показания о страшной ночи, неоднократно уверяя его, что со мной ничего не случилось, и что милицию я не вызывала. Я терпеливо выслушала слова утешения. В конце концов, пан Паляновский решил, что держать окно открытым надо весь день, до позднего вечера, а закрывать его только на ночь, перед отходом ко сну, не обращая внимания на возможные протесты мужа. Я согласилась, после чего немедленно позвонила капитану.

– Пакет для шефа хотят свистнуть из мастерской в неопределенное время суток, – уведомила я его. – Любовник приказал отнести его туда и оставить открытым окно. Что скажете?

– Ничего. Отнесите.

– С минуты на минуту придет посыльный. Что делать? Прогнать его с криком?

– Вы должны быть слепой, глухой, немой и недоразвитой, – энергично посоветовал капитан. – Ваш муж тоже. В случае чего, звоните, но так, чтобы никто не видел. Лучше поставьте телефон пониже, а то через окно видно, как вы разговариваете.

Я слегка испугалась, поставила телефон на пол и выдала мужу соответствующие инструкции. Развитие ситуации проходило в бешеном темпе, было похоже, что с минуты на минуту что-то начнет происходить. Это меня страшно интересовало и несомненно я бы пренебрегла своими обязанностями, если бы не дополнительные плюсы прогулки. Я все больше утверждалась в мысли, что удивительное создание моего воображения каким-то образом связано со всем этим, и из-за него я кое-что испытаю. Скорее всего, жуткую неприятность, что же еще…

Создание воображения прогуливалось по скверику.

– Я вас очень прошу, прогнать меня отсюда не позже, чем через час, – сказала я вместо приветствия. – Не знаю, хватит ли мне силы воли, но я обязательно должна вернуться не слишком поздно.

– Не многого ли вы от меня хотите? Вы должны сделать что-то неприятное, а я должен вас на это уговаривать?

– Наоборот, мне надо сделать нечто дьявольски интересное, что входит в мои текущие обязанности. Собственно говоря, мне вообще не следовало сегодня приходить.

– Так зачем вы пришли?

– Из-за вас. Я все жду от вас чего-нибудь необычного, чего не могу себе представить и меня толкает интерес.

– Боюсь, что я обману ваши ожидания, в моих планах нет ничего необычного. Кроме того, вы говорите таким тоном, как будто текущие обязанности чем-то отличаются от повседневных. Отсюда следует, что это какое-то исключительное занятие, которое скоро закончится?

Я осуждающе и с отвращением глянула на него. В конце концов, оглушена я или нет, я еще отдавала себе отчет о том, что говорю. Столького я не говорила! Он это придумал сам, и просто невозможно, чтобы он так попал абсолютно случайно!..

– На первый взгляд вы вызываете доверие, – с унылым ожесточением сказала я. – А на слух вы вызываете во мне беспокойство. Если окажется, что вы меня обманываете, покушаетесь на мою жизнь и здоровье, действуете мне во вред…

– Почему мне необходимо покушаться на вашу жизнь или действовать вам во вред? – спокойно спросил он через минуту, не сумев дождаться от меня продолжения. – Есть что-нибудь, что позволяет выдвигать такие предположения?

– Конечно, есть! Время от времени вы делаете такие замечания, будто знаете обо мне абсолютно все, а кроме того…

– Вы о чем-то начали говорить, извините, что я вас прервал.

На мгновение я потеряла нить.

– А кроме того, – продолжала я, с усилием вспомнив, что хотела выяснить, – ваши прогулки здесь подозрительны. Это не самое прекрасное место в мире. На кой же черт вы тратите здесь свое бесценное время? Мне кажется, что вы за мной следите, хотите вырвать из меня тайну, я даже не знаю, что еще…

Он немного подождал, но больше никакие предположения не приходили мне в голову.

– Я бы мог, например, следить за вашей безопасностью, – вежливо и будто приглашающе подсказал он.

– Не вижу повода. Во-первых, мне ничто не грозит…

– Если вы опасаетесь фальши и обмана с моей стороны, вам, видимо, что-то грозит.

– Я могу страдать манией преследования. А кроме того…

До моего одуревшего сознания только теперь стало доходить, что он сказал.

– Что? – удивленно переспросила я. – Вы все обо мне знаете и следите за моей безопасностью? Что это значит?

– Я сделал предположение. Подсказал вам одну из причин, по которым мог бы здесь находиться в вашем обществе. Разговор с вами доставляет мне удовольствие, я надеюсь, взаимное. Ничего подозрительного в этом не вижу.

– По-моему, подозрительно все. Вы говорите со мной загадками. Мое необычное занятие действительно заканчивается через два дня, но вы ведете себя так, будто знаете, в чем оно состоит!

– Возможно и знаю.

– В таком случае, вы либо союзник, либо враг. Если вы союзник, то должны говорить ясно, не переворачивая все с ног на голову…

– Я могу быть и нейтрален…

– Не знаю, как. Тем более, обманывать меня неприлично. В конце концов, знаете вы все или нет?

– Допустим, знаю…

Я открыла рот, силой удержала рвущиеся оттуда слова и внимательно посмотрела на него. Выглядел он так, будто забавлялся на славу. Невозможно, чтобы таким уж большим развлечением был вид моего тела с открученной головой!

Я молчала довольно долго, с некоторым трудом собирая разрозненные мысли.

– И за все время вам не стало интересно, как меня зовут? – неожиданно для себя обиделась я.

– Вы же говорили, что не любите врать. Я терпеливо подожду этой информации еще каких-то три дня…

Это уже действительно звучало однозначно! Всеми силами я пыталась подумать логично. В голове пронеслось миллиона три разных гипотез, из которых я отобрала несколько средне осмысленных. Если бы он принадлежал к кругу преступников, полковник бы знал о нем и предупредил меня. Если бы он работал с милицией, мой визит к ним не стал бы сенсацией, он догадался, что я не Басенька намного раньше. И то и другое отпадает, и что? Кто он, кроме того, что является плодом моего воображения? Может, его действительно нет?..

На этом архиумном выводе я остановилась. Какой-то мальчонка, пробегающий по скверу спросил у нас время, благодаря чему я вспомнила о необходимости возвращаться домой. Окончания аферы Мачеяков я ждала как гриб дождя!

Муж встретил меня очень взволнованно, странной информацией:

– Слушай, тут приходил один, – с беспокойством сообщил он. – Он пришел с чемоданом, а я, кажется, свалял дурака, потому что спросил, не за пакетом ли он, а он удивился и спросил, нет ли у нас собаки. Кажется кто-то донес, что у нас есть такса и мы не платим налог. Слушай, у Мачеяков нету таксы?

На обратном пути из скверика я пыталась настроиться и подготовиться ко всему, но, ради бога, не к таксе же!..

– Даже если и есть, я об этом не знаю. Не удивляй меня так. Подожди. С каким чемоданом?

– Очень большим, весь шеф бы поместился. Поэтому я и подумал, что за пакетом. Сейчас, это еще не все. Я выглянул за ним в окно, сразу, как он вышел, и знаешь, что он сделал? Начал сгибаться!

Я совсем ничего не поняла, в основном потому, что в голосе мужа звучал искренний страх.

– Как это сгибаться?

– Под тяжестью чемодана. Здесь он размахивал им так, будто он был пустой и ничего не весил, а после выхода он вдруг стал чертовски тяжелым. В мастерскую он не входил, пакет там лежит, что это должно значить? Он ничего туда не клал!