– Басенькин ухажер. Пообещал всыпать тебе за пакетик. Он намекнул мне, что ты должен был доставить его без моего участия.

– Что он, чокнулся? – забеспокоился муж. – Лучше бы ему от меня отцепиться. И вообще, когда все это кончится, я не я буду, если не дам Мачеяку по морде! Твоему любовнику тоже можно, что он еще хотел?

– Подожди, надо сообщить властям. Можешь послушать, все и узнаешь.

– Капитан сильно обрадовался, два раза просил повторить разговор с почитателем, согласился с моим предположением, что кто-то явится за пакетом и приказал отдать его без препираний. Взволнованным голосом он еще раз предостерег, что преступники могут сделать с нами все, что угодно, и нам придется рассчитывать на скорое развитие событий. Я уже и сама не знала, чего было больше, заинтересовал он меня или напугал.

– Интересно, а сколько всего, – задумчиво произнес мой муж, – нам известны три штуки…

– Чего сколько?

– Преступников. Это какое-то камерное выступление или целое предприятие? Мы лично знаем троих, но еще есть шеф. Неизвестно количество участников. И еще художник, который так замечательно замаскировал драгоценности…

– По моему опыту, их должно быть довольно много. Зачем тебе это? Ловить-то их не тебе.

– Но, в случае чего, они будут за мной охотиться. Непонятно кого бояться, одного поймают, а другой заедет мне по кумполу на темной улице. Почему ты уверенна, что их должно быть много?

– Потому что если они нашли и переправляют то, что припрятал барон фон Жоперштангель…

– Барон фон что?!.

– Жоперштангель. Ох, не все ли равно, как его звали. Тот подлец, который собирал антиквариат по оккупированным странам, я же тебе говорила!

– А!.. Так что?

– Для этого понадобится неплохая цепочка. Кто-то это нашел, вряд ли Басенька, кто-то другой, кто-то обмазывает глиной, провозит, контактирует с людьми, не знаю, что еще, у меня нет опыта в этой области. Но мысленно я вижу целый табун.

Муж, интенсивно размышляя, рвал волосы на голове.

– А ты не думаешь, что этот шеф и есть барон фон Жоперштангель? – таинственно произнес он. – По-моему, сходится.

– Ему должно быть как минимум восемьдесят пять лет. Но если и так, то что?

– Во-первых, это настоящий преступник, который нас жалеть не станет, и я боюсь. Во-вторых, может, нам надо самим его поймать, чтобы реабилитироваться? Я до сих пор сомневаюсь, не подозревают ли нас в соучастии.

– Так я и разогналась, ловить настоящего преступника. Я предпочитаю оставить это милиции.

– Не знаю, не требуешь ли ты от милиции слишком многого…

Я с интересом посмотрела на него, потому что говорил он таким голосом, будто им овладело пророческое вдохновение. Меня заинтересовало, что он имеет в виду.

– Всем хочется, чтобы милиция делала все, – с воодушевлением продолжал он. – Что ни случись, все орут: «Милиция-я-я!..», и днем и ночью. А как кричат, если патруль опоздает или бандит сбежит! А как помочь, так некому.

Я удивилась, потому как сама охотно бы помогла милиции.

– Уточни, что тебе надо – предложила я. – Что значит помочь, и как это некому.

– Очень просто. Понимаешь, я как-то глупо себя чувствую, и зря. Как доносчик, а разве я доносчик? Пусть кто-то попробует по собственной инициативе сообщить, что его знакомый… или незнакомый, неважно, крадет, продает, мухлюет или черт знает, что еще делает, сразу говорят как? Донос! Донес, последняя свинья и точка. Я не знаю, надо бы как-то разделить этих свиней, милиция же не дух святой. Откуда они узнают, если им никто не говорит? Ну как, я понятно говорю?

Я согласилась с тем, что понятно, потому что временами эта проблема мучила и меня, но я еще не успела ее как следует рассмотреть. Муж был в ударе.

– Или вежливость! Сколько болтают, что милиция невежливая, что ведет себя по-хамски и задается! А милиционер разве не человек? У него и нервы есть, и ошибиться он может!..

Здесь я могла возразить без всяких колебаний.

– Ничего подобного, – твердо прервала я его. – Болтают те, кто сам ведет себя по-хамски, или не в ладах со службой движения. Я сталкивалась с милицией в самых удивительных обстоятельствах и требовала самых причудливых услуг, и ни разу они меня не подвели. Невежливого милиционера я встретила только раз в жизни, правда как раз тогда, когда мне просто необходима была любезность, но так уж получилось. Моя мамуся выдрала меня тоже только однажды и как раз тогда, когда я была полностью невиновна. Собачьим поводком.

– Что? – невольно заинтересовался муж. – Собачьим поводком?

– Собачьим поводком. Провинился мой отец, из-за невнимательности, но выпороли меня. Все нормально.

– А почему собачьим поводком?

– Потому что был под рукой.

– Какой?

– Что какой?

– Собаки.

– Пастушьей овчарки. О боже, оставь пса в покое, мы же говорили о свиньях!

– Некоторое время муж выглядел так, будто пытался представить себе поводок для свиньи.

– А!.. Вот именно, надо разделять. Когда это донос, а когда обычная помощь порядочного человека. Я против доносов, но за помощь. И что теперь?

Проблема оказалась серьезной. Мы занялись классификацией скота так тщательно, что вопросы, касающиеся нас непосредственно, вылетели из головы. Пан Паляновский объявился только на следующий день, вновь застав меня врасплох телефонным звонком, потому что в запале дискуссии я забыла о необходимости договориться с мужем о совпадении показаний.

– Любимая моя, этот пакет тебе наверное мешает? – заботливо поинтересовался нежный обожатель.

Я согласилась, сомневаясь, правильно ли делаю.

– Зачем же ты позволяешь держать его в квартире? Вынеси его в мастерскую, тем более, если твой муж тебе его подсовывает. Кстати, а та аппретура все так же ужасно воняет?

Я не поняла, о чем он.

– Какая аппретура?..

– Та, о которой ты говорила, – с необычным нажимом сказал пан Паляновский. – Воняет и ест глаза. Все еще да?

Я не имела понятия, о чем идет речь. Ничто нигде не воняло и не ело.

– Не знаю, – на всякий случай поосторожничала я. – Последнее время я как-то ничего не чувствую.

– Привыкла, дорогуша, это нехорошо. Не чувствуешь, но это может тебе повредить. Прошу тебя, сделай это для меня, не сиди там, при открытом окне. Не забывай проветривать! Лучше просто оставь окно открытым.

Наконец до меня дошел смысл этой заботы. Я могла пораспахивать настежь все окна и двери, но не желала отвечать за последствия.

– Хорошо, но мне страшно. Тут уже был один злодей или вор…

– Что, что?!.

– Злодей. Вор. Не важно, какой-то тип. Забрался ночью.

– Как это, и ты ничего не сказала?!

– Не было случая. Теперь сказала…

Пан Паляновский разволновался до сумасшествия. Отсюда я сделала вывод, что вор действовал по собственной инициативе, без договора с преступной организацией. Пришлось дать исчерпывающие