панны Ходачкувны? Вот интересно, если она прекрасно слышит вздохи котов на крыше и мчится на всякий подозрительный шум, как я смогу пригласить к себе Гастона так, чтобы никто об этом не узнал?
Под вечер следующего дня мы с Романом обменивались мнениями.
— Я бы не сомневался — это дело рук Гийома, — озабоченно докладывал Роман, — если бы не то обстоятельство, что накануне вечером он отправился в гости к графу Скупскому, в его резиденцию под Варшавой, да вы знаете, пани графиня, их мокотовский дворец, и остался там на ночь.
— А это точно, что остался там ночевать?
— Так я же, почитай, лично расследование произвёл и всех, кого мог, порасспрашивал. Правда, на покой господа Скупские и их гости отправились сразу после раннего ужина, а утром Арман Гийом был как штык на их позднем завтраке, да это не сбило бы меня со следа, кабы не его конь. Несколько человек подтвердили — всю ночь простоял в стойле, разве что негодяй другого какого нашёл. Мог и нанять, и украсть.
— И никто там поблизости не видел какого уезженного коня? — допытывалась я, тоже уже поднаторевшая в полицейских расследованиях.
— Этого со всей очевидностью установить не удалось, — признался Роман. — Да и вообще может пройти время, пока выяснится. Если же Гийом кому за лошадь заплатил, так тот не пикнет. А насчёт пожара я нисколько не сомневаюсь — поджог, и пани спаслась лишь потому, что из спальни ушла…
Даже Роман не осмелился мне задать вопрос, где меня черти носят, но ему-то я могла сказать правду. Откровенно призналась: голод меня погнал в кухню, развлечение себе устроила. Роман вздохнул с облегчением.
— Как хорошо, что пани графиня мне это сказала! Ведь у нас там переполох. Обнаружили — ночью в кухне кто-то был, буфеты и чулан открывал, свечи зажигал, кошек кормил и грязную посуду за собой оставил. А хуже всего, что заподозрили панну Цецилию. Я же, зная нахальство Гийома, подумал, что это поджигатель такой наглый, ещё и есть в этом доме не постеснялся.
Вы разрешите мне деликатно рассеять подозрения прислуги, нехорошо, чтобы подозревали бедную старушку.
Естественно, я согласилась. В конце концов, имею право в собственном доме делать что заблагорассудится, пусть думают о барыне — с причудами. А насчёт пожара мнения наши с Романом полностью совпадали. Об этом свидетельствовали и запертые изнутри окна, и выпавшая из подсвечника на пол свеча. Ничего не скажу, могла и выпасть, но не зажжённая, уж я-то хорошо помнила — свет, уходя, потушила, ещё в тёмном коридоре постояла немного. А если бы это я захотела кого-то дымом задушить, поступила бы так: сначала выждала бы, пока весь дом не заснёт…
Я рассуждала вслух, Роман внимательно слушал, кивая.
…дом и заснул, у меня одной долго горел свет, пожалуй, до полуночи. А когда потух, я бы подумала — ну, наконец и она легла спать. Подождав немного, я бы прокралась в спальню, чтобы поджечь кровать со спящей. Окно распахнутое заперла бы, а принесённые с собою какие-то легко вспыхивающие материалы разбросала у постели и подожгла, для виду сбросив на пол свечу.
Роман дополнил мой рассказ:
— Проникнул мерзавец изнутри, снаружи в окно спальни легко не залезешь, под окном никакого дерева нет. И стена гладкая, ни карнизов, ни балкона.
Кивнув, я продолжала душить жертву. Хорошо было бы, убегая, запереть дверь спальни, но запирается она изнутри, а вылезти в окно — сложно. Преступник предпочёл оставить запертым окно, сам вышел в дверь и сбежал. Рассчитывал, видимо, ещё и на то, что спасатели одновременно распахнут дверь и окно, тогда сквозняком раздуло бы сильный огонь, и от меня осталось бы одно воспоминание. Замечательно!
Преступление у меня получилось, но оставалась неясность: каким образом убийца проник в дом? Скорее всего, поднимался снизу, раз панна Цецилия слышала его шаги на лестнице, но ведь в нижнем этаже у нас на ночь всегда запираются все окна и двери. Подумать же на кого-нибудь из дворни я никак не могла.
И опять мы с Романом задумались. Помолчав, он высказал предположение:
— Вы уж не гневайтесь на меня, милостивая пани, однако же может и так случиться, кто из прислуги окно незапертым оставит специально на тот случай, чтобы незаметно ночью вылезть и к полюбовнице смотаться, а потом опять же незаметно возвратиться. Или служанка какая для своего хахаля.
— Ну уж нет! — сердито возразила я. — У меня нет им необходимости притворяться, в открытую могут с хахалями якшаться.
— Милостивая пани изволила малость перепутать времена, — только и сказал Роман, но меня как обухом хватил.
Ещё бы, спятила я, что ли? Так и в открытую? Да их ксёндз всенародно в костёле анафеме предаст, соседи меня осудят, а девка, уличённая в наличии полюбовника, навсегда лишится шансов выйти замуж. Должно быть, на лице у меня появилась растерянность, и Роман поспешил успокоить:
— Ладно, я и на этот счёт порасспрашиваю.
В этот день, в связи с пожаром, мне удалось избежать непрошеных гостей, ибо я встала позже обычного. И по этой же причине припозднилась на утреннюю верховую прогулку с Гастоном.
По всему было видно, что он меня с раннего утра ожидал у шалаша дровосеков, так что на прогулке я изрядно задержалась.
Хватило ума не бросаться сразу на шею любимому, ведь этот Гастон мог счесть меня распутницей какой и дать от ворот поворот. Пришлось умеренно дозировать чувства, а попросту говоря — прибегнуть к извечному кокетству и женскому обольщению. В этом отношении я получила неплохое домашнее воспитание, вот теперь пригодилось. Пригодился, однако, и опыт в этой области, полученный в далёком будущем. Короче, время летело незаметно.
Завязать непринуждённый разговор очень помог ночной пожар, сразу давая простор соображениям и Гастону дополнительный повод тревожиться о моей судьбе. Теперь ясно стало — этот, старосветский Гастон гораздо больше озабочен моей безопасностью, чем тот, из Трувиля. На этот счёт у меня чуть было не вырвалось глупое замечание, да удалось вовремя прикусить язык.
Мы провели вместе несколько восхитительных часов, и я разрешила ему приехать ко мне с визитом к вечернему кофе. Домой вернулась, когда случайные гости, потеряв терпение, убрались восвояси, не дождавшись меня. Раздосадованная их наездом, решила сама нанести им визиты, мимоходом напомнив, что у меня приёмные дни лишь вторники и пятницы.
Утренняя прогулка избавила меня и от встречи с Арманом, который заявился к двенадцати, громко оповещая ожидавших меня соседей-шляхтичей, что он — прямиком от господ Скомпских и что ему назначена аудиенция. Ненавязчиво поинтересовался моим здоровьем. Ничего не подозревающая прислуга простодушно отвечала, что здоровье барыни, должно быть, отменное, потому как легко на лошадь вскочила. Надеюсь, о ночных происшествиях гости мои не много узнали, ибо я строго-настрого запретила дворне болтать о пожаре, притворившись, что больше всего боюсь компрометации, ибо нечаянно всплыл факт моего ночного обжорства.
От пана Юркевича приехал посланец. Вот, пожалуйста, Роман все правильно угадал. Посланец не привёз не только завещания, но даже и его чернового проекта, лишь информировал о новых осложнениях нотариального оформления.
Желая гарантировать сохранность имущества Зоей Яблонской и уберечь её от распутника Янушека, пан Юркевич перебрал все кандидатуры порядочных людей, годных в опекуны, и ни одной не признал достойной. Вспомнил о моем упоминании о церкви и решил дождаться возвращения из Рима знакомого епископа, по словам поверенного — человека достойного. Церковь церковью, считает пан Юркевич, но должно быть и указано какое-то конкретное лицо, а этот епископ вроде подходит. Хотя мой нотариус и в нем сомневается и подумывает, не отписать ли мне наследство французским церковникам. Ох, боюсь, пан Юркевич с его дотошностью оставит моё состояние самому Папе римскому!
Очень рассердили меня все эти препятствия, разве можно медлить, когда вот и минувшей ночью меня могли запросто лишить жизни? И я в гневе села за стол, чтобы собственноручно обо всем этом информировать поверенного и настоятельно требовать скорейшего оформления документа. Даже взяла и сама написала завещание, в котором оставляла Зосе Яблонской сто тысяч, прислуге на всех пятьдесят тысяч, а все остальное, сколько бы там ни оказалось, по подсчётам месье Дэсплена и пана Юркевича — на костёл отписала, исполнителем же назначала Кароля Борковского, мужа Эвелины. Как-то внезапно он
