…На следующий день после победы все полки Рати построились на равнине вдоль реки Руни. Им предстоял выбор: наносить ли удар в закатном направлении, как настаивал Учитель, либо же свернуть правее и осадить Мохну.
Никогда прежде Бран не был столь красноречив. Он горячо доказывал соратникам реимущества и целесообразность похода на закат и пагубные следствия, неизбежно вытекавшие из предстоящей осады многолюдного гнезда лешелюбов. Учитель напомнил, что ни один из прежде поданных им советов не причинил делу восставших никакого ущерба, напротив, всё было уместно и полезно. Он говорил об этом не из тщеславия, но лишь желая переубедить товарищей.
-Рвы под стенами Мохны превратятся в нашу братскую могилу. –страстно говорил Бран. - как они стали могилой для племён Халет, для вастаков Сыр-Кизяка, для балланагарцев, и прочих чужеземцев, которые неосмотрительно завязли у города.
Конечно, всё будет по вашей воле. Я подчинюсь воле большинства, буду всегда сражаться рядом с вами и, если не будет иного выбора, умру с вами под Мохной. Но выбор-то есть - наступать на закатные страны и побеждать!
Полки после речи Брана взволнованно загудели, и, вероятно, если бы сразу после того началось голосование, замыслы Учителя были бы одобрены подавляющим большинством. Но победы, одержанные восставшими, сделали их излишне самоуверенными.
Совершенно неожиданно сторонником взятия города оказался Видимир Обстоятельный. Выступив сразу после Брана, он начал с того, что в пояс поклонился Учителю и сказал, что делает это от лица всех воинов без исключения в знак безграничной благодарности. Полки шумно одобрили поступок Видимира.
-Однако, -продолжал он, -положение лешелюбов в Руни безнадёжно! Они не смогут сопротивляться страшному удару Рати силою в одиннадцать тысяч отважных мечей. Говорят, что Хорь Головастик невесть где спрятался, ходят слухи что Зуд Крысень бежал прочь в бабьем платье. Нельзя упустить удобного случая овладеть столицей. На Мохну!
-На Мохну! – взревели ратники, потрясая оружием. –Смерть лешелюбам!
Подсчитав голоса, выяснили, что большинство воинов желает взятия столицы. Единогласно поддержали предложение Брана лишь ангмарцы, черти, погонщики боевых мумаков, камнемётчики и зазныбская конница.
Сказать, что Бран был ошеломлён и подавлен – значит ничего не сказать. Он стоял, угрюмый, хмурый и безмолвный. Наконец, подняв перекошенное душевной болью лицо, Учитель горько сказал Видимиру, на которого потрясённо смотрели прочие Ученики:
-Полная Луна! Не ждал... Вот как…
Затем, обращаясь к полкам, замершим в безмолвном ожидании, Бран крикнул:
-Что ж, я, разумеется, подчиняюсь решению Братства! Вы пойдете на Мохну! Но поведёт вас другой, тот, который не будет считать этот поход самоубийством.
-Никогда! -взревел Ровенька Одноглазый, воевода Белгородского полка. -Кроме Брана некому вести Рать! Где сыскать равного ему?
-Учитель! Учитель! –неистово подхватили ратники.
-Как может предводительствовать тот, кто не верит в победу? –возмутился Бран.
Ясень Близнец подал знак, что хочет говорить. Шум стал стихать.
-Я полностью согласен с Учителем! Он как всегда прав. А вы – нет! Но даже если вы тысячу раз неправы, даже если одержимы безумием, Бран не бросит полностью потерявших разум братьев. Он останется полководцем, ведь правда?
-Правда… -горько ответил Бран. – Обещаю сражаться рядом с братьями и умереть с ними. Побед не сулю, на успех надеюсь мало. Но что смогу - обещаю сделать. Выступаем на Мохну.
-Раб сердец… –прошептала Мста.
-Слава Брану! –прогремело над равниной. –Слава Братству!
4.
Не раз рунскую столицу захватывали иноземные враги, не раз она успешно отбивалась от внешнего неприятеля, но лишь однажды к её стенам подходили восставшие рунцы. Это было пятьсот лет назад, когда крестьянские отряды Бывайлы Болотника едва не овладели Мохной. И вот теперь сторонники предусмотрительно бежавшего Зуда Крысеня стояли на краснокирпичных стенах и тревожной тоской смотрели на людские ручьи, стекающиеся к городу. Топот тысяч лошадиных копыт, шаги пехоты, скрип тележных колёс, шум голосов сливались в недобрый гул. Пахнуло «походным духом», к котором различались запахи дыма костров, конского пота, дёгтя. Страшный шум и боевые клики воинов Братства наводили ужас на горожан.
Мохну народ называл «раковой опухолью Руни» и никогда особо не любил за жадность, бездушие и надменность. Ратники Братства недобро косились на обгорелые руины предместий, на чёрные пожарища с ещё не остывшими головешками. Все, что могло стать укрытием от холода и снега, выжгли по личному приказу Зуда Крысеня: «Чтобы мятежникам негде было укрепиться и нечем поживиться!»
Пошёл дождь и штурм «с ходу» не состоялся.
Назавтра с первыми лучами солнца Рать двинулись к стенам Мохны. Всех мохничей, способных носить оружие, вывели на стены и башни.Дети и женщины жгли дрова под котлами со смолой и маслом.
Застучали настенные камнемёты, изготовленные ещё при Чёрной власти. Куски стен разломанных для этой цели кирпичных зданий полетели в идущих на приступ ратников. Иногда многопудовые обломки попадали в ряды наступающих. Те отвечали крутой солёной руганью.
Защитники Мохны увидели, как на далёком расстоянии от стен, вне досягаемости их камнемётов, осаждаюшие укладывают на наклонные помосты толстенные бамбуковые стебли «харадримских драконов». Пустотелые стволы были начинены харадримским же избретением: разрывным порошком из серы, селитры и древесного угля. Огонь добежал по фитилю до заднего торца первого «дракона». Тот с диким грохотом сорвался с помоста, оставив дымный след, описал длинную дугу, ударил в крышу Склизкой Башни. Раздался мощный взрыв, во все стороны полетели битая черепица, балки, клочья тел защитников. Второй «дракон» перелетел через стену и взорвался в воздухе над домами. Так начался знаменитый обстрел Мохны.
Защитники лили смолу и горящее масло на нападавших, дождём сеялись стрелы из луков и самострелов, летели свинцовые шарики.
Бран болезненно мычал и бессильно сжимал кулаки при виде больших потерь. Он видел нестройность, слабую боевую выучку главных сил Рати, призванных по набору. Конечно, лучшие отряды добровольцев Братства воевали умело и слаженно, но их было слишком мало.
Мохна яростно огрызалась, прекрасно понимая, что её ожидает в случае взятия. Больше того, столица очень больно кусала Рать.
Вечерами хоронили убитых. Бран пропадал до полуночи в лекарских палатках, зашивая раны, вправляя суставы, смазывая ожоги. Он был раздражителен, зол и нераговорчив.
Учитель ещё раз предложил не тратить силы на приступы, а взять Мохну измором. Ученики поддержали его, включая Видимира, угрюмо признавшего былую неправоту. Однако сходка полковников единодушно отвергла его предложение, настаивая на новом яростном усилии.
Шли дни. Со стены продолжала литься горячая смола. Сыпались камни. Ломались под сброшенными брёвнами лестницы. Падали в рвы тела осаждающих с вывороченными внутренностями, с перебитым хребтом, с размозженным черепом. Раненые и обожженные по-звериному стонали, корчась в агонии и прося добить.
Тридцать шестого дня желтеня месяца Бран снова потребовал уйти из-под Мохны и продолжить поход на запад. Он убеждал полковников, кричал на них и, наконец, выйдя из себя, заявил, что теперь
