найти из них выход. А я ведь только что чуть было не потеряла голову. Улыбнувшись гостю, я поздоровалась с ним так, словно ничего и не случилось, и представила друг другу мужчин, совершенно позабыв о том, что фамилии Армана я так и не знала. Арман вывел меня из затруднения, назвав свою — де Реталь. Оказывается, он Арман де Реталь. Наверное, назвать фамилию его побудил тот факт, что Гастон, представляясь, назвал свою.
Я осмотрелась — Флорентины в комнате не было. Позвонив ей, я попросила принести нам какие-нибудь напитки.
И на короткое время испытала странное ощущение, словно оказалась в своём времени и в своём доме. После смерти мужа мне уже приходилось принимать в своём доме двух мужчин, двух претендентов на мою руку и состояние, глядящих друг на дружку волком. А поскольку ни один из них не был мне близок душевно, я прекрасно справлялась с ними. Правда, в этом мне очень помогала прислуга. Тогда её в доме было намного больше. Лакей обслуживал гостей, экономка продумывала меню, да и ещё не случалось так, чтобы кто-нибудь застал меня в чьих-то объятиях.
За двадцать пять лет своей предыдущей жизни я привыкла относиться к мужскому полу с холодной учтивостью, так нас, девиц, воспитывали. И эти, казалось бы, забытые навыки вдруг неизвестно откуда вернулись. К обоим своим ухажёрам я старалась относиться одинаково, ничем не показывая истинного отношения ни к одному из них, хотя сердце моё разрывалось от любви и со страшной силой тянуло лишь к одному из них.
Завязался довольно оживлённый разговор, во всяком случае я очень старалась. Разговор ни о чем, поистине светский. Правда, один раз Гастон с сочувствием и довольно туманно намекнул, что некие неприятные вести из Парижа от месье Дэсплена могут испортить мне отдых на море, и поинтересовался, не звонил ли ещё мой поверенный. Я ответила отрицательно и выразила удивление — как мог звонить месье Дэсплен из Парижа, ведь он, насколько мне известно, собирался на целый месяц уйти в летний отпуск и запереть свою контору. И тут выяснилось, что отъезд в отпуск ему пришлось отложить из-за очень важных событий, касающихся непосредственно меня. Откуда Гастон мог узнать об этом? Словно догадавшись о моих сомнениях, Гастон де Монпесак пояснил — он на скачках встретился с Полем Реноденом, и тот ему вкратце об этом и рассказал. Оказывается, ипподром в Монтийи, недалеко от доставшегося мне в наследство прадедова дома, вовсю развернул свою программу летних скачек и бегов.
И тут мы сразу заговорили о лошадях, благодаря чему я получила возможность наконец-то сказать что- то умное. Кстати вспомнилось, что в Довилле, который находится совсем недалеко от Трувиля, тоже устраивают бега, и мне бы очень хотелось на них побывать. Знаете ли, я так увлекаюсь лошадьми. Я не только совладелица акционерной компании, но и сама люблю ездить. И если бы господа были так любезны…
Господа, разумеется, были любезны, особенно Арман. Тот вообще повёл себя вызывающе. И впервые показал, на что способен и с кем я имею дело. Совершенно наглым образом он демонстрировал перед этим, едва знакомым мне молодым человеком, нашу якобы тесную близость, давая понять, что если я с кем и поеду на ипподром — то только с ним. Все ещё держась в рамках светской дамы, я попыталась укротить его взглядом, да куда там!
Во мне зародилось и укреплялось предположение, что он вообще не собирается покидать моего дома, напротив, пережидает второго гостя, намерен здесь остаться, как хозяин дома и вообще чуть ли не мой муж и повелитель. Тактичный Гастон уже намеревался поддаться этому давлению и удалиться, предполагая, что я желаю того же, чего и Арман. Вот-вот начнёт прощаться, я по глазам видела!
По мне аж мурашки побежали, когда я представила, в каком окажусь положении. И вообще, не любила я, когда на меня давили, не считаясь с моим собственным желанием! И мне ужас как не хотелось, чтобы меня выставили перед Гастоном любовницей Армана. Да и вообще, пусть я живу в развращённом веке, в собственном доме я не намерена поддаться овладевшему миром разврату и вседозволенности, невзирая ни на что я остаюсь уважающей себя женщиной, а не секс-самкой! Пусть те, кому это нравится, живут в безбрачной связи, меняя мужчин как перчатки, которые, кстати, в этом веке, похоже, совсем отменили. Итак, пусть кому нравится меняет своих партнёров хоть каждый день. Их дело.
Но я не такая!
И так меня разозлила создавшаяся неловкая ситуация, что я даже не дрогнула, принимая решение. Извинилась перед гостями, заявив, что должна выдать распоряжения Флорентине.
Вот ещё влияние светского воспитания. Я уже давно заметила, что теперешние женщины безо всяких церемоний удаляются в туалет, когда в том возникает потребность. И даже сообщают об этом вслух. В моё время женщина скорей бы лопнула, если больше терпеть невозможно, но ни за что не произнесла бы это неприличное слово. Вот и сейчас я бы запросто могла удалиться в туалет, хотя бы макияж поправить, носик напудрить, но сказалось воспитание, заложенное на генном уровне. И я в качестве предлога упомянула Флорентину. Впрочем, насчёт Флорентины я не соврала. Я велела ей позвать Романа.
Роман, словно ждал, вырос передо мной через секунду.
— Мы немедленно едем в какой-нибудь ресторан, — быстро сказала я. — Все равно в какой, может, в какое-нибудь казино. И там пусть Роман ждёт меня у самого входа, потому что я хочу оттуда выйти одна и побыстрее, как только смогу.
Отпустив Романа, я вернулась к гостям. Увидев меня, Гастон сразу встал, а я и не сомневалась, что он сейчас начнёт прощаться. Ну, словно я его мысли читала! Не дав ему рта раскрыть, я позволила себе немного покапризничать. А именно — заявила, что мне захотелось провести вечерок в каком-нибудь приятном месте, где можно вкусно поесть и повеселиться.
Арман от неожиданности даже потерял обычную самоуверенность и на время не нашёлся что сказать. Зато Гастон так и расцвёл.
— Какое замечательное пожелание! — с искренней радостью воскликнул он. — Мне не хотелось признаваться, но я очень голоден и все посматриваю на часы, успею ли к закрытию бара в своём отеле. А пригласить мадам графиню в какой-нибудь хороший ресторан не решался…
— Рада такому чудесному стечению обстоятельств! — звонко рассмеялась я. — У меня тоже с каждой минутой растёт аппетит, я чувствую, что ещё не наелась вволю устриц, ведь много лет их не ела! Так что прошу вас, Гастон, выбрать такое место, где подают устрицы и долго играет музыка.
— Да везде! — угрюмо пробурчал Арман. Насчёт устриц я малость приврала. Вообще-то я их люблю, но в данный момент из-за всех этих эмоций я совершенно лишилась аппетита. Впрочем, что за беда! Скажу — расхотелось. В конце концов, женщина на то она и женщина, чтобы менять свои прихоти, когда захочется.
Стали перебирать злачные места Трувиля. Я стояла за казино, ведь там мне будет легче ускользнуть от моих кавалеров, когда придёт пора. Я не настаивала, чтобы ехать на моей машине, это могло возбудить подозрения в Армане, а машина Гастона и так стояла у входа дома. Уже садясь в его машину, я взглянула назад и убедилась, что Роман разворачивается, собираясь незаметно ехать за нами следом.
Сразу же войдя в казино, я наткнулась на Эву с Шарлем. Меня сей факт несказанно обрадовал, а вот Эву — чрезвычайно удивил, причём так, что она потребовала немедленных объяснений, для чего, разумеется, затащила меня в спасительный туалет.
— Не желаю я Армана — и все тут! — не стала ожидать я вопросов Эвы.
— А что? — не успокаивалась подружка. — Он оказался… не того?
— Не знаю. Я не проверяла.
Эва была просто поражена. Господи, как же у них все легко совершается!
— Так ты с ним…
— Вот именно. Ничего у меня с ним не было.
— Но почему? А мне казалось…
Правда сама вырвалась из моих уст.
— Да мне и самой казалось. Я просто не успела, ещё бы немного, и я бы…
Язык я прикусила не из скромности, приличествующей вдове, а просто потому, что не сразу подобрала словечко, подходящее к данному случаю. В мои времена… эх, где эти времена? В мои времена говорили «отдаться мужчине». Теперь же я отлично понимала — смысл этого выражения совсем не отвечает его истинному содержанию. А как же тогда надо говорить? Не «отдаваться мужчине», а «подкладываться под него„? «Брать мужчину нахрапом“? Или ещё как? Оказывается, многое в этом времени остаётся для меня