Всякий раз угощал он медведя чем-нибудь вкусненьким. Вот и теперь Пафнутий облизнулся при одном воспоминании о вкусных коврижках, которые пекла жена лесничего. Так они ему понравились, что медведь чуть ли не каждый день приходил к домику лесничего и садился неподалеку на травке. Увидев его в окошко, лесничий выходил к гостю, присаживался на пенек и они, сидя друг против друга, мирно беседовали. Все звери с нетерпением ждали, когда обе ноги лесничего станут одинаковыми и он опять примется совершать обходы по лесу. Лесничему и самому надоело сидеть дома, но врачи сказали: гипс с ноги снимут только через две недели.
– Две недели, – задумчиво повторил Чак. – Ну, две недели вы как-нибудь выдержите. Не стоит бобрам приступать к работам. В крайнем случае, пугайте людей хотя бы через день, тоже неплохо.
– А я бы советовала им заняться речкой, – высказала свое мнение Карина. – И лесничему будет меньше дела.
– Возможно, ты и права, – признал Пафнутий. – Но уже теперь вода в речке стала гораздо чище, мы все вам очень благодарны за полезные советы, а кабаны просили передать, что вы просто замечательные. Ведь это вы придумали пугать людей.
И распростившись с собаками, Пафнутий поспешил к Марианне. Приближалась пора обеда.
В принципе, ирригационные работы бобры любили. И поэтому, когда к ним приплыла Марианна с просьбой приступить к этим работам, бобры, оставив в поселке лишь шестерых сторожей, все как один двинулись в путь.
Рыть новое русло бобрам помогали все звери, умеющие копать. Каждый выбирал привычное для себя время. Так, волки копали преимущественно по ночам, а кабаны – на рассвете и поздним вечером, днем неотступно дежуря у луга с озером.
Прошла неделя, и люди с изумлением обнаружили вместо озерка на лугу довольно большую неглубокую яму с болотистым дном. Вся вода из озера ушла. Некоторые из людей, самые отчаянные, осмелились углубиться в лес, чтобы посмотреть, что же стало с речкой, еще неделю назад впадавшей в озеро. Оказалось, речка весело бежит, как и раньше бежала, только почему-то изменила трассу и свернула в сторону, не появляясь больше на лугу и не подпитывая озеро.
Люди так ничего и не поняли, сколько ни ломали голову. Понял лесничий, который на следующей неделе приступил к своим обязанностям. Осмотрев речку и прилегающую к ней территорию, он отгадал загадку. Здесь поработали бобры, никакого сомнения.
Подумав, лесничий сжалился над людьми и внес свои коррективы в работу бобров. Он немного подправил бобровую плотину, пустив тонкую струйку речной воды по старому руслу так, чтобы она по- прежнему заполняла озеро на лугу. Малюсенькая струйка через какое-то время заполнила болотину, опять восстановилось чудесное озерцо, у которого было так приятно посидеть и устроить пикник. Одновременно лесничий врыл на берегу озера столб и прибил на нем щит с грозной надписью, строго запрещающей мытье автомашин.
Хорошо зная людей, лесничий не ограничился столбом, а сделал так, чтобы вода из озера не попадала опять в лесную реку, а если какая часть и направится в том направлении, ей придется пройти через многочисленные препятствия, возведенные лесничим. Препятствия в виде фильтров из песка, земли и гравия.
Услышал лесничий и все россказни о взбесившихся зверях и птицах, прогонявших машины с луга. И может быть, лесничий был единственным из всех людей, кто понял, в чем же дело. Наверное, потому, что хорошо знал животных. Лесничий догадался: просто звери и птицы спасали свой дом.
Прошло еще несколько дней. В прекрасный солнечный полдень на берегу лесного озера сидел Пафнутий, рядом на траве растянулась Марианна. Они не торопясь беседовали.
– Мы все сделали правильно, – говорила Марианна. – Если бы ждали сложа лапы возвращения лесничего, еще неизвестно, чем бы все кончилось. Не исключено, мне бы пришлось искать другое жилище. Ах, какие все-таки ужасные создания эти люди!
Пафнутий пока не поддерживал беседы, торопясь проглотить всю наловленную выдрой рыбу. Впрочем, Марианна и не нуждалась в собеседнике. Ей было что сказать.
– Пафнутий, ты был просто великолепен! До сих пор как вспомню твое внезапное появление на лугу…
Но тут Пафнутий проглотил рыбу и смог вставить свое замечание.
– А мне неприятно вспоминать об этом. Не люблю я никого пугать. Я медведь добрый, мне бы хотелось с людьми подружиться. И если бы они не портили наше озерцо, ни за что бы не взялся их пугать.
– И не надейся подружиться с людьми, – вмешался в разговор старый барсук, который, разумеется, был тут как тут. – Меня еще мой дед предупреждал – держись от людей подальше. Говорил: из тысячи людей хорошо, если хоть один способен подружиться со зверем.
– Наверное, так оно и есть, – вздохнул Пафнутий. – Марианна, помнишь, когда я как-то опять вышел, чтобы заставить людей уехать, ну, второй раз, помнишь?
– Еще бы не помнить! – залилась смехом выдра. – Это было потрясающе, они даже машину бросили, улепетывали без оглядки и беспрерывно кричали.
– Но почему? – чуть не плакал Пафнутий. – Ведь в тот раз я не делал страшного выражения, не рычал грозным ревом, наоборот, собрался сказать речь. Так, мол, и так, давайте дружить, я вас не буду пугать, а вы не будете наше озерцо портить. А они…
– Так ведь у тебя привычка откашливаться, прежде чем начать речь, – напомнил барсук. – И ты так откашлялся, что их как ветром сдуло! А грозной мины и не требуется, достаточно одного твоего вида. Нет, Пафнутий, не советую тебе и пытаться подружиться с людьми. Видишь же, они глупее даже коровы на лугу!
– А не станут ли люди мыть машины в нашей речке, уже в лесу? – спросила с дерева куница, большая любительница говорить гадости.
– Нет, не станут, – ответили дятлы с другого дерева. – Речка довольно далеко, к ней и раньше было трудно пробраться даже зверям, я уже не говорю о машинах. А теперь и вовсе не пройти, потому чтобы бобры, сооружая плотины, оставили множество срезанных деревьев, сучьев и прочий не понадобившийся им строительный материал. Не стали убирать, специально оставили, чтобы лес сделался совсем непроходимым.
