проваливаюсь куда-то. Обладая всегда крепким физическим здоровьем и немалым присутствием духа, я не шлёпнулась в обморок, лишь вскрикнула от испуга не своим голосом и изо всей силы вцепилась в Романа.

— Что с пани? — удивился тот.

Он ещё спрашивает! Эта дьявольская клетка тащит меня вниз со страшной силой, неизвестно, что ещё меня ждёт, а он… Я стояла, боясь пошевелиться, в ожидании полной катастрофы, и лишь молила своего ангела-хранителя уберечь мою грешную душу. Вдруг проклятая клетка прекратила своё ужасное падение, дверцы опять раздвинулись — а я и не заметила, когда они задвинулись, и я, отпустив Романа, выскочила наружу.

По всей вероятности, мы оказались в нижнем, приёмном помещении «отеля». Само помещение тесное, но за его огромными, под потолок, окнами виднелась улица, где ярко светило солнце и двигались люди. О, сколь прекрасен мир Господень!

Любопытство взяло своё, и я снова обернулась к узенькой двери хитроумного устройства, в мгновение ока доставившего меня вниз с третьего этажа. Так вот каков он, лифт! И вспомнилось мне, что доводилось и ранее сталкиваться с чем-то подобным. В раннем детстве, года четыре мне было, ведь барона Танского поднимало прямо в кресле наверх в гостиную его дома, поскольку по причине ужасающей толщины пан барон не мог уже подниматься по лестнице. Правда, там холопы крутили какие-то рукоятки, сбоку торчавшие, а здесь я ничего такого не заметила. Вот интересно, а вверх такой лифт меня сможет поднять? Очень хочется. Нет, одна — ни за что, только вместе с Романом, и хотя сплетники непременно начнут говорить о моем панибратстве с прислугой, не стану обращать внимания.

Роман же тем временем весьма настойчиво предлагал мне выйти из холла гостиницы на улицу, придерживая стеклянную дверь. Пришлось выйти.

И тут лифт вылетел у меня из головы. Я все-таки втихую надеялась увидеть свою пропавшую карету с лошадьми, а увидела вместо этого множество самодвижущихся экипажей, мчавшихся в обе стороны улицы, причём некоторые из этих экипажей вдвое, втрое превосходили карету и на дома были похожие. И все мчались не только с бешеной быстротой, но и с шумом превеликим. Особо оглушительный шум производила одна громадная молотилка ярко-красного цвета, менее других торопившаяся, зато уж шумела за десятерых. И ни одной лошади!!!

Люди были. Я увидела девушку… Ну, наверное, это была девушка, ибо волосы распустила по плечам и формы вроде бы женские. И совсем нагая! Никакой юбки, ноги до самого верха голые, потом коротенькие панталончики, потом опять кусок голого тела, а верхняя часть туловища небрежно обмотана чёрной тряпкой. Я не знала от стыда, куда глаза девать, а другие люди на улице просто не смотрели на неё!

Уж не знаю, сколько бы я так простояла в остолбенении, если бы не услышала голос Романа. Подавая мне руку, он что-то такое вроде бы открыл передо мною, а тон его голоса очень напомнил те далёкие времена, когда он меня, ещё девочку, обучал правилам верховой езды и требовал неукоснительного выполнения всех его команд, поскольку от этого зависела не только целостность моих конечностей, но и сама жизнь.

Вот и сейчас тоном, не допускающим возражений, Роман потребовал:

— Милостивая пани изволит немедленно занять место!

Только теперь я увидела, что он держит открытой дверцу плоского и низкого экипажа с моими сундуками на крыше и требует, чтобы я залезла внутрь этого ящика! Интересно как?! Головой вперёд или ногами, совершенно непристойно изогнувшись?

К счастью, в этот момент судьба ниспослала мне спасение в лице такого же экипажа, остановившегося передо мной. И какая-то особа, наверняка мужеска пола, ибо была в брюках, хотя и толщины неимоверной, сама распахнула дверцу экипажа и без проблем внутрь проникла, причём сделала это так: сразу одну ногу и половину своего седалища в плоский ящик впихнув, а затем подтянув и остальное. Оглушённая и поторапливаемая Романом, я попыталась поступить так же, да, к несчастью, насмерть позабыла о шляпе на голове. И одну ногу уже благополучно перенесла с улицы внутрь экипажа, и поворот туловищем произвела, чтобы ввинтить туда же остальное, да головы не пригнула, и меня что-то с такой силой дёрнуло за косу, что я чуть всех волосьев не лишилась. Хорошо, Роман, как в былые времена, проявил быстрый рефлекс: голову мою вместе со шляпой из каких-то клещей вызволил и, крепко рукою прижав, с силой почти отбросил её внутрь экипажа с остальными моими членами. Ухватившись обеими руками за очумелую голову и закрыв от страха глаза, я как привалилась в углу на мягком сиденье, так и осталась там неподвижной — жалкая тряпичная кукла, временно отключившаяся от всего внешнего мира.

Уж не знаю, сколько времени я провалялась безучастной ко всему. Первым прореагировало тело на лёгкие толчки и встряхивания, из чего я заключила, что карета…тьфу! что эта штука двинулась. Нет, никуда не скроешься от странного мира. И раз уж я решила мужественно вынести выпавшие на мою долю испытания, то надо для начала открыть глаза. Решилась, открыла, будучи готова к самому ужасному, увидела же нечто весьма приятное и знакомое — Романа. Правда, не всего, а лишь отдельные его фрагменты, главным образом, уши, и то со спины, все остальное от меня было чем-то заслонено.

Долго с нежностью любовалась я на такие знакомые, свойские уши и незаметно для себя перевела взгляд с них туда, куда смотрел и кучер — на дорогу перед собой. Однако должна признаться, что хоть этой самодвижущейся штуке и далеко до моей кареты, вид из неё был намного шире, чем из кареты. Там я могла смотреть лишь по сторонам, в боковые окошечки, тут же передо мною было огромное переднее окно, в которое я беспрепятственно могла любоваться расстилающейся впереди дорогой, если бы это не было столь страшно. Ведь Роман мчал меня в ряду всех этих безумных экипажей. Я уже поняла, хоть и не знаю каким образом, что эти экипажи — машины, созданные человеком для своего удобства, а не порождение нечистой силы и не бред моего больного воображения. И ещё я поняла, что Роман отлично умеет управлять чёртовой машиной, не хуже, чем раньше моей каретой. Вон как лавирует среди всех этих монстров, норовящих загнать нас в угол.

И ещё я вскоре поняла — оказывается, мы пока ехали не в полную силу. Но вот выбрались на широкую улицу, по которой машины мчались лишь в одну сторону, и что тут началось! Видимо, Роман сразу прибавил скорость, меня вдавило в сиденье, я уцепилась обеими руками во что-то, напоминавшее спинку другого сиденья, и мы понеслись!

Быструю езду я любила всегда. Меня не пугали норовистые кони, сколько раз совсем девчонкой скакала я на полуобъезженных жеребцах, смело брала препятствия, сама хорошо управляла экипажем, но здесь… О такой скорости мне даже слышать не приходилось. Соседние машины-коробки со свистом обгоняли нас, случалось, что потом мы их перегоняли, и я понять не могла, как мы не сталкиваемся. Ведь, не дай бог, на такой скорости выбоина поглубже или бугор какой… Кстати, дорога была не мощёной, но и не грунтовой, наверняка твёрдой. Хорошо, что всем надо ехать в одну и ту же сторону, а ну как сюда сунется сдуру кучер, которому приспичило ехать аккурат обратно?

— Так я и думал, милостивая пани, — услышала я вдруг довольный голос Романа, — бульвар Периферик в эту пору совсем пустой, ни одной пробки, минут двадцать — и будем на месте.

Ничего не поняла я из слов кучера, вот разве что «на месте будем». С грустью подумала я — как бы и мне хотелось оказаться на месте, и душевно, и физически, ведь пока я так и не знаю, где же я нахожусь. Если все это мне не снится в страшном сне.

Я решила больше глаз не закрывать, как бы страшно мне ни было. Париж я знала прекрасно, неоднократно здесь бывала, главным образом в детстве и ранней юности, только вот последние восемь лет, выйдя замуж, провела безвыездно в своей деревне, ибо супруг мой путешествовать не любил. Так что прошло много времени после моего последнего пребывания в Париже, и здесь произошли просто грандиозные изменения. Что ж, значит, надо их увидеть, и нечего так пугаться. Сидя в своей провинции, я совсем отстала от жизни большого мира, самое время навёрстывать. Интересно, как выглядят теперь Большие Бульвары? До меня доходили слухи о каких-то грандиозных работах там.

Роман немного снизил скорость, тоже ничего особенного. Если бы ехали мы в карете, вот так приостановил бы, сдержал бы лошадей и постепенно перевёл их на правую сторону дороги, как он это сделал сейчас. И тут я увидела Сену. От сердца отлегло, такой родной и близкой показалась мне парижская река. И я догадалась, по какой дороге Роман собирается добраться до «Ритца».

Теперь я уже знала здесь каждую улицу, каждый дом. Впрочем, мне дела не было до домов, меня интересовали люди, вернее мода. Наверняка в роскошном «Ритце» я ознакомлюсь с самыми последними