девяностых пугали детей, – в одном лице соединились черты даоса Го Сяна с трехлапой жабой на голове и похмельного Ельцина. После того как в холстяном полотне билборда появились дырки от пуль, Кирилл сначала отполз в Шереметьевский парк, потом поймал машину и уехал обратно в логово на Краснопресненской набережной. Все было кончено.
Наконец явился Ирек, белый и скользкий, как глист. У большинства татар есть одна общая черта во внешности – хитрожопость, которая каким-то неуловимым образом запечатлена у них на лице. Нигматуллин – молодой, но уже слегка плешивый тип – был необычным татарином. Он являлся пассивным педерастом, что среди представителей этой нации не очень-то распространено.
– Ассаламу алейкум, – сказал Ирек, присаживаясь.
– Уа алейкум ассалам, – ответил Кирилл и показал на дымящуюся свинину: – А я тут плюшками балуюсь.
– Пожалуй, присоединюсь. – Нигматуллин подозвал Геллу. – Блинчики с творогом и кленовым сиропом принесите, плиз. Да, еще кофе. «Американо» со сливками.
Гелла ушла.
– Король умер, – начал беседу Потемкин. – Кто у нас «да здравствует»?
– Ну-у-у, Кирилл Ханович, уж это тебе виднее, – вкрадчиво протянул Ирек. – Вопрос политический. Ты там в верхах крутишься, у тебя информации больше. А наше дело – ремесленное. И мнение наше никого особенно не интересует.
Нигматуллин был, конечно, прав.
– Так-то оно так, Ирек, но ведь слухи какие-то ходят по цеху, – возразил Потемкин. – Шеф-то твой что говорит?
– Якобы Сергея Леонидовича нам на шею посадить хотят, – пожал плечами Ирек.
– Доренко?
– Ага, его самого.
– Ух ты! – оценил Кирилл. – А что, это ход. В общем-то, идеальная кандидатура со всех точек зрения. Березовский его очень точно охарактеризовал: типа, когда он видит Доренко, сразу вспоминает Набокова, который хотел «превратить читателя в зрителя». То есть чтобы у читателя возникала перед глазами картинка. А каждый тележурналист мечтает, чтобы его зритель стал слушателем – не только видел его физиономию, но и внимал тому, что он говорит. А Доренко что ни скажет, с этим в башке потом ходишь всю неделю.
Гелла принесла заказанное татарином блюдо.
– Да уж, – согласился он. – Расстрига – уникальный пропагандон. Насчет слушателей, это Борис Абрамыч прямо как в воду глядел. Не случайно Доренко последние годы на радио тренировался. Сначала на «Эхе», потом в «Русской службе новостей». Его история еще раз убеждает, что полезность нашего брата для этих, – Ирек кивнул куда-то в потолок, – определяется не длиной и степенью шершавости языка, а уровнем таланта. Ты же помнишь, что он про Путина в своей книжке «2008» понаписал. Сплошная порнография. А ведь ничего, теперь будет главным каналом рулить. Хотя для меня лично это ничего хорошего не предвещает. Ибо старые счеты.
– Ну что же, если вашу команду отлучат от благодатного источника, будем искать другую тропу. Война войной, а обед по расписанию, как ты сам говоришь.
– Не спеши ты нас хоронить, – обиженно вздохнул Нигматуллин. – А у нас еще здесь дела.
– Кстати, да, насчет дел. – Кирилл протянул ему лист бумаги с темами. – Вот, можешь это осметить?
Поглощая блинчики, Ирек внимательно изучал творческую заявку.
– Ну что тебе сказать… Первый и третий пункты – без вопросов. Насчет Познера тоже посибл. А кому эти тихие несуны из «Олимпстроя» не угодили?
– Насколько я знаю, один весьма неравнодушный к олимпийскому строительству товарищ хочет пропихнуть туда своего человека.
Нигматуллин сделал понимающее лицо.
– На круг будет где-то пол-лимона долларов. Или в рублях по курсу ЦБ на день оплаты. Можно по безналу. Только без бартера, пожалуйста, у нас не та ситуация сейчас. – Ирек упредил предложение Потемкина махнуться эфирами с других каналов. – Более точно посчитаю смету и калькуляцию пришлю. По всем позициям.
Собственно, на этом деловая часть программы была исчерпана. Нигматуллин уже разобрался с едой и потягивал кофе. Гелла принесла счет.
– А ведь я вчера вашего Костю видел, – задумчиво произнес Кирилл. – Кто бы мог подумать, что все вот так закончится.
– Почему-то не удивлен, Кирилл, что ты там был, – отреагировал Ирек. – Получается, счастливчик.
– Это с какой стороны посмотреть, дружище, – философски резюмировал Потемкин, расплачиваясь.
Через минуту они вышли, распрощались и направились каждый в свою сторону. Погода начала портиться – небо заволокли свинцовые тучи, в воздухе пахло дождем. Кирилл поспешил в машину.
– К «Рокки» поехали, Михаил Сергеевич.
Пятнадцать минут спустя Потемкин окунулся в прокуренную атмосферу классического американского салуна «Рокки II» напротив спорткомплекса «Олимпийский». Пластмассовый негр на входе традиционно просил денег в протянутую шляпу. Проследовав мимо бара, Кирилл заметил в дальнем, у окна, деревянном загончике меланхолично что-то рассматривающего Андриякина. Он сильно поседел за два года, что они не виделись, но стать и порода чувствовались за пушечный выстрел.
– Добрый вечер, Кирилл Ханович. – Николай Владимирович приподнялся и протянул руку.
Потемкин поздоровался и присел. Перед ним тут же выросла голубоглазая официантка Катя.
– Виски, сто со льдом, и колу отдельно, – сказал Потемкин и обратился к Андриякину: – Вы что-то будете?
– У меня уже есть немного. – Андриякин обратил внимание Кирилла на рюмку текилы и прилагавшиеся к ней аксессуары в виде порезанного дольками лимона и соли. – Еще я заказал стейк – вроде бы новозеландский.
Девушка записала и ушла.
– Как дела, Николай Владимирович? – банально начал разговор Кирилл.
Он прекрасно отдавал себе отчет, что Андриякин пригласил его не затем, чтобы выпить, поесть стейк или поболтать на отвлеченные темы, – уж больно редко они встречались.
– Идут понемногу, Кирилл Ханович.
– Pereat mundus, fiat justitia[22], – улыбнулся Потемкин.
Он был осведомлен о том, чем занимается его собеседник. В последние годы ни один громкий передел собственности не обходился без неформального участия юридической фирмы подполковника. Андриякин понимающе кивнул, и они выпили.
– Как вам успехи Анны Чапмен? – спросил Кирилл. – Она теперь звезда похлеще Маты Хари. Читали ее книжку?
– Нет, не читал, – улыбнулся Андриякин. – В гламурных откровениях этой дамы для меня вряд ли найдется что-либо интересное. Я-то во всей этой истории больше всего за Хуана Лазаро переживал, мы ведь с ним знакомы по тем временам еще. Американцы, конечно, сволочи. Ребра ему переломали на допросах… Пытки – это свосем не по-нашему. Одно утешает – за каждым предателем рано или поздно придет свой Рамон Меркадер. Ледорубов у нас на всех хватит, если сами вовремя не сдохнут.
Потемкин сразу вспомнил недавний бесславный конец бывшего первого секретаря представительства России при ООН, шпиона-перебежчика Сергея Третьякова, который у себя дома во Флориде подавился куском мяса.
– Да уж, судьба Иуды незавидна, – поддержал он старого знакомого. – У Третьякова, помните, книга мемуаров вышла с харакерным названием «Товарищ “Ж”». Название, конечно, Питер Эрли придумал – журналист, который ее написал. То есть он-то имел в виду оперативный псевдоним Третьякова Жан и не предполагал, как это смешно будет звучать на русском. А ведь получается, будто в воду глядел.
Андриякин оживился:
– Вы только представьте себе, как надо было запрограммировать человека, чтобы в какой-то момент
