских и реваншистских планах Гитлера» Тухачевский на весь мир заявил в статье в «Правде» от 31 марта 1935 года «Военные планы нынешней Германии».
Если кто и страдал своеобразным «германофильством», то сам Сталин, который, по данным бывшего начальника военной резидентуры в Европе В. Кривицкого, уже в 1937 году стал свертывать нашу агентурную сеть в Германии и послал в Берлин к Гитлеру своего полномочного представителя Давида Канделаки для подготовки заключения союза СССР с Германией. Интересный вывод делает Шелленберг в своих «Мемуарах»: «Дело Тухачевского явилось первым нелегальным прологом будущего альянса Сталина с Гитлером, который после подписания договора о ненападении 23 августа 1939 года стал событием мирового масштаба».
Вполне возможно, сам Тухачевский и последовавшие за его казнью репрессии в армии стали «закланным агнцем» на жертвеннике в честь лелеемой Сталиным дружбы с фюрером. Но есть, вероятно, и другая причина. Сегодня уже документально засвидетельствовано, что эмигрантские круги и «внутренняя» оппозиция «присматривались» к Тухачевскому как к возможному Бонапарту, способному свернуть шею «вождю народов».
Можно предположить, что Сталин не стал дожидаться развития ситуации по этому гипотетическому руслу. А поскольку на широкий и гласный процесс следственных материалов явно не хватало, обошлись спецприсутствием. Да и оно, как подозревают некоторые специалисты, оказалось ложным. Вот, к примеру, что написал в своих мемуарах уже упоминавшийся В. Кривицкий: «По крайней мере один из шести судей (Тухачевского. –
Позже Алкснис был казнен. Такая же участь постигла двух других членов трибунала – Дыбенко и Белова. Маршал Блюхер, четвертый член трибунала, попал в лапы ОГПУ через несколько месяцев. На самом деле перед военным трибуналом не предстал ни один человек из «группы Тухачевского». Не было даже подобия обвинения. Всех заключенных расстреляли почему-то по отдельности, в разные дни. Ложное сообщение о том, что суд состоялся, сделано Сталиным для того, чтобы рядовые военные поверили в сказку о «внезапном» раскрытии заговора в Красной Армии».
О том, что все было предрешено и не имело даже чисто формальной апелляции к правосудию, косвенно свидетельствует указание вождя, спущенное в низы еще до суда: «В связи с предстоящим судом… ЦК предлагает организовать митинги и выносить резолюции о необходимости применения высшей меры репрессии. Суд, должно быть, будет окончен сегодня ночью. Сообщение о приговоре будет опубликовано завтра. 11.VI.1937 г. Секретарь ЦК Сталин».
Цена расправы с Тухачевским оказалась для армии воистину жуткой. Началась повсеместная охота на «участников заговора». Через полтора года маршал К. Ворошилов докладывал военному совету при наркоме СССР о таких «успехах»: «Весь 1937 и 1938 годы (!) мы должны были беспощадно чистить свои ряды, безжалостно отсекая зараженные части организма от живого, здорового мяса, очищали от мерзостной предательской гнили… Достаточно сказать, что за все время мы вычистили больше четырех десятков тысяч человек».
«Почистили» и семью Тухачевского.
– Бабушку Нину Евгеньевну и маму сначала отправили в Астрахань, – рассказала Нина Тухачевская, – там арестовали и привезли на Лубянку. Мама была еще маленькая, поэтому ее определили в Нижне- Исецкий детский дом на Севере. А бабушку – в тюрьму. Лет пять тому назад мне из госбезопасности дали официальный ответ, что Нина Евгеньевна Тухачевская расстреляна в 1942 году в орловской тюрьме. Мама же после окончания десятилетки пыталась поступить в институт, но ее арестовали и осудили по 58-й статье. В 1954 году была реабилитирована и вернулась в Москву. До самой смерти в 1982 году она работала редактором в Военном издательстве Министерства обороны. На мне, слава Богу, волны репрессий в нашей семье закончились.
Сегодня Нина Степановна Тухачевская работает генеральным директором юридической фирмы «Тагора». Свято чтит память о легендарном деде и мечтает когда-нибудь полностью раскрыть «секрет» дела Тухачевского.
Реквием по 2-й Ударной[58]
«Задача фронта состояла в том, чтобы в первое время содействовать срыву наступления противника на Ленинград, а затем совместно с Ленинградским фронтом разгромить действующую здесь группировку немцев и освободить Ленинград от блокады» (из воспоминаний командующего Волховским фронтом К.А. Мерецкова). Невыполнение этой задачи, возможно, повернуло бы историю в другом направлении.
Фронт был создан за счет левого крыла Ленинградского фронта и резервов Ставки Верховного главнокомандования в составе 4-й, 52-й, 59-й и 2-й Ударной армий.
Специфика фронта состояла в том, что 4-я и 52-я армии были уже изрядно потрепаны в боях, а 2-я Ударная и 59-я, наспех вооруженные, практически оказались без снарядов.
Приняв 2-ю Ударную, генерал-лейтенант Н.К. Клыков узнал, что в батареях совсем нет боеприпасов. И тем не менее в январе 1942 года войска Волховского фронта начали наступление, которое велось в лесисто-болотистой местности, в условиях бездорожья, по глубокому снегу.
В войсках не хватало оружия, транспорта, средств связи, продовольствия и фуража. По замыслу советского командования планировалось ударом войск Волховского фронта с рубежа Волхова и 54-й армии Ленинградского фронта из района Погостья в общем направлении на Любань окружить и уничтожить любанскую группировку войск противника и в дальнейшем выйти в тыл немецко-фашистским войскам, блокировавшим Ленинград с юга. Советским войскам противостояли в полосе между озерами Ладожским и Ильмень 17 дивизий 18-й армии группы армий «Север», создавших мощную оборону под Киришами на левом берегу Волхова.
Наиболее успешно действовала 2-я Ударная армия. 17 января в районе Мясного Бора она прорвала оборону противника. Когда успех операции наметился в полосе 2-й Ударной, ее стали пополнять за счет частей 52-й и 59-й армий.
До сих пор от Ладоги до Новгорода и далее на юг без счета лежат кости вперемежку с остатками оружия. Сотни глухих мест на территории бывшего Волховского фронта делают ее труднопроходимой. Именно здесь следы войны, несмотря на прошедшие 60 лет, сохранились в первозданном виде.
По воспоминаниям ветеранов, в конце 1941– начале 1942 года в районе станции Погостье 54-я армия Ленинградского фронта прорывалась на соединение со 2-й Ударной, но последняя попала в окружение и погибала, пытаясь пробиться к своим через Мясной Бор, а 54-я клином вонзилась в немецкие позиции и остановилась, истощив возможности. Бои за станцию продолжались несколько месяцев: утром дивизии шли на штурм железнодорожной линии и падали, сраженные пулеметными очередями, вечером подходило пополнение, а утром все повторялось вновь. Так продолжалось день за днем. Место боев покрывалось снегом. И когда весной он стаял, обнаружились нагромождения убитых. У самой земли лежали солдаты в летнем обмундировании, на них – морские пехотинцы в бушлатах, выше – сибиряки в полушубках, они шли в атаку в январе – феврале 1942 года. Еще выше – «политбойцы» в ватниках и тряпочных шапках, выданных в блокадном Ленинграде. На них тела в шинелях и в маскхалатах. Зрелище Погостья весной 1942 года было единственным в своем роде. Как символ кровавой схватки возвышался над заснеженным полем морской пехотинец, сраженный в момент бросания гранаты: он так и замерз в напряженной позе. Был там и пехотинец, который стал перевязывать раненую ногу и застыл навсегда, пораженный новой пулей. Бинт в его руках всю зиму колыхался на ветру…
По существу, сражения за снятие блокады со стороны Волховского фронта были непрерывной цепью