У Матфея (27:24–27) мы прочтем такой рассказ, очень неосторожно оставленный безымянными писцами IV века, поскольку он еще раз показывает особую форму доходов, которые обычно получали Иисус и зелоты:

«Когда же пришли они в Капернаум, то подошли к Петру собиратели дидрахм[97] и сказали: Учитель ваш не даст ли дидрахмы? Он говорит: да. И когда пошел он в дом, то Иисус, предупредив его, сказал: как тебе кажется, Симон? цари земные с кого берут пошлины или подати? с сынов ли своих, или с посторонних? Петр говорит Ему: с посторонних. Иисус сказал ему: итак, сыны свободны; но, чтобы нам не соблазнить их, пойди на море, брось уду, и первую рыбу, которая попадется, возьми; и, открыв у ней рот, найдешь статер[98]; возьми его и отдай им за себя и за Меня» (Матф., 17:24–27).

Вот уж чудо так чудо, и изрядное. Однако в качестве воплощенного бога Иисус мог бы просто щелкнуть пальцами, чтобы в них появился нужный статер. Он мог бы просто сказать Симону Петру: «Сунь руку в свой пояс и найдешь монету, которой заплатишь за обоих нас пошлину…» Ничего такого он не сделал. У Симона, вместе с которым они бродили по Галилее, заранее запасена за поясом удочка с наживкой. С какой — не говорится. И после поимки рыбы, немедля, в ту же секунду, Иисус материализует у ней во рту, на расстоянии, нужный статер, чтобы заплатить пошлину. Лучше некуда! Мы никогда не узнаем, давно ли рыба плавала с этой монетой во рту, подобрав ее неведомо где и неведомо когда и храня все время, пока наконец не попалась на крючок Симона Петра. Что и позволило ей умереть с открытым ртом вне родной стихии. Нам так и не объяснят, как она могла ухватить крючок, не выпустив при этом монеты. Ведь для наивных людей, падких на чудеса, все замечательно. Только истина проще. А также гнуснее и открывает нам настоящее лицо исторического Иисуса, без маски.

Когда умирает римский папа, ударом булавы ломают его перстень, называемый «перстнем рыбака». А для его преемника вырезают новый.

Этот обряд установлен в честь фразы Иисуса: «Идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков» (Матф., 4:19). На самом деле тем, к кому она была обращена, в частности Симону, не предстояло сильно менять свою профессию. Ведь Симон, как и его сын Иуда, тоже носил прозвище Искариот (Иоан., 6:71), а также Barjonna (Иоан., 21:15), (см. с. 88–89). То есть оба наших убийцы и грабителя были вполне готовы действовать под высоким руководством одного из сыновей «царей земных». Ведь следовало бы договориться: Иисус — сын царя небесного или одного из царей земных? Противопоставление очевидно. В своих прежних преступлениях Симон искренне признается: «Выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный» (Лук., 5:8).

То есть рыба из этих эпизодов — то же самое, что «голубь» современного арго. Действительно, когда это рыбу извлекали из родной стихии, чтобы обеспечить ей духовное будущее? Выловленную рыбу ждала неизбежная судьба: сначала ее чистили (отнимали одежду), потом потрошили (отнимали деньги) и, наконец, варили или даже жарили ради пропитания того, кто ее поймал. Современного «голубя» точно так же «ощипывают», «потрошат», «варят». Читателям, не знакомым со значением этих специальных терминов, поможет словарь арго.

Так вот, на «перстне рыбака», атрибуте преемника Симона Петра, изображен именно последний, забрасывающий сеть. Опять-таки символы красноречивы. Рыбу извлекают из воды не ради ее блага, а только в интересах рыбака, и она заранее «поджарена».

Теперь истолкуем описанный выше евангельский эпизод. Иисус называет себя «сыном царей земных», отказывается платить подать и, наоборот, претендует на то, чтобы ее получать. После этого проблема, которую поставил перед ним мытарь из Капернаума, решается очень просто. Симон спустится к озеру, найдет там «голубя», простите, «рыбу», в данном случае кого-нибудь, и заберет у него сумму, которая требуется для входа в Капернаум. Это очень просто — к делам такого рода Симон привычен. Левую руку он протянет понятным жестом за четырьмя дидрахмами либо статером, стоившим столько же, а правой слегка приоткроет спрятанную под плащом сикку, страшный палестинский кинжал, давший сикариям их название. Так, не отказываясь от принадлежности к «сынам царей земных», Иисус и Симон войдут в Капернаум, не развязав кошелька.

Бесспорное доказательство, что речь идет о грабеже прохожего, а не о сотворении чуда, состоит в том, что добычу статера не берет на себя сам Иисус.

Воплощенный бог мог бы сделать так, чтобы монета появилась внезапно, из ничего, как делает фокусник. Незачем всякие сложности, удочка, крючок, наживка, рыба и т. д. И однако совершил операцию не Иисус. Почему? Да потому, что он слишком маленького роста, стар, слаб и т. д. и не произведет нужного впечатления на жертву. И это дело возьмет на себя Симон, «скала», «крутой». Потому что рост у него достаточен, чтобы запугать жертву, и он привычен.

И это вполне доказывает, что речь не идет об обычной «рыбе». К тому же есть еще одно, последнее замечание, которое подтвердит обоснованность этой точки зрения.

Известна латинская аббревиатура ICHTYS, передающая латинскими буквами греческую монограмму титула Христа и содержащая первые буквы слов: Iesous Christos Theou Uios Soter (Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель).

И та же латинская аббревиатура ICHTYS (по-гречески ikhthus — рыба) откроет нам хитрый прием, который использовали безымянные писцы IV века, чтобы замаскировать неприглядную правду в эпизоде со статером в рыбе.

Известно, что Иисус делил людей на две очень разные категории. Есть овцы, то есть «хорошие», свои (Матф., 15:24 и 25:32–33; Иоан., 10:2). Их ставят на правую сторону, и им уготовано вечное блаженство. И есть козлы (Матф., 25:32–33), то есть «плохие»,