коллективизация добровольна, в коллективы не записываются. Чекисты расценивают это как «пассивное сопротивление делу социалистического строительства». На таких крестьян председатель исполкома совместно с секретарями коммунистической ячейки, комсомола и союза воинствующих безбожников немедленно составляет списки и направляет их в распоряжение ОГПУ. Последнее «виновных», вместе с семьями, арестовывает и ссылает: главу хозяйства на принудительные работы в СЛОН (как правило, на 10 лет), а членов и родственников, если они жили вместе, – в разного рода ссылки на поселение. Имущество их конфискуется и передается в собственность коллектива.
Такова участь тех крестьян, которых большевики называют середняками. «Кулаки» умнее середняков. Они знают, что их положение такое, что им не только нельзя оказывать «пассивного сопротивления», но надо всячески угождать власти. «Кулаки» без всякой агитации, сами просят их записать в коллектив, но... их арестуют и так же, как тех, кто «пассивно сопротивляются», ссылают в УСЛОН и в ссылки. Имущество их точно так же конфискуется и передается в собственность коллектива.
Была и другая связь коллективизации с заселением северных лагерей. Когда было принято решение о сплошной коллективизации сельского хозяйства, крестьяне начали продавать свой скот и другое имущество.
«А-а! Вот оно где, гнездо контрреволюции. Вот где кулаки. Вот кто мешает делу социалистического строительства!» – сказали чекисты и донесли об этом Лубянке (Центральное ОГПУ в Москве) в своих ежемесячных докладах. Лубянка дала на этот счет соответствующую директиву. В результате ее и эта группа «пассивно сопротивляющихся» начала арестовываться и ссылаться на принудительные работы в СЛОН, на срок, как правило, 10 лет. Этим врагам советской власти предъявляется обвинение по статье Уголовного кодекса, предусматривающей экономическую контрреволюцию.
На 1 мая 1930 г. их в СЛОНе состояло 8750 человек. Имущество их, по постановлению коллегии ОГПУ, было конфисковано и передано в собственность коллективов. Семьи и их родственники, которые при них жили, ссылаются на поселение в Нарым, Казахстан, Сибирь, на Урал и в Мурманский край на Хибинские апатитовые руды.
Однажды я спросил одного из заключенных, крестьянина с Украины:
«Какой у вас срок наказания и за что вы сидите?»
«У мене, – ответил он, – 53-я статья, гражданин начальник, а пункт 10» (статья, предусматривающая антисоветскую агитацию).
«Ну, а що ты наробив таке, що тобi 10 рокiв дали?»
«Ей-богу, – ответил он, – я нi чого такогo не наробив, гражданин начальник. У мене не було лоша; воно, цур ему i пек, взболомутилось i ушло нiчью iз дому, а якийсь хулiган поiймав его на улици, тай noвiciв ему на шiю плокату: «Дыбай до коллективу». На другiй день мене визвав уполномоченный Га-Пе-У, тай питае: «Це, каже, ти повicив плакату?» – «Hi, кажу, то не я зробив. Це, кажу, якийсь хулиган зробив». Побалакали ми з нiм с пiвчасу, i вiн oтnycтiв мене до дому. А через 20 дней гапеу арестовало мене та-й гайда в УСЛОНУ на 10 рокiв. Гражданин начальник, як би це грамоту напiсать до ВЦИКу, щоб помиловали?» – спросил он меня.
Я в это время вспомнил советскую поговорку: «Напишите заявление и приложите две гербовые марки: это вам поможет, как мертвому припарки».
Каэры. Третью многочисленную группу заключенных в Северных лагерях особого назначения представляют каэры, то есть контрреволюционеры. За что они сидят? Ни за что, если считаться с писаными советскими законами и не обращать внимания на законы неписаные, которыми руководствуется в своей практике ОГПУ.
К каэрам ОГПУ относит: всех, кто служил в армиях Деникина, Колчака, Врангеля, Юденича, Петлюры и прочих антибольшевистских армиях; кто состоял на государственной службе при царской власти: младших и старших унтер-офицеров, действительных офицеров всех чинов и рангов, чиновников, волостных старшин и атаманов, приставов, судей, адвокатов, бывших фабрикантов и заводчиков, домовладельцев, лиц, имеющих за границей родственников; лиц, возвратившихся из эмиграции; тех, кто когда-либо состоял в «бело- зеленых» бандах (хотя все они соответствующими декретами советской власти и амнистированы); священников, ксендзов, мулл, монахов и т. д.
Все они, по директиве Коммунистической партии, подлежат физическому уничтожению.
«Каэры, попы, кулаки, монахи, сектанты, – помню, говорил на съезде начальников секретных отделов в Москве Дзержинский, – наши злейшие враги. Чем скорее мы от них отделаемся, тем скорее подойдем к социализму. Если теперь эта публика и не каэрствует, потому что мы зажали ей горло, – это не значит, что мы можем оставить ее в покое. Эта публика слеплена из такого теста, что от нее в любую благоприятную для нее минуту можно ожидать ножа в спину. Жесточайшая и упорная борьба с этим элементом, – борьба, в которой мы не должны брезгать никакими методами, – борьба, в конечном результате которой не должно остаться в живых ни одного каэра, ни одного попа, монаха и сектанта. Вот наш чекистский лозунг, который каждый честный чекист должен ежеминутно помнить и которым он должен руководствоваться в повседневной своей работе».
После съезда на места был разослан соответствующий циркуляр. Им ОГПУ руководствуется и по сей день.
До 1923 г. уничтожение каэров происходило в подвалах ВЧК (Всероссийской чрезвычайной комиссии). В 1923 г. ОГПУ одумалось: «Зачем каэра, попа, кулака, нэпмана, монаха, сектанта и всех других, кто слеплен из такого теста, уничтожать без пользы? Пусть они сначала поработают на Советы».
Был организован СЛОН. Там попы, каэры, кулаки и прочие «вредители» постепенно уничтожаются, но не раньше, чем каждый из них даст Советам полную меру труда, какую только человек способен дать; сами они уничтожаются («потихоньку загибаются», как говорят чекисты СЛОНа), но вместо них получается в массе заготовленный экспортный лес...
«Загибание» в СЛОНе происходит вот уже 12-й год. Как долго оно еще будет продолжаться, – зависит отчасти от воли и совести тех, кто узнает об этом хотя бы из моей книги.
Всех тех, кто «слеплен из такого теста», ОГПУ держит на внимательном учете. По мере того как арестованные этой категории умирают в СЛОНе на нечеловеческих работах, ОГПУ арестует тех, кто еще живет на свободе, предъявляет им какое-либо обвинение и ссылает в СЛОН. Среди каэров назову отдельно «войковцев», возвращенцев, лиц духовного звания и сектантов.
В 1928 г. в Варшаве был убит советский полпред Войков. Убил его польский подданный Каверда, без участия каких-нибудь сообщников. Тем не менее на это убийство надо было советскому правительству достойным образом ответить, и оно ответило...
Через неделю после убийства из спецотдела ОГПУ поступил в УСЛОН шифрованный телеграфный запрос: «Сообщите сколько можете принять заключенных точка Глеб Бокий».
«Двадцать тысяч человек», – ответил шифрованной телеграммой УСЛОН. Через десять дней после совершения убийства на Попов остров уже прибыло два эшелона «войковцев» с 1250 заключенными. А месяц спустя в СЛОНе были уже все «войковцы» – 18 956 человек.
«Товарищ инженер, вы по какой статье сидите?»
«Я войковец».
«А на какой срок?»
«Пять лет».
Такие разговоры происходят между заключенными в СЛОНе. Спрашивают и отвечают шепотом, так как слово «войковец» – запрещенное: оно дискредитирует советскую власть, за него можно попасть в карцер, в штрафной изолятор или в штрафную командировку.
«Возвращенцы» – это те, кто вернулся в Россию из эмиграции, поверив большевицким обещаниям об амнистии. В 1924 г. большевикам удалось заманить обратно в Россию несколько тысяч русских эмигрантов. Возвращались, но в меньших количествах, они и в последующие годы. Часть из них по прибытии в Россию, прямо с поездов и пароходов взяты и посажены в подвалы ОГПУ, откуда они уже на свет больше не вышли. Других ОГПУ взяло на учет и многих заставило работать на себя в качестве секретных осведомителей.
Вот типичный разговор чекиста с возвращенцем при вербовке его в осведомители: «Если вы теперь не враг советской власти, вы должны помогать нам в деле борьбы с контрреволюцией внутри самой России и за границей; работать вы должны активно, так как вам надо загладить свою вину перед советской властью. Если вы не будете работать активно, – значит, вы неисправимый враг, а с врагами у нас счеты короткие». После этого возвращенцу оставалось или «экспрессом отправиться в штаб Духонина», или активно работать
